Эсфирь
Не на меня!
Не на меня, мой сын!
Рувим
Со всех сторон
Мы стеснены, все избегать нас стали,
Ни словом не обмолвятся теперь,
Боятся руку протянуть; бесспорно,
Нам глупо было б ожидать добра
Для наших сделок и для дел торговых.
Мы, обсудив, решились на отъезд.
Уриель (про себя)
Эсфирь
Охотно я уеду.
Готова плыть за тридевять земель.
Что толку в том! Ведь там, где есть евреи,
Ты, Уриель, приюта не найдешь.
Да, верю я, что мне на смертном ложе, —
Когда все те, кто зреньем обладал,
Закроют веки — смерть мой взор отверзнет,
И снова светом полыхнет в зрачках,
И я опять своих детей увижу.
Но в час последний буду, Уриель,
Тебя искать напрасно я… напрасно!
Однако, дочь Манассе не идет…
Иоэль
Рувим
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Те же и Юдифь.
Юдифь
Вы говорить желаете со мной?..
И женщина почтенная, слепая?
(В раздумьи.)
Акоста! Кто она?.. О, наша мать!
(Целует руку Эсфири.)
Эсфирь
Дай мне тебя поцеловать, мой ангел!
Юдифь
Давно просить у вас благословенья
Хотела я и в вас найти черты
Умнейшего в общине человека
И наилучшего из сыновей.
Эсфирь
Хвали его — люблю тебя за это!
Юдифь
Настанет день — все будут чтить его!
Мы с ним теперь!..
Эсфирь
Как это сладко слышать:
Скользит как тень во тьме моих зрачков
Твой чудный образ, он, как луч, мерцает,
Вот он погас, и снова темнота…
Все ж не смогу, к своей готовясь смерти,
Тебе, Юдифь, я сына завещать!
Юдифь
Эсфирь
Его жене? Едва ли!
Не огорчай родителей, дитя!
Нет, не беги за ним. Ведь у Манассе
Ты — дочь единственная. Чти отца!
Юдифь
Как? Уриель! Меня не хочешь?
(Дрожа от отчаяния, долго и пристально смотрит на него.)
Боже,
Прости меня! Я верила всегда,
Что на земле любовь дарует счастье.
(Склоняется к ногам Эсфири.)
Уриель
(борется с собой, озирает всю группу: мать, свою возлюбленную, братьев, печально стоящих за креслом матери; говорит про себя)
Де-Сильва правду говорил! Крепки
В народе нашем родственные узы!
(С отчаяньем.)
Что ж вы молчите? Не терзайте!
Юдифь
Уриель
Стрела пронзила сердце…
О, я хотел бы, словно зверь кричать…
Так не смотрите ж на меня с мольбою!
В сравненьи с жаром глаз моих сухих
Все ваши слезы, что теперь струите
В своей печали и тоске, — ничто!
Молчите вы? Взираете? И ждете,
Чтоб подвиг я ужасный совершил?
Чтоб ради сердца духом поступился
И отдал убежденья за любовь?
Зачем ты встала на дыбы, о гордость?
Ты здесь — чудовище! Не скрежещи!
Стань червем! В прах склонись! Все ниже… ниже…
Кто защитит от глаз немых любви?
От глаз немых, где мне искать спасенья?
Слепая мать, сомкни скорей глаза…
Закрой же их! Закрой же их скорее!
Я сделаю! Я сделаю… пойду…
(Убегает.)
Юдифь
Эсфирь
Иоэль
Благослови, всевышний
Мгновенье это: отречется он.
Эсфирь
Пусти дитя! Я Уриеля, сына,
Должна поцеловать! Пусти к нему!
Где ты, — мой сын? В ком смелости достанет
Своим врагом его теперь назвать?.
Чей светлый ум прекраснее? Идем!
На шумных улицах кричать мы будем:
Вот лучший сын — он любит мать свою!
(Быстро уходит, уводимая Иоэлем и Рувимом.)
Юдифь (одна у окна)
Он во дворе… плащом едва накрытый…
Без шляпы… Устремляется туда…
Бежит… Там улица… О, боже… Медлит…
Направо иль налево?.. Он стоит…
Вот он — пошел… дорогой к синагоге!
(Отходит от окна.)
Так неожиданно? Из-за меня?
Из-за меня? Не слишком ли поспешно?
Что если он раскается потом?
Так неужели с первых дней созданья
Жена — одно проклятье для мужчин
И их всегда в ничтожество ввергает?
Как умирающий он побледнел…
Рука, холодная как лед, дрожала…
(Стремительно бросается к окну.)
Остановись, Акоста! Не ходи!
Не делай этого! О, слишком поздно!
О, рок, за этот грех не покарай!
(Падает в кресло.)
Занавес
В храме.
Низкое помещение, направо и налево открытые двери. На стенах скрижали завета, написанные по-еврейски.
В глубине — большой занавес, отделяющий помещение от внутренней части синагоги, которая становится видной впоследствии.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Сантос. Входит де-Сильва. Затем прислужник.
Де-Сильва
Вы никого к нему не допускали?
Сантос
Он был один, — как требует закон.
Когда стучал он в двери синагоги,
То длань господню он тогда познал.
Де-Сильва
Длань бога не бросается камнями.
Сантос
В народном гневе ныне он познал
Все то, что был постичь не в состояньи.
Он пал пред синагогой во дворе,
Осмеянный, в разорванных одеждах.
В своем уединеньи, где ничто
Помехою не служит созерцанью,
Он искупленья и прощенья ждет.
Де-Сильва
Дай бог, чтоб он теперь обрел бы их!
Он извещен, что мать его больна?
Сантос
С ним говорить хотели оба брата,
Но эта весть встревожила б его
И следствием небесного проклятья
Могла б казаться грешнику болезнь.
Де-Сильва (про себя)
Высокое святое попеченье!
Сантос
Просила также о свиданьи с ним
Манассе дочь, пророчица Ваала,
Мои проклятья смевшая презреть.
Де-Сильва
Отказано ей так же, как другим?
Банкротство Вандерстратена второе
Весь Амстердам так страшно потрясло.
Все обсудив и взвесив, Иохаи,
Акционер одной из крупных фирм,
Устроил хитроумную ловушку,
А — шурин мой в тени своих садов,
В своем кругу привычном, беззаботно
Живя в мечтаньях, твердо уповал
На точность неизменную доходов;
Но между тем, отвергнутый жених,
В делах знаток, искусник молодой
Сплел сеть такую, — как плетут частенько
В Венеции иль Лондоне, — когда
Хотят злорадно натравить, как стаю,
Торговый мир на одного дельца.
Мой шурин пал, — а ныне Иохаи,
Любовной жаждою своей томим,
Используя отчаянье и горе,
Для примиренья руку протянул.
Исход один. Пожертвовать собою
Без промедленья не должна ль Юдифь?
И боль презреть, презреть измену другу,
Свои сомненья, даже смерть презреть,
Все для того, чтоб выручить отца,
Который жить вне роскоши не может.
То самое, что некогда она
Ждала от Уриеля — Отреченье
Во имя братьев, матери, себя —
Сама обязана свершить, немедля…
Вы это также скрыли от него?
Сантос
