Людмила Хорева - Нет надежды светлей...

Как мало надо для покоя:
Стихов страница,
Вечер тих,
Тепло каминное живое,
Цветок в стакане…
Этот миг
Во мне замрет —
И вновь продлится
В любом порядке:
Вечер тих,
Цветок в стакане
И страница
Стихов,
Своих или чужих…

Мне присниться тебе хочется,
Неразгаданной уйти.
Так, без имени–без отчества,
Снова встретиться в пути.
Тебе душу замутить опять,
Затуманить ясный взгляд.
Ах, как хочется влюбить тебя
Без тропиночки назад!

Во мне еще не все свершилось,
Не осозналось до конца.
Во всем слышна непостижимость
Игры от первого лица.
Стать всем на свете сразу. Сразу —
Женой, любимой, дорогой.
Любить. От ласк не видеть спасу
И не искать судьбы другой.
И каждый день, боясь прослушать
Родного сердца перебой,
Быть и надежной, и послушной,
И быть высокою звездой.

Твоих рук холодок из осеннего сада…
Их шершавая нежность меня пьянит.
Снова сводит с ума свет любимого взгляда
И морщинки у глаз у лучистых твоих.
И нет жажды светлей,
чем к тебе торопиться,
И касание рук поцелуй стережет…
Круг за кругом над нами зоркая птица —
Сбереженная нами, нас бережет.

Я стала по тебе скучать.
Трамвай разлукою грохочет,
Меня умчать подальше хочет —
Ему бы только разлучать!

Ему бы только вновь смешать
Меня с усталою толпою.
Пожатье поручня с рукою
Ему бы дольше задержать.

Не знать попутчикам в толпе,
Как мне тебя увидеть надо,
Коснуться просто взглядом взгляда
Не только думать о тебе!

Не только вспоминать слова,
Что были сказаны когда‑то —
Сейчас мне снова слышать надо
Из уст твоих, что я права,
А кто‑то — нет, что ты со мной
Хотел советоваться снова,
Что ты устал, а выходного —
Увы! Какой тут выходной!

Нельзя в трамвае закричать.
Без губ твоих сама немею.
Терплю, как только я умею.
И буду по тебе скучать.

Усталой синевой облит,
Как в час затменья,
Сухой и выцветший зенит
Пригнул деревья.
И будто
Августовский зной —
По всей планете.
Шумит послушною
Листвой
Жестяно ветер,
От тротуаров
К облакам
Плеснется пылью,
Отхлынет снова
К сорнякам
И чернобылью.

Привычки пыльной
Календарь
Листает чувства.
Бесцветно все,
И пуст алтарь —
И небо пусто.
Пока привычкой тягощусь —
Не умираю,
Смиренно вслед за ней тащусь
И отвергаю.
И льну
К настойчивой мечте
О бодрой сини,
Прохладных ливнях,
О тебе —
В смятенной силе.

Тебе ревнуется, любимый,
К моим героям из строки?
Они в стихах неотразимы,
А в жизни просто мужики.

Они, юны и беспечальны
И далеки от моих бед,
Хранят понятное молчанье
И много дней, и много лет.

Герои живы лишь отчасти —
Там, где рифмуются слова.
А города любви и страсти
Придумывала я сама.

Меня влекло на перекресток
Их сильных и желанных рук.
И чувства яркого проросток
Ломал асфальта серый круг.

Бывало, веточкой жемчужной
Касался он моих ланит,
Но погибал в застенке душном
Непониманья и обид.

…Рассвет июньский глаз бездонных
Пролил на землю свет и дождь —
Ты с той поры в своих ладонях
Росток тот трепетный несешь.

…Не придавая слухам веса,
Держась возвышенных мерил,
«Она — что делать? — поэтесса!» —
Эфрон когда‑то говорил.

Я мучить тебя не умею.
И после
обид и тревог
Прижать тороплюсь к себе я
Родной
виноватый висок.

Я мучить тебя не умею —
И лишь на тебя погляжу,
Я клеточкой каждой своею
Тебе уже принадлежу.

Сегодня кольца снова будут впору,
Неярко будут отражать огни.
Мы верностью застольному простору
Отметим день рождения семьи.

Опять цветы осенним карнавалом
Заполнят дом. И терпкость хризантем
Смешается с воздушностью бокалов,
Сияньем люстры и нарядом стен.

Я не открою вожделенной тайны,
Лишь сокровенности ослаблю жгут.
Я слышала — вполне сакраментально —
Так долго вместе нынче не живут.

Исчерпанностью каждого момента —
Прикосновенье, взгляд и разговор —
Едва ли создается кинолента:
В ней манит недосказанности флер.

Не надышаться, не перекасаться
И пылким взором не переюнеть,
Не исчерпать в другом его богатства,
Подаренного богом только мне.

Наш сериал отснят не в назиданье,
Не наказанье он и не вина.
И наш секрет — в секретах мирозданья,
Что вечно прячутся в бокал вина.
Так выпьем же до дна!

Ты моих стихов не помнил,
Не цитировал в тиши.
Просто ты свои ладони
Мне на плечи положил.

Ты серебряною рифмой
Слов признаний не сплетал.
Но для женщины любимой
Свой воздвиг ты пьедестал.

Ты в глаза смотрел, как в очи,
Взглядом, скованным мольбой,
Среди дня и черной ночи
Видел нимб над головой.

Высший жизненный критерий
По любимой поверял —
Правда, сам ни в коей мере
Звезды с неба не срывал.

Для любимой — планку выше,
Крест на плечи — тяжелей:
Так и трепет «выше крыши»,
И сияние светлей…

Сотворенная святая
Не желала ею слыть,
С постамента убегая
Хрупкой женщиной побыть.

Мы не слывем с тобой
речистыми —
Ни ты, ни я.
Светла, как ключ,
словами чистыми
Душа моя.

Их ясных струй
легка глаголица
И так чиста,
Что перелить
мне влагу хочется
В твои уста.

Молчаньем–золотом
пресытится
Размолвки ров.
Но в прах и пух
оно рассыпется
От первых слов.

В потоках нежности
потянется
К руке — рука.
И чувств уляжется
сумятица,
И жизнь — легка.

Отняла от себя — отдала
И любимому, и влюбленному.
Только чуткие колокола
Растревожились в сердце звонами.

Отдавала — глаза в глаза,
Руку в руку вложила крепкую.
Но скрепляются полюса
Лишь слезинкой дрожащей — стрелкою.

Отдавала — забрать пришлось.
Материнскому сердцу неможется.
Кротко дрогнет земная ось…
Не пригрезится — притревожится…