Антология - Русский романс

Луч ясный играет на светлых водах,
Но тьма под сияньем и холод в волнах;
Младые ланиты румянцем горят,
Но черные думы дух юный мрачат.

Есть думы о прежнем, их яд роковой
Всю жизнь отравляет мертвящей тоской;
Ничто не утешит, ничто не страшит,
Не радует радость, печаль не крушит.

На срубленной ветке так вянет листок,
Напрасно в дубраве шумит ветерок
И красное солнце льет радостный свет, —
Листок зеленеет, а жизни в нем нет!..

Любовник розы — соловей
Прислал тебе цветок сей милый,
Он станет песнею своей
Всю ночь пленять твой дух унылый.

Он любит петь во тьме ночей,
И песнь его дышит тоскою;
Но с обнадеженной мечтою
Споет он песню веселей.

И с думой тайною моей
Тебя коснется пенья сладость,
И напоет на сердце радость
Любовник розы — соловей.

Вечерний звон, вечерний звон!
      Как много дум наводит он
О юных днях в краю родном,
      Где я любил, где отчий дом.
И как я, с ним навек простясь,
      Там слушал звон в последний раз!

Уже не зреть мне светлых дней
      Весны обманчивой моей!
И сколько нет теперь в живых
      Тогда веселых, молодых!
И крепок их могильный сон;
      Не слышен им вечерний звон.

Лежать и мне в земле сырой!
      Напев унывный надо мной
В долине ветер разнесет;
      Другой певец по ней пройдет.
И уж не я, а будет он
      В раздумьи петь вечерний звон!

        Ночь весенняя дышала
Светло-южною красой;
Тихо Брента[181] протекала,
Серебримая луной;
Отражен волной огнистой
Блеск прозрачных облаков,
И восходит пар душистой
От зеленых берегов.

        Свод лазурный, томный ропот
Чуть дробимыя волны.
Померанцев, миртов шепот
И любовный свет луны,
Упоенья аромата
И цветов, и свежих трав,
И вдали напев Торквата[182]
Гармонических октав[183] —

        Все вливает тайно радость,
Чувствам снится дивный мир,
Сердце бьется; мчится радость
На любви весенний пир,
По водам скользят гондолы,
Искры брызжут под веслом,
Звуки нежной баркаролы[184]
Веют легким ветерком.

        Что же, что не видно боле
Над игривою рекой
В светлоубранной гондоле
Той красавицы младой,
Чья улыбка, образ милый
Волновали все сердца
И пленяли дух унылый
Исступленного певца?

        Нет ее: она тоскою
В за́мок свой удалена;
Там живет одна с мечтою,
Тороплива и мрачна.
Не мила ей прелесть ночи,
Не манит сребристый ток,
И задумчивые очи
Смотрят томно на восток.

        Но густеет тень ночная;
И красот цветущий рой,
В неге страстной утопая,
Покидает пир ночной.
Стихли пышные забавы,
Все спокойно на реке,
Лишь Торкватовы октавы
Раздаются вдалеке.

        Вот прекрасная выходит
На чугунное крыльцо;
Месяц бледно луч наводит
На печальное лицо;
В русых локонах небрежных
Рисовался легкий стан,
И на персях белоснежных
Изумрудный талисман!

        Уж в гондоле одинокой
К той скале она плывет,
Где под башнею высокой
Море бурное ревет.
Там певца воспоминанье
В сердце пламенном живей,
Там любви очарованье
С отголоском прежних дней.

        И в мечтах она внимала.
Как полночный вещий бой
Медь гудящая сливала
С вечно шумною волной.
Не мила ей прелесть ночи,
Душен свежий ветерок,
И задумчивые очи
Смотрят томно на восток.

        Тучи тянутся грядою,
Затмевается луна;
Ясный свод оделся мглою;
Тьма внезапная страшна.
Вдруг гондола осветилась,
И звезда на высоте
По востоку покатилась
И пропала в темноте.

        И во тьме с востока веет
Тихогласный ветерок;
Факел дальний пламенеет, —
Мчится по морю челнок.
В нем уныло молодая
Тень знакомая сидит,
Подле арфа золотая,
Меч под факелом блестит.

        Не играйте, не звучите,
Струны дерзкие мои:
Славной тени не гневите!..
О! — свободы и любви
Где же, где певец чудесный?
Иль его не сыщет взор?
Иль угас огонь небесный,
Как блестящий метеор?

        О ты, ночь моя, ноченька,
Ночь ты лунная, ночь морозная,
Как тревожишь ты сердце томное,
Сердце томное — безнадежное!

        Страшно мне: мой уголок
Как могила вкруг чернеет;
Разведу я огонек —
Дуб трещит и пламенеет,
Свет багровый на стенах
Чудно зыблется в очах,
И дохнуть не смею я, —
Тени бродят вкруг меня.

        О, зачем я рождена
Вянуть бедной сиротою;
Жизнь моя отравлена
Неотступною тоской;
Светлый призрак в тяжком сне
На беду являлся мне;
Даль мою затмил туман —
Сердцу был во всем обман.

        На заре весны моей
Голубка я приучила;
Он был друг невинных дней.
О, как я его любила!
Снегом белым он сиял,
Томно, нежно ворковал;
Но, как легкий ветерок,
Улетел мой голубок.

        В бедном садике моем
Рдела роза полевая.
Любовалась я цветком;
Часто горе забывая,
К розе с свежею волной
Я бежала в летний зной.
Туча бурная нашла —
Розу молния сожгла.

        Был друг милый у меня!..
Ночь, ты знаешь, ты видала.
Как в пылу безумном я
Друга к сердцу прижимала;
Вспомни: он твоей луной
Мне клялся, что будет мой. —
Но тень бродит… страшно мне!
Не душней в могильном сне.

        О ты, ночь моя, ноченька,
Ночь ты лунная, ночь морозная,
Как тревожишь ты сердце томное,
Сердце томное, — безнадежное!

«Прости, прости, мой край родной!
        Уж скрылся ты в волнах;
Касатка вьется, ветр ночной
        Играет в парусах.
Уж тонут огненны лучи
        В бездонной синеве…
Мой край родной, прости, прости!
        Ночь добрая тебе!

Проснется день; его краса
        Утешит божий свет;
Увижу море, небеса, —
        А родины уж нет!
Отцовский дом покинул я;
        Травой он зарастет;
Собака верная моя
        Выть станет у ворот.

Ко мне, ко мне, мой паж младой!
        Но ты дрожишь, как лист?
Иль страшен рев волны морской?
        Иль ветра буйный свист?
Не плачь: корабль мой нов; плыву
        Уж я не в первый раз;
И быстрый сокол на лету
        Не перегонит нас».

— «Не буйный ветр страшит меня,
        Не шум угрюмых волн;
Но не дивись, сир Чальд, что я
        Тоски сердечной полн!
Прощаться грустно было мне
        С родимою, с отцом;
Теперь надежда вся в тебе
        И в друге… неземном.

Не скрыл отец тоски своей,
        Как стал благословлять;
Но доля матери моей —
        День плакать, ночь не спать».
— «Ты прав, ты прав, мой паж младой!
        Как сметь винить тебя?
С твоей невинной простотой,
        Ах, плакал бы и я!

Но вот и кормщик мой сидит,
        Весь полон черных дум.
Иль буйный ветр тебя страшит?
        Иль моря грозный шум?»
— «Сир Чальд, не робок я душой,
        Не умереть боюсь;
Но я с детьми, но я с женой
        Впервые расстаюсь!

Проснутся завтра на заре
        И дети и жена;
Малютки спросят обо мне,
        И всплачется она!»
— «Ты прав, ты прав!
        И как пенять,
Тебе нельзя не горевать:
        И муж ты и отец!

Но я… Ах, трудно верить мне
        Слезам прелестных глаз!
Любовью новою оне
        Осушатся без нас.
Лишь тем одним терзаюсь я.
        Не в силах то забыть,
Что нет на свете у меня,
        О ком бы потужить!

И вот на темных я волнах
        Один, один с тоской!
И кто же, кто по мне в слезах
        Теперь в стране родной?
Что ж рваться мне, жалеть кого?
        Я сердцем опустел,
И без надежд и без всего,
        Что помнить я хотел.

О мой корабль! с тобой я рад
        Носиться по волнам;
Лишь не плыви со мной назад
        К родимым берегам!
Далеко на скалах, в степи
        Приют сыщу себе;
А ты, о родина, прости!
        Ночь добрая тебе!»