Ознакомительная версия.
Дон-Кихот ест похлебку из миски, которую держит возле самой клетки Санчо Панса. Рыцарь степенно работает ложкой, просовывает ее между прутьями своей тюрьмы.
Санчо. Ваша милость! Как слышал я с детства, зачарованные и не пьют и не едят! О, боюсь, что не зачарованы вы, а обведены вокруг пальца какими-то людьми, которым не нравятся наши подвиги.
Дон-Кихот(спокойно и уверенно, продолжая есть). Нет, Санчо. Я зачарован. Я это знаю потому, что совесть моя спокойна, не грызет меня за то, что сижу я да посиживаю в клетке, когда стольким несчастным нужна моя помощь. Много-много лет этого со мной не бывало. Я зачарован и поэтому и ем с охотой, и сплю спокойно, как ребенок.
Дон-Кихот спит в клетке безмятежно, как ребенок.
Воз не спеша двигается по дороге.
Прохладное осеннее утро.
Священник и цирюльник шагают впереди.
Санчо ведет вслед за клеткой Росинанта и Серого.
Санчо. Клянусь честью, или я тоже зачарован, или приближаемся мы к нашему родному селению.
Ворота знакомой усадьбы.
Послы принцессы входят во двор.
Воз въезжает следом за ними.
Санчо робко останавливается в воротах.
Распахивается дверь.
Экономка и племянница выбегают, плача и смеясь, из дома. Дон-Кихот вскакивает. Становится во весь рост в своей клетке. Бледнеет. Оглядывается в страхе, ничего не понимая, словно зверь в ловушке.
Дон-Кихот. Принцесса…
Экономка. Ах, ваша милость, ваша милость, никаких принцесс тут нет. Наше дело маленькое, стариковское. Пожалуйте домой, пожалуйте в постельку! Спаленка ваша протоплена, белье постелено чистое!
Племянница. Дядя, дядя, что вы глядите так, будто попали в плен? Это я, я — ваша родная племянница! Вы все жалеете чужих — пожалейте и меня, бедную сироту.
Экономка. Пожалуйте, пожалуйте сюда, мастер Николас, сеньор лиценциат, помогите!
Священник, уже без маски и без маскарадного плаща, и цирюльник, без бороды, открывают дверцы клетки, ведут рыцаря в дом под руки.
Когда они скрываются, Санчо шумно вздыхает.
Расседлывает Росинанта. Снимает с него узду. Ударяет слегка. И Росинант не спеша, степенно направляется в конюшню.
Снова вздыхает Санчо.
Садится верхом на Серого.
– Говорил я, надо спросить у них бумаги!
Уезжает восвояси.
А Дон-Кихот стоит посреди кухни, где весело пылает очаг, и близкие окружают его.
Экономка. Сеньор, сеньор! Посмотрите, на что вы стали похожи! Злоключения согнули вашу спину, а вы еще мечтаете выпрямить все на свете. Отдохните, сеньор! Мы вас вылечим! Мы никуда вас больше не отпустим.
Племянница. Дядя, скажите хоть одно словечко! Ведь у меня, бедной, никого больше нет на свете!
Дон-Кихот. Здравствуй, дитя мое. Я еще поговорю, поговорю с тобой! Я только зайду в свою библиотеку, почитаю, соберусь с мыслями.
Дон-Кихот поднимается по лестнице.
Все идут следом за ним.
И рыцарь останавливается пораженный.
Дверь в библиотеку исчезла.
Стена, сплошная стена, без малейшего признака некогда бывшего входа, преграждает путь рыцарю.
Он шарит по ней руками, словно слепой.
Поворачивается к друзьям.
Дон-Кихот. Это Фрестон?
Экономка. Он, ваша честь, кому же еще, он, безобразник. Прилетел, нашумел, надымил и унес всю вашу любимую комнату. И все книжки.
Дон-Кихот. Все…
Пошатнувшись, опускается он на пол.
Священник и цирюльник едва успевают подхватить его на руки.
Спальня Дон-Кихота.
Зимний день. Снег и дождь за окнами.
Рыцарь лежит в постели похудевший и побледневший, в ночном колпаке. Против него в кресле молодой, курносый и большеротый человек с живыми глазами.
Он пристально, по-докторски смотрит на Дон-Кихота.
– Вы узнаете меня?
Дон-Кихот. Как не узнать! Вы — Самсон Карраско, сын Бартоломео Карраско из нашего селения. Вы студент. Учитесь в Саламанке.
Карраско. Заодно поздравьте себя самого, сеньор! Если бы не я, вы хворали бы и по сей день. Я в бытность мою студентом интересовался всеми науками на свете. И приехал нашпигованный последними медицинскими открытиями, словно бараний окорок чесноком.
Дон-Кихот. И вы занялись моим лечением?
Карраско. По просьбе вашей племянницы, сеньор Кехано. Подумать только — эти неучи пускали вам кровь по нечетным числам, тогда как современная наука установила с точностью, что следует это делать только по четным! И вот вы здоровы, густота крови исчезла, а следовательно, и понятия здравы. Вы, конечно, никуда теперь не уедете из дому.
Дон-Кихот. Уеду, едва окрепну.
Карраско. Сеньор!
Дон-Кихот. Промедление нанесет ущерб всему человеческому роду.
Карраско. Сеньор, послушайте человека, имеющего ученую степень! Времена странствующего рыцарства исчезли, прошли, умерли, выдохлись! Пришло новое время, сеньор! Новое! Тысяча шестьсот пятый год! Шутка сказать!
Дон-Кихот. И в этом году, как и в прошлом, и в позапрошлом, как сто лет назад, несчастные зовут на помощь, а счастливцы зажимают уши. И только мы, странствующие рыцари…
Карраско. А сколько вас?
Дон-Кихот. Не мое дело считать! Мое дело — сражаться!
Карраско. Не выпущу я вас, сеньор! Да, да! Не выпущу! Последние достижения науки требуют, чтобы с безумцами обращались сурово. Я запру ворота. Я буду сторожить вас, как цепной пес. Я спасу сеньора Кехано от безумца Дон-Кихота.
Весенний вечер.
Под окнами спальни рыцаря распустилось старое миндальное дерево. Цветущие ветки заглядывают в самое окно его.
Дон-Кихот беседует с Санчо, спрятавшимся на дереве.
Из цветов миндаля выглядывает красное широкое лицо оруженосца.
Дон-Кихот. Санчо, не могу я больше ждать! Мне грозит безумие, если мы не отправимся в путь!
Санчо. Понимаю вас, сеньор! Уж на что я — грубая душа, толстое брюхо, а тоже, как пришла весна, не сидится мне дома. Каждый день одно и то же, одно и то же, одно и то же — бьет по морде нуждишка-нужда, и все по одному месту! В дороге попадало нам, случалось, — так ведь все по-разному!
Дон-Кихот. Не знаю, колдовство ли это или совесть, но каждую ночь зовут меня несчастные на помощь.
Санчо. Трудно им, стало быть, приходится!
Дон-Кихот. Завтра на рассвете будто нечаянно проезжай мимо ворот.
Санчо. Слушаю, сеньор!
Исчезает в цветах миндаля.
Глубокая ночь.
Полная луна стоит на небе.
Тени цветущих миндальных ветвей бегают по полу и по стенам, словно какие-то живые существа проникли к рыцарю в спальню.
Рыцарь не спит. Глаза его блестят. Он прислушивается.
Вдруг в шуме ветра, в шелесте ветвей раздается явственный вздох.
Рыцарь приподнимается на локте.
– Кто это?
– Бедный старик, которого выгнали из дому за долги. Я сплю сегодня в собачьей конуре! Я маленький, ссохся от старости, как ребенок. И некому вступиться за меня.
Стон.
Дон-Кихот. Кто это плачет?
– Рыцарь, рыцарь! Мой жених поехал покупать обручальные кольца, а старый сводник ломает замок в моей комнате. Меня продадут, рыцарь, рыцарь!
Дон-Кихот садится на постели.
Детские голоса:
– Рыцарь, рыцарь, нас продали людоеду! Мы такие худые, что он не ест нас, а заставляет работать. Мы и ткем на него, и прядем на него. А плата одна: «Ладно уж, сегодня не съем, живите до завтра». Рыцарь, спаси!
Дон-Кихот вскакивает.
Звон цепей.
Глухие, низкие голоса:
– У нас нет слов. Мы невинно заключенные. Напоминаем тебе, свободному, — мы в оковах!
Звон цепей.
– Слышишь? Ты свободен, мы в оковах!
Звон цепей.
– Ты свободен, мы в оковах!
Дон-Кихот роется под тюфяком.
Достает связку ключей.
Открывает сундук в углу.
Там блестят его рыцарские доспехи.
Рассветает.
Дон-Кихот в полном рыцарском вооружении стоит у окна.
Медный бритвенный тазик сияет на его седых волосах.
Издали-издали раздается ржание коня.
Дон-Кихот(негромко). Иду, Росинант.
Он шагает через подоконник.
Повисает на руках, прыгает в сад.
Бежит большими, но беззвучными шагами в конюшню.
Появляется с оседланным Росинантом.
Ведет коня к воротам. И вдруг раздается вопль:
– Тревога! Тревога!
Со скамейки у забора вскакивает Самсон Карраско. Он спал там, завернувшись в плащ.
Карраско(весело). Сеньор, сеньор! Вы упрямы, но и я тоже. Тревога, тревога!
Дон-Кихот(замахивается копьем). Пусти!
Ознакомительная версия.
