Виви. Зато я теперь, должно быть, не усну. (Идет к буфету и зажигает свечу, потом гасит лампу; в комнате становится гораздо темнее.) Надо впустить свежего воздуха, прежде чем запереть окна. (Распахивает дверь, на дворе ярко светит луна.) Какая ночь! Посмотрите! (Отдергивает занавеску на окне.)
Все залито сиянием восходящей луны.
Миссис Уоррен (окидывая пейзаж небрежным взглядом). Да, милая, только смотри не схвати простуду от ночного воздуха.
Виви (презрительно). Пустяки.
Миссис Уоррен (обиженно). Ну да, все, что я говорю, по-твоему, пустяки.
Виви (оборачивается к ней). Нет, что вы, мама, вовсе нет. Вы меня окончательно победили сегодня, а я думала, что выйдет по-другому. Мы подружимся теперь, хорошо?
Миссис Уоррен (с некоторым унынием качает головой). То-то и есть, что вышло по-другому. Ну что ж, ничего не поделаешь. Мне всегда приходилось уступать Лиз, а теперь, видно, придется уступать тебе.
Виви. Ну, ничего. Подите ко мне. Спокойной ночи, моя милая старенькая мама. (Обнимает мать.)
Миссис Уоррен (нежно). Я хорошо тебя воспитала; правда, милая?
Виви. Правда.
Миссис Уоррен. И ты за это будешь ласкова со старухой матерью, правда?
Виви. Буду, мама.
Миссис Уоррен (елейным тоном). Дай я тебя благословлю, моя родная, милая деточка, материнским благословением.
(Нежно обнимает дочь и возводит глаза к потолку, словно испрашивает благословения свыше.)
Утро следующего дня в пасторском саду; с безоблачного неба сияет солнце. В садовой стене, как раз посредине, деревянная калитка, такая широкая, что проедет карета. Рядом с калиткой колокольчик, соединенный с висящей снаружи ручкой. Аллея для экипажей проходит посредине сада, сворачивает налево и заканчивается перед крыльцом круглой, усыпанной гравием площадкой. За калиткой видна пыльная дорога, идущая параллельно стене, за дорогой узкая полоска травы и неогороженная сосновая роща. На лужайке, между домом и аллеей, подстриженный тис, под ним садовая скамейка. С противоположной стороны сада идет буксовая изгородь; на газоне солнечные часы и рядом с ними железный стул. Узкая тропинка позади солнечных часов ведет к изгороди. Фрэнк сидит на стуле возле солнечных часов, положив на них утренние газеты, и читает. Пастор выходит из дома. Его знобит, глаза у него красные. Он неуверенно смотрит на Фрэнка.
Фрэнк (вынув из кармана часы). Половина двенадцатого. Нечего сказать, подходящее время для пастора являться к завтраку!
Пастор. Не издевайся, Фрэнк, не издевайся. Я немного… э-э…
(Вздрагивает.) Фрэнк. Раскис?
Пастор (с негодованием, протестуя против этого выражения). Нет, сэр, нездоров сегодня с утра. Где твоя мать?
Фрэнк. Не бойтесь, ее здесь нет. Забрала с собой Бесси и уехала в город с поездом одиннадцать тринадцать. Просила передать вам несколько поручений. Чувствуете ли вы себя в силах выслушать меня сейчас, или подождать, пока вы позавтракаете?
Пастор. Я уже завтракал. Удивляюсь, как могла твоя мать уехать в город, когда у нас гости. Они сочтут это странным.
Фрэнк. Возможно, она это предвидела. Во всяком случае, если Крофтс останется у нас гостить и вы с ним намерены каждую ночь просиживать до четырех часов, вспоминая события вашей, бурной молодости, то ее прямой долг как хорошей хозяйки поехать в город и заказать бочонок виски и сотни три сифонов содовой.
Пастор. Я не заметил, чтобы сэр Джордж пил через меру. Фрэнк. Вы были не в состоянии это заметить, родитель. Пастор. Ты хочешь сказать, что я…:
Фрэнк (спокойно). Я в жизни не видел менее трезвого пастора. Анекдоты, которые вы рассказывали о вашем прошлом, были просто ужасны; я не думаю, чтобы Прейд остался ночевать под вашим кровом, если б они с матерью не пришлись так по душе друг другу.
Пастор. Глупости, сэр Джордж Крофтс – мой гость. Должен же я о чем-нибудь с ним разговаривать, а у него только одна тема для разговора… Где сейчас мистер Прейд?
Фрэнк. Повез маму и Бесси на станцию.
Пастор. А Крофтс встал?
Фрэнк. О, давным-давно. Он ни в одном глазу! Видно, что у него было больше практики, чем у вас, а всего вернее, и сейчас не бросил. Ушел куда-то покурить.
Фрэнк опять берется за газету. Пастор в унынии поворачивает к калитке, потом нерешительно возвращается.
Пастор. Э-э…
Фрэнк. Фрэнк. Да?
Пастор. Как, по-твоему, эти Уоррены ждут, что мы их пригласим к себе после вчерашнего?
Фрэнк. Они уже приглашены.
Пастор (в ужасе). Что?!
Фрэнк. Крофтс сообщил за завтраком, что вы просили его пригласить к нам миссис Уоррен и Виви и передать им, чтобы они располагались здесь как дома. Именно после этого сообщения мама вспомнила, что ей нужно поехать в город с поездом одиннадцать тринадцать.
Пастор (в отчаянии). Никогда я их не приглашал! У меня этого и в мыслях не было.
Фрэнк (сочувственно). Где же вам знать, родитель, что вы вчера думали и чего не думали?
Прейд (входит в калитку). Доброе утро.
Пастор. Доброе утро. Я должен извиниться перед вами, что не вышел к завтраку. У меня… э-э…
Фрэнк. Пасторский катар горла, Прейд. К счастью, не хронический.
Прейд (меняя тему). Должен сказать, что ваш дом стоит на замечательно красивом месте. Нет, в самом деле место чудесное.
Пастор. Да, действительно… Фрэнк сходит с вами погулять, если хотите. А меня уж вы, пожалуйста, извините: я должен воспользоваться случаем и написать проповедь, пока миссис Гарднер нет дома. Развлекайтесь без меня. Вы позволите?
Прейд. Ну разумеется, разумеется. Пожалуйста, не церемоньтесь со мной.
Пастор. Благодарю вас. Ну, я… э-э… э-э… (Бормоча, поворачивает к крыльцу и скрывается за дверью.)
Прейд. Странное, должно быть, занятие – писать проповеди каждую неделю.
Фрэнк. Ну еще бы не странное! Если б он их писал, а то он их покупает готовые. Просто пошел пить соду.
Прейд. Мой дорогой мальчик, мне хотелось бы, чтобы вы были почтительнее с вашим отцом. Вы можете быть очень милы, когда захотите.
Фрэнк. Мой дорогой Предди, вы забываете, что мне приходится жить с родителем. Когда люди живут вместе – все равно, отец ли это с сыном, муж с женой или брат с сестрой, – они уже не могут притворяться вежливыми, что так легко во время десятиминутного визита. А у родителя, при всех его высоких домашних достоинствах, бесхарактерность овечья, а чванство и злопамятность ослиные.
Прейд. Что вы, что вы, дорогой мой Фрэнк! Ведь он вам отец.
Фрэнк. Ну что ж, я и воздаю ему должное. (Встает и швыряет газету на скамью.) Нет, вы подумайте, поручил Крофтсу пригласить к нам миссис Уоррен. Надо полагать, спьяну. Вы знаете, Предди, мама и слышать не хочет о миссис Уоррен. Виви лучше не приходить к нам, пока ее мамаша не уедет.
Прейд. Но ведь ваша матушка ничего не знает о миссис Уоррен? (Поднимает с земли газету и садится читать.)
Фрэнк. Понятия не имею. Должно быть, знает, если уехала в город. Не то чтобы мать имела что-нибудь против нее в общепринятом смысле: она оставалась верным другом многим женщинам, которые попали в беду. Но все это были порядочные женщины. Вот в чем существенная разница. У миссис Уоррен, без сомнения, есть свои достоинства, но она уж слишком вульгарна, мать с ней просто не захочет разговаривать. Так вот… Это что такое?
Его восклицание вызвано вторичным появлением пастора: он выбегает из дома в испуге, весь запыхавшись.
Пастор. Фрэнк, миссис Уоррен с дочерью идут сюда вместе с Крофтсом, я видел их из окон кабинета. Что мне говорить, где твоя мать?
Фрэнк. Наденьте шляпу и ступайте им навстречу, скажите, что вы им страшно рады, что Фрэнк в саду, а мама с Бесси вызваны к больной родственнице и очень сожалеют, что не могли остаться дома; выразите надежду, что миссис Уоррен хорошо провела ночь и… и… одним словом, говорите все, что в голову взбредет, кроме правды, а в остальном положитесь на волю божию.
Пастор. Но как же мы от них отделаемся потом?
Фрэнк. Теперь уж некогда об этом думать. Одну минуту! (Убегает в дом.)
Пастор. Он такой несдержанный. Я просто не знаю, что с ним делать, мистер Прейд.
Фрэнк (возвращается с черной фетровой шляпой и нахлобучивает ее отцу на голову). Ну, идите скорей. Мы с Прейдом останемся здесь как ни в чем не бывало.
Пастор растерянно, но покорно спешит к калитке. Прейд «стает с земли и отряхивается.
Надо как-нибудь спровадить старуху обратно в город. Ну, по совести, милый Предди, неужели вам приятно видеть их вместе – Виви с мамашей?
Прейд. Почему же?
Фрэнк (с гримасой отвращения). Неужели вас от этого зрелища не коробит? Эта старая карга, способная на любую гнусность, – и Виви! Бр-р!
