Не позабудь меня, милый, не позабудь
Птицы по небу чертят сложные виражи; огонь в камине потрескивает-дрожит; ворон-чернее-ночи каркает да кружит. Мне бы теперь пересилить да пережить; мне бы сразу знать, что ты соткан из зла и лжи.
Мне бы тебя не встретить, не полюбить; мне бы забыть тебе посвятить стихи; мне бы смеяться тебе в лицо, бросить тобой подаренное кольцо; мне бы сердце твое разбить, развеять по ветру жалкий прах.
Мне бы крик о пощаде целовать на твоих губах.
Мы были детьми, нам было по восемь лет; мы вместе любили встречать по утрам рассвет; ты играл на свирели, а после мы собирали букет полевых цветов.
Тогда ты нашел тот остров — ты говорил, что смерти и времени нет пути до его чарованных берегов.
Но мы росли, нам исполнилось по семнадцать; я помню твою улыбку и хитрый взгляд; я помню губы твои с привкусом янтаря — мой личный губящий яд. Я помню, как впервые стала твоей на нашей цветной поляне.
Как слепо верила — ты не предашь меня; не обманешь.
Я помню, как в нашу деревню пришли они; как ты очутился в ловушке их ловко подстроенной западни; как спрятался в их тени. Ты вспомнил про остров, ты говорил — там время бессильно, там ты будешь бессмертен, они доставят тебя туда. Ты говорил, и голос был твой безумен и холоднее льда.
Да и цена оказалась «невелика» — надобно было лишь душу свою продать.
Помню, как в последнюю ночь целовала тебя до зари; как молила остаться, не уходить; как лицо прятала на твоей груди — «поговори со мной, милый, поговори»; ложь, увы, была у тебя в крови.
Помню, как ветер отнес тебе мой безнадежный крик: «Не позабудь меня, милый, не позабудь — молю».
«Я, милый, тебя люблю».
Я научилась ждать
Тишину в ночи разрывает мой одинокий крик.
Мой милый, скажи, чего ты теперь достиг? Отсрочил ли смерти миг; добился, о чем мечтал; нашел ли то, что отчаянно так искал?
Я помню наши выцветшие поля; я помню исчерченные ладони, твой изумрудный взгляд; ты целовал меня, словно вершил обряд.
Я помню, как мимо прогрохотал снаряд, едва нас с тобой задев; как мы, дрожа, сидели, не разжимая рук; как горланили нараспев какой-то простой мотив — и мир вокруг нас поворочался и затих.
Мой милый, скажи, если бы ты не ушел, — мы выиграли бы войну?
Я помню ту мрачную, снеговую весну — в самом тылу врага, где ветер подхватывал кровные облака, где нельзя и пошевелиться, и задышать — в спину тебе вонзится их вырезной кинжал — дуло вражеского ружья.
Мой милый, я теперь научилась ждать — одиноко встречать закат; зимой попадать в метель, осенью — в листопад; смотреть в окно на поток дождя, из года в год представляя тебя и твои глаза.
Как придешь, словно не было этих лет; как вернешь в мою жизнь счастье и Божий свет.
Я верю, ты улыбнешься, и я пойму: ты все тот же — любящий и родной.
Выживший на войне.
Я знаю, ты сможешь — мы выиграем-победим.
Только вернись ко мне.
Венди не верует в небеса
Венди в зеркало смотрится да дивится — еще улыбчива и юна. На лице у Венди — кашемировая весна, но в глазах у Венди — страх предательства и тоска, на губах у Венди — вкус отчаявшейся войны.
Нет Венди жизни от чертовой тишины.
Питер — безумный нечеловек; «ты моя, и не будет пути назад, ты моя — и на целый век»; Венди верила — Бог спасет; Венди верила, но устала ждать; Венди выбрала остров, дьявольскую любовь и запах — кровь — на его руках.
Венди привыкла боль отчаянья целовать на его губах.
Венди не знает — есть и другая жизнь, где нежные поцелуи, улыбки, букеты роз; Венди дороже существовать в обмане да в вечной лжи; Венди дороже им создаваемые реальности, миражи…
Венди дороже его неслышимое: «Вернись!»,
когда ей хочется улететь.
Венди дороже его дьявольская улыбка, его глаза;
Венди хочется за него не выиграть, — умереть.
Венди слишком давно любит Питера
и не верует
в небеса.
Ты только меня люби
Осень мерзлая рисует красками декабря; я смотрю в окно — и вижу застывший снег; я смотрю, как ложится на небо печальный седой рассвет, как ветер угрюмый свой замедляет бег; я смотрю в окно, заклиная, моля, прося: «смилуйся, помоги.
мне бы только тебя обнять».
я иду, босая, с оголенной, немой душой, и кровавый след за мной стелется по земле; я иду — и во мгле мне навстречу мчится жестокий смех; ты ответь мне, подай хоть знак; я раба твоя, ты — бессменный, вечный мой господин, сильнейший из королей.
мне осталось несколько миль пути — ты отправь мне вслед поцелуй королевских губ, прикоснись сквозь ветер, сквозь дождь и снег; я тебя найду — мне бы только все это пережить; мне бы только один еще раз услышать твою свирель, ее терпкий звук; мне бы только преодолеть свой последний шаг и с первым лучом тебе прошептать привет.
ты мне — и господин, и друг, и сама душа.