С девицами проводит, – учит их
Он оргиям ликующего бога…
Ну, попадись он мне, – тогда стучать
240 О землю тирсом, встряхивать кудрями
Не долго будет – голову сниму.
Он смеет богом Вакха называть!
В бедре у Зевса будто был зашит он.
А между тем за выдуманный брак
Семелу мать и Диониса сына
Огнем небесным Зевс испепелил —
Все это знают, и неужто дерзкий,
Кто б ни был он, хулой не заслужил
Позорной петли.
(Оборачивается и видит стариков.)
Ба! Что вижу! Новость!
Еще диковинка: Тиресий чудодей
250 И матери моей отец, как будто на смех
В небридах пестрых, с тирсами в руках
Служить собрались Вакху.
(Обращаясь к Кадму.)
Дед, могу ли
Я старость чтить, теряющую смысл.
(Несколько времени выжидает, но Кадм стоит молча, тогда с нетерпеливым жестом.)
Да сбросишь ли ты плющ? От тирса руку
Освободишь ли наконец, старик?
(Обращаясь к слепому, с насмешкой, потом с угрозой.)
Все ты, Тиресий, видно, снова хочешь,
Вводя к фиванцам бога, погадать
По птицам и за жертвы взять деньжонок.
О, если б не седая голова
Тебя спасала, посидел бы ты
Теперь в оковах, там, среди вакханок,
260 За оргии порочные, что вводишь!
Нет, тот обряд, где женам подают
Сок виноградный, чистым не признаю.
Хор
Безумец! ни богов, ни Кадма чтить,
Посеявшего колос земнородный,
Не хочешь ты, и только род срамишь!
Тиресий (к Пенфею, спокойно, с достоинством мудрого старца и прорицателя)
Когда умен оратор, и предмет
Искусно выбран им, не диво речью
Ему пленить сердца. Но ты, Пенфей,
На бойкость языка все возложил надежды:
270 Твоим речам недостает ума.
А вреден гражданин, коль, смелый и речистый,
Он, власть имея, смыслом обделен.
Смеешься ты над нашим новым богом:
О, если бы внушить тебе я мог,
Как будет славен он по всей Элладе!
Послушай, юноша: две вещи в мире есть
Для человека главные: Деметра
– Или земля, как хочешь называй —
Сухою пищею людей богиня кормит,
Но не уступит ей Семелы сын:
Придумал он питье из винограда
280 И смертным дал – усладу всех скорбей.
Когда несчастный соком винограда
Пресытится, забвение и сон
Забот дневных с души снимают тяжесть,
И от страдания верней лекарства нет.
Когда ж, сам бог, богам он отдается
На возлияние, по милости его
Со всех концов идет обилье к людям.
Тебе смешно, Пенфей, что Вакх зашит
В бедре у Зевса был. А дело вот в чем:
Когда из пламени небесного его
Исхитил Зевс-родитель, этот отпрыск
Божественный возвел он на Олимп,
290 А Гера сбросить с неба захотела.
Тогда придумал средство властный бог:
Он сделал из небесного эфира
Другого Диониса и в борьбе
Заложником тот призрак выдал Гере.
Из homeros с годами ho meros [11]
В устах народа вышло, и сложился
Рассказ, что Вакх в бедре зашит был Зевса.
Наш Дионис – и вещий бог: есть дар
Пророчества в вакхическом безумье,
300 И если в тело властно вступит бог,
Уста безумцев исполняются вещаний.
Арея он не чужд: когда порой
Вооруженное и жадное сразиться
Вдруг, жертвой страха сделавшись, бежит.
Без боя войско – это чары Вакха.
(Вдохновенно.)
Верь, будет день, когда в твоих глазах
Двуглавую Парнасскую вершину,
При свете факелов и потрясая тирсом,
Стопою резвою Вакх будет попирать,
И будет всей Элладою прославлен
Бог Дионис.
(Опять в спокойном тоне.)
А ты, Пенфей, смирись:
310 Не царь один повелевает людям, —
И если ум твой поврежден, покинь
Уверенность, что непреложно судишь.
Нет, бога нового в страну приняв, почти
Его и возлиянием, и пляской
В венке. – А женщин скромности учить
В делах любовных Дионис не должен!
Стыдливость – это их природный дар,
И скромная не развратится в пляске.
Когда народ толпится у дворца
320 И граждане Пенфея величают,
Доволен ты. Вот так и Дионис,
Когда почтен вакхическою пляской.
(Как бы собираясь уходить.)
И так, покрывши голову плющом,
На смех тебе, плясать мы с Кадмом будем:
В честь бога пляска и седым идет,
И не склонил меня ты спорить с богом.
(Повышенным тоном, со сдержанной угрозой.)
Знай: ты больной безумец. Твой недуг
Неизлечим, но жди – лекарство будет!
Хор
Приносят Фебу честь твои слова,
И, славя Вакха, старец, ты – разумен.
Кадм (ласково обращаясь к любимому внуку, которого считает несколько убежденным словами Тиресия)
330 Дитя мое, Тиресий дал совет
Тебе благой: не преступай законов,
Будь наш. Теперь не здраво судишь ты, —
Ум затемнен в тебе пустым мечтаньем.
Ну, хорошо: пусть он не Вакх, все ж богом
Признай его, Пенфей: ведь в этой лжи
Семеле честь, в ней слава роду Кадма.
Перед тобой – несчастный Актеон [12] :
Псы хищные, ты помнишь, растерзали
Его в лесу, когда он утверждал,
340 Что в ловле он искусней Артемиды.
Пока ты цел еще, Пенфей, плющом
Дай увенчать тебя, восславим Вакха!
(Протягивает к нему руку с плющом, взятым с тирса.) Пенфей (гневно, отстраняя руку Кадма)
Прочь руки, дед! Сам бражничать ступай
И жалкой глупостью своей меня не пачкай!
За слабоумие твое мне даст ответ
Наставник твой.
(Обращаясь к одному из слуг.)
Эй, кто там, люди, живо
Ступай на вышку старого, где птиц
Он поджидает. Все разбей там ломом,
Вверх дном поставь! Его повязки все
350 На жертву кинь ветрам и вихрям буйным.
(В сторону, со злорадством.)
Злей кары он не выдумал бы сам!
(Посланный уходит направо, Пенфей к другим.)
А вы, другие, выследите в Фивах
Женоподобного лидийца, что принес
Недуг неслыханный, пятная ложе брака, —
А изловив, сюда его в цепях
Ведите: пусть он, камнями побитый,
Умрет, на горьком опыте узнав,
Как здесь справляют праздники в честь Вакха.
Последние уходят направо. Тиресий (к Пенфею)
О нечестивец! что ты говоришь?
Ты был помешан, а теперь взбесился.
(К Кадму.)
360 Пойдем же, Кадм, молить, чтоб за него,
За этого свирепого безумца,
На город Фивы бог еще беды
Нам не наслал. За мной, с плющом на тирсе
Скорее в путь! а чтоб нам не упасть,
Поддерживать мы, Кадм, друг друга будем:
Два старика упавших – вид печальный [13] …
Там будь что будет, а должны служить
Мы Дионису богу, сыну Зевса.
(Кадм во время последних слов Тиресия берет его за руку, и они направляются к выходу. Уходя, Тиресий приостанавливается и приподнимает свободную руку.)
Да, Кадм, смотри, чтобы Пенфей-горюн
На дом твой славный не накликал горя:
Не по гаданьям так я говорю,
А по речам, что слышал от безумца.
Уходят направо.
Пенфей, раздав приказания, уже не обращает внимания на дальнейшие слова стариков. Он остается на сцене, ожидая своих посланных; первый, посланный к Тиресию, его не интересует: он ждет стражу, которая должна привести лидийца.
Первый музыкальный антракт
Строфа I
370 О, богиня из богинь,
Правда, весь ты мир крылом
Обвеваешь золотым!
Неужели же Пенфей
От очей твоих ушел
И безбожный гнев укрыл,
Гнев свой на Бромия-бога,
Средь венчанного пира
Первого в сонме блаженных?
Только у Вакха и дела:
В хороводы вакханок сплетать,
380 Да под музыку флейты смеяться,
Да из сердца гнать думы, когда
Подают за трапезой богов
Виноградную влагу,
Или на плющом венчанных пирах
Чаша на вежды людские дремоту наводит.
Антистрофа I
Злоречивым без узды,
Нечестивым и глупцам
Злой конец определен;
390 А рассудок и покой
Человека берегут:
С ними жизнь его прочна.
Держатся миром и домы:
С хладной выси эфирной
Видят разумного боги,
Видят они нечестивца.
Да и мудрость не в мудрость, когда
Человек выше смертного смотрит:
Век проходит, и время не ждет,
А ты счастье роняешь из рук,
За мечтою гоняясь!
400 Нет, мудрецы мне такие всегда
Кажутся или больными, иль просто глупцами.
Строфа II
Зовет сердце Киприйский брег:
Там царит Афродита;
Любви боги летают там,
Разум у смертных чаруют.
Туда,
где без дождей полны
Воды Нила стоустого,
Я за тобой бы умчалась, Вакх…
Нет, ты открой мне обитель Муз [14] ,
410 Где красотою цветут живой
Славные склоны Олимпа:
Туда уведи меня, Бромий,
Там первый запой «Эвоэ»:
Хариты живут там, летает Желанье,
И для оргий вакханкам – свобода.
Антистрофа II
Пиры,
Вакху угодны вы,
Милы Зевсову сыну!
Но мир —
добрый податель благ,
420 Общий кормилец – милее.
Вина влагу усладную,
Всех печалей забвение,
Дал богачу он и бедному.
Но ненавистен ему гордец,
