Ирина. Сомневаюсь.
Максим. Одним словом, это не твое дело! (Теряя терпение.) Ты пойдешь к Кириллу или нет? Это, в конце концов, тебе нужно. И ему нужно! Ему!
Ирина (с вызовом) . И пойду! Только при одном условии.
Максим. Ты еще будешь мне диктовать условия?!
Ирина. Буду. Ты пойдешь со мной.
Максим. В качестве принудительного ассортимента?
Ирина. Как мой товарищ.
Максим. Разве я твой товарищ?
Ирина. По правде говоря, ты не товарищ, ты алгебра для шестиклассников! И все-таки ты пойдешь!
Максим. Без сопровождающих ты не можешь?
Ирина. Представь себе, не могу! (Открыв дверь.) Мама, я ухожу.
Ковалева (появляясь) . У тебя же урок английского.
Ирина. Извинись перед Федор Федоровичем! (Уходит с Максимом.)
Ковалева подходит к письменному столу, открывает, боковые ящики, ищет ключ. Входит Корниенко,
Корниенко. Даша, ключ он взял с собой.
Шабанов (входя с Наталкой) . Потерпевшая доставлена на дом.
Наталка. Кинул меня... На продавщицу засмотрелся. Хорош гусь!
Шабанов. А ты что, петушка выбрала? В непредвиденный расход супруга вводишь? На такси приходится тратиться.
Наталка. И что я за тебя замуж пошла? Жадюгу такого!
Шабанов. Возле мороженого абсолютно нарочно себя забыла. Подумать — восемнадцать порций съела! Не женщина, а холодильник.
Корниенко. Наталка, как ты его терпишь? Поедом тебя ест.
Шабанов. А дома больше нечем питаться. Весь заработок с премиальными на мороженое уходит, Фруктовое не потребляет... подавай сливочное, да еще с цукатами.
Наталка. Всех критикует, а сам чистенький. (Шабанову.) Что ты свои цацки разложил на столе?
Шабанов. Хвалился покупками.
Наталка. Всю жизнь хвалишься. Забирай, пойдем в чемоданы ховать.
Шабанов (забирая покупки) . Тебя бы куда заховать?! (Уходит, обняв Наталку.)
Ковалева. Дети!
Корниенко. Не дождалась его мама из плена.
Входит Ковалев.
Ковалев. Что так рано, Даша?
Ковалева. Занятие перенесли. Да. Знаешь, Иван Ильич заезжал... Но вызвали его... куда-то...
Ковалев (вспылив) . Подождать не мог?! Позвонить заранее?!
Корниенко. Звонил дважды. (Уходит.)
Ковалев. Визит отдал, хозяина не застал. Приличия соблюдены. (Отходя.) Долго был?
Ковалева. Сидел некоторое время..
Ковалев (усмехнувшись) . Занятой товарищ. Что говорил?
Ковалева. Да так... Ничего особенного...
Ковалев. За этим и пожаловал?
Ковалева (успокаивая) . Он еще заедет... Обязательно заедет. Между прочим, хорошо выглядит.
Ковалев. Мы все когда-то хорошо выглядели!
Ковалева. Что с тобой, Паша?
Ковалев. Со мной? Ничего. Давление нормальное, аппетит хороший.
Ковалева. Настроение твое...
Ковалев. Дашенька, Дашенька... Дырку на пиджаке с большим трудом, но можно заштопать. Настроение — трудно.
Ковалева (осторожно) . А если тебе поехать куда?
Ковалев (тупо) . Куда?
Ковалева. Ну... в дом отдыха... или в поездку, туристскую...
Ковалев. Я в жизни никогда не был туристом!
Ковалева. Но многие же ездят? Почему ты ставишь себя в особое положение? Почему не доверяешь мне?
Ковалев. Кому?.
Ковалева. Мне бумага нужна для конспекта. Стол закрыт,,. Раньше так не было.
Ковалев (смущенно) . Людей много в доме.
Ковалева. Чужих-то нет?
Ковалев. Тебе бумага нужна или психология? (Достает ключ.)
Ковалева. Бумага.
Ковалев (открывает стол, достает пачку бумаги) . Достаточно?
Ковалева (беря бумагу) . А что ты пишешь?
Ковалев (уклончиво) . Так, статью одну...
Ковалева. Ты ничего о ней не говорил.
Ковалев. Закончу — почитаешь... Должна быть довольна, дело нашел.
Ковалева (настойчиво) . О чем статья, Паша?!
Ковалев. Так, в общем... О винограде... (С усмешкой.) Ты же знаешь, виноград — моя слабость. (Закрывает ящик. Прячет ключ в карман.)
Ковалева. Паша, Паша, нельзя так замыкаться, в себе. Мы не на острове живем. Вокруг нас люди...
Ковалев. Разве еще остались?
Ковалева. Ты уже никого не видишь... Так не положено. Хоть бы о дочери подумал.
Ковалев. Думаю... А что с дочерью?
Ковалева. Она все дальше отходит от нас.
Ковалев. Не преувеличивай.
Ковалева. А ты не преуменьшай. Только и знает одного Кирилла...
Ковалев. Это почему же?
Звонок. Ковалева уходит и возвращается с Голлем.
Ковалева. Простите, Федор Федорович... Ирину вызвали.
Голль (подозрительно) . Куда?
Ковалева. Пришел Максим...
Голль. В институт?
Ковалева. Не сказала.
Голль. Кирилл исчез!
Ковалева. Как исчез?
Голль. Сказал — в институт. Я позвонил — в институте не был!
Ковалева. С ними должен быть Максим...
Голль. Вы уверены? Павел Степанович, уделите мне время.
Ковалев. Пожалуйста!
Ковалева уходит,
Голль. Я решаюсь к вам обратиться, Павел Степанович.
Ковалев. Садитесь. Курите. (Закуривает.) Пульку мы никак не закончим.
Голль (глухо) . Я думаю о другой пульке.
Ковалев. Надо завершить предыдущую... Соберемся, не беспокойтесь.
Голль. Беспокоюсь... Очень беспокоюсь... Мы говорили о колесе... колесе истории.
Ковалев. Оставьте вы колесо в покое! Пусть идет своим ходом.
Голль (трагично) . Не могу! Не могу, Павел Степанович! У меня остался только один сын! Один! И я один. Нас двое в этом мире. Я не хочу закончить жизнь в полном одиночестве!
Ковалев. Почему так мрачно?
Голль. С Кириллом что-то происходит. Он не спит, мечется. Над ним собираются тучи. Мальчика могут исключить из комсомола.
Ковалев. За выступление? Да что вы?!
Голль. У него было несколько... выступлений. А как же он найдет работу, если его исключат?
Ковалев (отмахнувшись) . Федор Федорович, эти времена миновали.
Голль. Не скажите! Не скажите! Его профессия — английский язык. Не допустят работать с иностранцами.
Ковалев. Можно преподавать, переводить... Выбор большой.
Голль (внимательно слушая) . Значит, вы что-то предполагаете?! Но он может сделать что-либо с собой! Наложить руки. У него ужасное настроение.
Ковалев. Руки его понадобятся для более производительных дел... Но, откровенно говоря, о сыне вам бы следовало подумать раньше.
Голль. Неужели уже поздно?
Ковалев. О детях беспокоиться никогда не поздно. Почему вы, отец, не бережете его?
Голль (в смятении) . Я не берегу?! Да я всю жизнь посвятил ему!
Ковалев. Кого же вы воспитали? В двадцать два года — и ничего святого! Все кругом дураки! А эти дураки впроголодь строили города. Возводили заводы. Эти дураки на рейхстаге своей кровью написали слово «мир». Это не зачеркнуть никаким культом личности! Да, это были тяжелые, тяжкие времена! Таких не придумаешь! Чем дальше живем, тем больше понимаем, от чего мы избавились. Но мы работали. Партия. Люди. Мы. Весь народ. И вы! Да, и вы! А сколько за нами пошло народов? Сколько людей на всех континентах? Слушал я вашего Кирилла у Тепляшина. Прямо скажу — противно.
Голль. Неужели нельзя иметь своего мнения?
Ковалев. Имейте! Сколько угодно! Но не навязывайте его другим!
Голль. Теперь мальчику приходится расплачиваться!
Ковалев. Расплачиваться?! С ним же ничего не сделали.
Голль (лихорадочно) . Вы такой авторитетный человек. С вашим словом посчитаются... Заступитесь за мальчика.
Ковалев. Как же я могу заступиться?
Голль. Позвоните... А еще лучше — съездите в институт. Поговорите. Пусть не портят ему биографию. Мальчику всего двадцать два года.
Ковалев. А вы убеждены, что ваш мальчик примет заступничество?
Голль. Мы ему ничего не скажем. Вы только сделайте. Один сын! Помогите.
