Девятов. Какая просьба?
Шиндин. Мы через полчаса приедем в Едино. Я очень прошу вас — тут же пересесть в другой поезд и вернуться обратно в Куманево. В пять утра мы будем в Куманеве и прямо с вокзала пойдем на квартиру к Егорову. И вы с ним поговорите. Я хочу, чтобы вы все услышали от него, а не от меня. Потому что ему вы поверите. Вы только увидите его лицо, его глаза и будете верить каждому его слову. Я вижу, вы порядочный человек. Так поддержите другого порядочного человека. Вы от него услышите такое, что у вас волосы встанут дыбом!
Девятов. Никуда я ездить не собираюсь.
Нуйкина. Пусть ваш Егоров сам приедет к Юрию Николаевичу, если это так важно. Позвоните ему из Елино, пусть завтра приедет.
Шиндин. Хорошо! (Девятову.) Но вы можете дать мне слово, что пока вы не переговорите с Егоровым, вы не будете докладывать руководству, что хлебозавод не принят?
Девятов. Никаких слов давать вам я не собираюсь. И что бы мне ваш Егоров ни рассказал, это не может повлиять на судьбу акта. Пока не будут устранены все до одной недоделки, акт подписан не будет. Еще что-нибудь вы имеете сказать?
Шиндин насупился, молчит.
Нуйкина. Вы же хотели рассказать Юрию Николаевичу. Что же вы молчите?
Шиндин (запинаясь, искренне). Я не очень умный человек, Юрий Николаевич, и я это понимаю. Но я думающий дурак! Есть умные люди, которые не хотят думать: по лени или они считают, что не имеет смысла думать, и так все ясно… А я стараюсь понять… себя, людей… вообще жизнь… Тут мафия, понимаете? Во главе с Грижилюком! Без убийств, конечно, не так, как в Италии… но затоптать человека, если он не угоден, — это запросто! Глазом не моргнут —… затопчут! (Махнул рукой.) Да что я буду рассказывать! Я вас прошу — поедемте в Куманево, вам надо поговорить с Егоровым! Вы будете потом меня благодарить, что познакомились с этим человеком!..
Нуйкина (перебивает). Опять двадцать пять! Вы по сути расскажите Юрию Николаевичу… Что вы тянете резину?
Шиндин. Мой отец, Юрий Николаевич, был довольно высокопоставленный человек. Но я не хотел, чтобы родители устраивали мою судьбу. Я хотел сам…
Нуйкина (перебивает). Ну зачем вы это рассказываете?
Шиндин (словно ее реплики не было). Потом он умер, и я действительно должен был надеяться только на себя. Я кончил техникум в Москве и работал в Москве… нормально работал, даже был небольшим начальником. Но у меня все-таки хватило ума задуматься: а кто я такой? К чему я способен? К чему лежит моя душа?..
Девятов (теряя терпение). Ну и что?!
Шиндин. А то, что я понял в один прекрасный день, что я, Леня Шиндин, по природе — знаете кто? Денщик! Адъютант! Я могу проявить себя только при ком-то! Должен быть некий человек, а я при нем! Никакой самостоятельной ценностью я не обладаю! Но у меня есть своя гордость! Способностей на ординарца, а гордости на генерала! Вот так смешно меня природа устроила! Я готов быть на побегушках, кем угодно, и я это умею делать, я люблю это делать — но только я хочу служить настоящему человеку!
Девятов (перебивает). Меня не интересует ваша духовная биография. Что вы собой представляете, я уже понял.
Шиндин. Юрий Николаевич, но вы же видите, что я как-то стараюсь, чтоб вы мне поверили! Поэтому рассказываю все с самого начала… Я нашел такого человека — это Егоров!
Девятов. В общем, я пошел. (Направляется в купе.)
Шиндин. Подождите! Вы, сами того не ведая, прикоснулись к очень сложной истории! Так уж будьте добры выслушать! Всего лишь — выслушать!
Девятов (возвращается). Хорошо. Только не надо ничего рассказывать! Вы будете сейчас отвечать только на мои вопросы. Что там за конфликт между вашим кумиром Егоровым и управляющим трестом Грижилюком? Вы смысл слова «конфликт» понимаете? Или объяснить?
Шиндин. Да уж понимаю!
Девятов. Так вот расскажите мне, что Егоров делает такого, что не нравится Грижилюку?
Шиндин. Грижилюку не нравится все, что делает Егоров. У них цели разные. Да они вообще люди разные! Егоров архитектор! Он философ сельского строительства! Я человек городской, а он родился в деревне и приехал сейчас навсегда жить в деревню. И так построить здесь все, чтобы не стыдно было прожить всю жизнь рядом с тем, что он построил! Вы что, не знаете, что у нас нет деревенской архитектуры — современной! Ее нет! Но есть Егоров! А Грижилюку это все до лампочки, ему нужны показатели, первое место! Вверх, вверх, вверх — вот его девиз! А Егоров не хочет вверх — он хочет жить на земле. Чтобы вы поняли, что такое Егоров, я вам расскажу, как я оказался возле него: полтора года назад я случайно с ним познакомился в Москве на дне рождения у моей родственницы…
Девятов (перебивает). Опять день рождения!
Шиндин. Ну, я же просил уже прощения, Юрий Николаевич! Ну, так получилось, по-идиотски! Я же сам себя наказал в конце концов. Ну что, ноги вам целовать, на коленях проползти из конца в конец по этому коридору, чтоб вы меня простили? (Возвращается к прерванному рассказу.) На этом дне рождения… На том дне рождения!.. я первый раз увидел Егорова. Он уже тогда получил сюда назначение. Было нас там, в тот вечер, девять человек строителей. Кроме меня, все инженеры. Так вот семеро из них приехали сюда с ним работать! Это в результате двухчасового общения с Егоровым! Ну, вот есть этот… вернее, был… педагог… Сухомлинский! Так вот Егоров — тот же тип! Но только не в педагогике, а в сельском строительстве! Пройдет десять лет, и люди со всей страны будут приезжать в Куманево учиться, как надо строить на селе! Если, конечно, Грижилюк сейчас с ним не расправится!
Девятов. Что, конкретно, неугодно Грижилюку в деятельности великого Егорова?!
Шиндин. Когда Грижилюк был начальником нашего СМУ, наше СМУ гремело на всю область. Все знамена стояли у Грижилюка в кабинете! Его с почетом перевели в Елино управляющим трестом. Когда Егоров принимал у него СМУ, Егорову говорили — вам повезло, вы идете на налаженное дело, вам ничего не надо улучшать, главное — не портить! Ура, ура, ура, все кричали! А когда Егоров подразобрался в делах — оказалось, все это липа! До черта объектов начато, но ни один не доводится до ума. Правдами и неправдами Грижилюк выманил у заказчиков, у совхозов и колхозов, деньги за незаконченные или даже совсем и неначатые работы! А для того, чтобы пыль пустить в глаза, построил в Куманево огромный Дворец культуры! Как будто Куманево стотысячный город! Теперь он пустует и всю жизнь будет пустовать! Но зато шик-блеск! Построил в одном совхозе два девятиэтажных дома — кому они там нужны? И еще пять таких небоскребов заложил — Егоров сейчас отказывается их строить! И так далее, и так далее. Но Грижилюк же сейчас управляющий трестом, непосредственный начальник Егорова! Он не может допустить, чтобы миф о его достижениях рухнул! В Куманево у него остались свои люди, которые о каждом шаге Егорова ему тут же докладывают. Вся эта компания стала мешать, сопротивляться. Какую-нибудь бумагу о прошлой деятельности управления Егорову с трудом удается выцарапать из планового отдела! Хотя он начальник управления! Его вызвал Грижилюк, предупредил: не тем занимаешься. Миф должен остаться мифом! Ты можешь исчезнуть, но миф не исчезнет! Не для того, мол, тебя выписали из Москвы, чтобы ты тут нам корежил нашу распрекрасную картину! А тут еще этот хлебозавод… заложили его три года назад, при Грижилюке. Действительно, с хлебом плохо, одна маленькая пекарня в районе. Возят из Елино, хлеб бывает черствоватый. Но все-таки есть хлеб. А тут же уборка на носу. Один элеватор надо достроить, другой отремонтировать… Дороги! Вон в прошлом году урожай собрали приличный, а потом часть зерна сгноили… Егоров и решил сначала эти более важные объекты подтянуть. Грижилюк как управляющий это знал и одобрял. И вдруг посыпался град писем во все инстанции — от рабочих совхозов. Сколько можно есть черствый хлеб? Когда у нас будет хлебозавод наконец? Причем, теперь это уже ясно, письма были организованы специально. Буквально в одну неделю поступили письма и в райком, и в обком, и в газету «Известия», и даже в ЦК! Грижилюк — приказ: под личную ответственность Егорова через два месяца сдать хлебозавод. Зная прекрасно, что это нереально. Егоров постарался — все-таки печи работают, хлеб можно печь! Но поскольку акт не подписан, у Грижилюка руки развязаны! За безответственное отношение к нуждам трудящихся — и будь здоров! Пущена в ход демагогия высшего разряда: рабочий класс ест черствый хлеб, а коммунисту Егорову на это наплевать! А через неделю Грижилюк этот же самый хлебозавод в этом же, как теперь, состоянии сдаст — ему акт подпишут, вы же ему и подпишите, он добьется! Но Егорова уже не будет! Зато останется миф о Грижилюке — очень ценная вещь для государства, не правда ли?
