Генрих Клейст - Разбитый кувшин

Скобою!

Что?

Скобой?

Ну да, дверною.

Так вот что!

Что ж вы думали, что шпагой?

Что шпагой? Почему же?

Бог ты мой!
Ведь можно и ослышаться. Скоба
Во многом ведь напоминает шпагу.

Подумаешь!

А что ж? Хотя бы ручкой.

Как ручкой?

Ручка? Не было ее.
Ведь это был другой конец засова.

Так это был другой конец болта!

Так. Так.

Сказать, по правде, со свинчаткой.
Была та ручка впрямь, как рукоять.

Как рукоять?

Как рукоять у шпаги.
Что там ни будь, а злостное оружье
Скрывается за всем. Я так и знал.

Нет, господа, нельзя так! К делу! К делу!

Вы все о постороннем, писарь.

Дальше.

Тут он — ничком. Я было отвернулся.
В потемках, вижу, копошится все.
«Да ты ведь жив!» Взбираюсь на окошко.
Уж прыгать изловчился, сударь мой,
Тут пригоршней песку глаза ожгло мне.

Провал его… Кто ж это сделал?

Лебрехт.

Разбойник!

Верно слово, коли он.

А кто ж еще?

Меня б не шибче градом
Смело с откоса в десять саженей,
Как в комнату я сверзился с окошка.
Дивлюсь тому, как пол не провалился,
Как шеи не свихнул себе, крестца,
Как бедер не сломал тогда я об пол,
Меж тем того уж не заполучить.
Вот я сажусь, глазища протираю,
Та — тут как тут, да «господи», да «Рупрехт»,
Да «что с тобой, дружок». Я ногу поднял,
Спасибо, не видал, куда пихнул.

Не от песку ли?

От песку, вестимо.

Попал-таки!

Так вот, встаю я, значит.
Взойди тут тетка в горенку с огнем.
Ну, дальше вам известно.

Как известно?

Тут входит тетка. Взлаялась. И Ральф,
Сосед, пришел, да Гинц, сосед, за ними
И тетка Зузе с теткой Лизой, девки
И батраки, да псов, да кошек что
За ними приплелось! Потеха! Марта ж
Изводит девку, кто кувшин разбил.
А та ей: «Он, мол», — значит, я, — и правда:
Не в шутку голову сложил кувшин,
Что по воду повадился к ней шляться,
Коль у сапожника башка пробита.

Что возразите вы на это, Марта?
Вываливайте.

Что я возражу?
Вот, сударь, что. Что парень правду режет.
Да только так, как курку режет хорь.

Мы доказательств требуем от вас.

Охотно. Вот свидетельница. Ну-ка.

Чтоб дочь? Нет, тетка Марта.

Почему же?

В свидетельницы, сударь? А в законе,
В статье четвертой, что ли, или пятой:
«Коль скоро парень разобьет кувшин
И все такое, то за матерей
Свидетельствовать дочери не могут».

У вас смешались в голове вкрутую
Познания с незнаньем, как в квашне,
Что ни ломоть — и то в нем и другое.
Нам не свидетельство, нам показанье
Покамест нужно. Выясним затем,
В чем, за кого свидетельствовать ей.

Да, показанье. Так. Статья шестая.
Однако веры нет ее словам.

Пожалуй-ка сюда, дитя.

Дозвольте.
Язык отсох совсем. Эй, Маргарита!

Воды стакан!

Сейчас.

Вам не угодно ль?

Спасибо.

Водки? Мозелю? На вкус.

Сказать вам откровенно, ваша милость,
Все дело можно кончить мировой.

Неясно, сударь, мне, как то возможно.
Разумные, бывает, и мирятся.
Но вы-то как поспели с мировой,
Когда процесс еще и не разобран?
И как возьметесь вы за это? Разве
Вы к мненью твердому уже пришли?

Когда б, лишившись помощи закона,
Я к философии прибегнул здесь.
То это — Лебрехт.

Кто?

А может, Рупрехт,

Но кто ж из двух?

Вернее, Лебрехт все ж.

Так кто ж в итоге — Лебрехт или Рупрехт?
Видать, для вас решенье принимать,
Что руку запускать в мешок с горохом.

Как так?

Ни слова больше!

Как угодно.
Что до меня, мне, право, все едино,
Хотя б и оба провинились в том.

Спросите их — узнаете.

Извольте,
Но голову секите, коль чего
Доищетесь. Готов ли протокол?

Вполне.

Добро.

Я начал новый лист
Из любопытства: чем его заполнят.

Добро и это.

Сказывай, дитя.

Слышь, Евушка, слышь, сказывай, красотка.
Дай господу и нам отведать правды.
Подумай — ты пред божеским судом.
Негоже пред судьею запираться
И докучать сторонней болтовней.
Да что, ты девка и сама не промах.
Судья всегда, ты знаешь ли, судья,
Сегодня одному, другому — завтра.
Скажи ты: это Лебрехт был — добро;
Скажи, что Рупрехт, — пусть, добро и это.
Скажи ты так иль сяк скажи, и все
Раскроется по твоему желанью.
Залопочи ж ты тут о ком другом
Да третьего по имени припомни —
Остерегись! А больше я ни слова.
Кой черт! Тебе тут, в Гейзуме, никто,
Никто и в Нидерландах не поверит.
Ты знаешь, стены голые молчат,
А тот сумеет тоже защититься,
И Рупрехта нелегкая возьмет.