Ознакомительная версия.
Этьен (про себя). О!..
Морис. Я дважды пытался получить степень кандидата филологии, оба раза безуспешно; я не был создан для такого упорного, отупляющего труда. Мне не хватило мужества продолжать его. К тому же преподавательская работа внушала мне ужас; и еще — я не хотел уезжать из Парижа. Как я тебе уже сказал, я провел там несколько мучительных лет. Три или четыре частных урока для меня раздобыли друзья; плохо оплачиваемые статьи в безвестных журналах давали мне возможность существовать. Мои родители, ты теперь знаешь, не оставили мне никакого состояния. Не желая больше жить впроголодь, я согласился на должность учителя в Бурже.
Этьен (вполголоса). Но ведь ты не хотел уезжать в Парижа.
Морис. Что поделаешь! Усталый, исхудавший, почти больной… у меня не было выбора. Корнуйе, родители моего ученика, приходились близкими родственниками твоей матери, у них я и познакомился с ней. Я не могу восстановить в деталях всю историю нашего сближения, это малоинтересно, и, как ни странно, я многое позабыл. Скажу только, что твоя мать, не будучи красивой, способна была нравиться. Добавлю, что говорила она довольно мало, казалось, охотно слушала…
Этьен. Ты говоришь так, словно рассказываешь чью-то чужую историю!
Морис. Дело в том, что мне очень трудно сегодня видеть себя таким, каким я был тогда. Перед тем я пережил в Париже бурное время… две связи, одну за другой, сыгравшие огромную роль в моей жизни: одна закончилась полным охлаждением… другая трагически оборвалась. Видишь, Этьен, я тебе рассказываю все. Не думай, что мне это легко. (С минуту молчит; Этьен с чувством протягивает ему руку.) Так вот, я чувствовал себя надломленным духовно и физически, я хотел покоя, надежности — и просто комфорта…
Этьен. Папа!
Морис. Мне казалось, что любовь — то, что зовется любовью — уже занимала в моей жизни очень большое место, я не мог рассчитывать еще раз подобное пережить. Так оно и было… Я хранил память о безмерно дорогой мне умершей; мне казалась кощунственной сама мысль о том, что жена могла бы хоть отдаленно внушать мне чувство, подобное тому, какое я питал к Ирен Ламбер… Ну, вот я и назвал тебе ее имя. Этьен, не забывай, что у меня было страстное желание иметь детей, иначе ты просто не сможешь меня понять. Вскоре я заметил, что кузина моего юного ученика, несмотря на показное безразличие, испытывает ко мне по меньшей мере любопытство, а возможно, и нечто другое… Вскоре я понял, что она в самом деле мной увлечена; Элиза не была мне неприятна… мы обручились…
Этьен (взволнованно). И все же, увидев ваше прошлое в новом свете, я не могу поверить, что что-либо в ней могло тебя прельстить. О, мне это стало так ясно!
Морис. Уж чересчур ясно, мой дорогой. Запомни: отношения между людьми не так просты, как ты это себе представляешь.
Этьен. Она не разделяла твоих вкусов, у нее не было твоей любознательности, твоих способностей. Как и умения вести беседу… и даже этой блистательной живости, которая так часто вводит в заблуждение. Не было в ней и обволакивающей женственности. Ни деятельной доброты, душевной, согревающей… Ни… Господи, ты обратил внимание, что я говорю о ней в прошедшем времени, словно речь идет о покойной! (Готов разрыдаться.)
Морис. Не терзайся так, я не могу этого видеть!
Этьен. Подумать только, что определило твой выбор!.. Что бы ты ни говорил, но если бы не этот ужасный мотив, эта потребность… в комфорте!.. И если она тебя любила … именно потому, что она тебя любила, ты не имел права… Прости. Я чувствую — то, что я говорю сейчас, жестоко, отвратительно. Но это не моя вина.
Морис. Я не сержусь на тебя.
Этьен. Так хорошо с твоей стороны, что ты нашел возможным сказать мне все начистоту. Никто другой не был бы на это способен… Но только… что же я такое между вами обоими, теми, кто друг для друга теперь — ничто? Неужели в меня действительно перешло нечто от вашего бытия вдвоем? Не могу в это поверить… Кажется, ты не понял меня.
Морис. Да. Не совсем.
Этьен. Я думаю, что если ваш союз изначально был самообманом, — значит, я не могу быть плодом этого союза… по духу, понимаешь? То, что нас с тобой связывает — совершенно другого рода. Отсюда — и другие обязанности… Это трудно… так трудно. (Молчит, подавленный.)
Агата (входя). Извините, я не помешала?
Морис. Агата, тут для вас письмо от Элизы. (Протягивает ей письмо.) Вероятно, вы сможете нам сказать, когда она возвращается.
Агата (читает). Не знаю; она вроде бы не пишет об этом…
Морис. Что там?
Агата. Здесь есть постскриптум, к сожалению, несколько неразборчивый: «А еще я получила…»
Морис. Дайте мне, я привык.
Агата протягивает ему письмо таким образом, чтобы он мог видеть только постскриптум. Морис, не обратив на это внимания, разворачивает письмо.
Агата (машинально). Не надо!..
Морис. Что такое?
Агата. Остальное неинтересно. (Морис смотрит на нее.) Не смотрите на меня так.
Морис. Мои сомнения адресованы не вам!
Этьен. У Агаты, не знаю почему, самые превратные представления о том, какого ты о ней мнения.
Морис. Откуда ты знаешь? Вы что, говорили обо мне?
Этьен. Да. Это вышло так, между прочим.
Агата (горячо). Морис, умоляю вас, не читайте этого письма; оно меня заставляет краснеть, словно я его написала; мне действительно стыдно.
Морис. Я пытаюсь разобрать постскриптум, только и всего.
Этьен. Но ты не замечаешь, что Агата — на грани обморока!
Агата. Да нет, я не так слаба, как вам кажется.
Морис (с теплотой в голосе). Агата, ради бога, что с вами? Надеюсь, это все же не из-за незадачливого Лорансо.
Агата. Отчего вы вдруг заговорили таким мягким тоном?
Морис. Скажите мне, что в этом письме… Тем более что я, кажется, догадываюсь. (Протестующий жест Агаты.)
Агата. Я не могу… Послушайте, Морис, я пойду к себе; не удерживайте меня, будьте так добры.
Морис (почти ласково). Нет, мы вас не отпустим; правда, Этьен?
Этьен. Конечно.
Агата. Вы умудряетесь причинять мне боль даже когда добры ко мне. Запоздалая доброта — как пища после слишком продолжительного голодания. Я больше не могу… (Делая над собой усилие.) Нелепо так поддаваться слабости. Я вам прочту письмо, и все тут; дайте его сюда.
Морис, удивленный, протягивает ей письмо; она берет его и читает подчеркнуто невыразительным голосом:
Агата. «Дорогая Агата, дела мои стоят на месте: я все еще дожидаюсь встречи. Не скрою от тебя, мне кажется несколько странным, что со дня моего отъезда ты не подавала признаков жизни. Мне не известно, что творится в доме. Ты знаешь, я ведь привыкла говорить без обиняков: я рассчитывала на тебя, чтобы быть хоть немного в курсе того, как мои домашние пользуются моим отсутствием. Как он и Тен проводят вечера, пока я мерзну в этой дрянной комнатушке? Я очень надеюсь, что ты не скромничаешь и остаешься с ними после обеда. Ты ведь знаешь, как мне страшна мысль, что они сейчас вдвоем. Только не отвечай, что ты мне все расскажешь по возвращении: ведь у меня могли быть какие-то поручения к тебе. (Останавливается.) И не говори, что ты мне этого не обещала — для меня это нечто само собой разумеющееся. Я, конечно, очень раздосадована, я ожидала от тебя большего. Твоя Элиза Жордан».
Длительное молчание.
Этьен. Словом, мама не знает, когда вернется.
Морис. А постскриптум?
Агата. «Только что позвонил нотариус. Он ждет меня. Это может ускорить дело». (Снова — долгое молчание.) Леони (входит). Госпожа Рене хотела бы видеть госпожу Клеман.
Агата (сухо). Скажите госпоже Рене, что я вышла.
Ознакомительная версия.
