Антон Дубинин - Outre Mer

Когда мы видим Ее вблизи — нам больно за всех людей.
Ты думал о справедливости, но забыл о жизни своей.
Ты думал о милосердии, но забыл о своем пути.
А впрочем, охота уже началась,
Лети, мой голубь, лети!..

Пусть сокол чужой не догонит тебя,
Да будешь ты быстр и смел,
Ведь там, в посланье на лапке твоей —
Что я сказать не успел.
Лети мимо стен чужих городов,
Чей камень горяч и нем,
Лети над жаром красных песков —
В город Йерусалем.
В город, чьи камни молчат и ждут,
Когда им снова запеть,
Когда мои братья по ним пройдут,
От слез не в силах смотреть,
За то, к чему я ближе сегодня,
Что здесь, у меня в груди —
Лети в часовню Гроба Господня
И там на плиты пади.

…О, я вошел бы туда босым,
Слепой от блаженных слез,
Как в тот небесный Йерусалим,
Что выстроил нам Христос,
Ты будешь сердцем моим живым,
Когда прилетишь туда,
Куда мне уже не войти босым,
Путем земным — никогда…
А, белый город, священный сон,
Больное сердце земли…
«Ведь ты хотел к Голгофе, Раймон —
Вставай, за тобой пришли.
Ты шел куда-то с крестом, Раймон?
Так вот, мы уже пришли».

Когда тебя выводят на стены,
Ты будешь почти что тверд.
Освобождать из позорного плена
Ведет почетный эскорт.
А у Того был эскорт — солдаты,
Толпа по стогнам пути…
А у Того был эскорт — крылатый,
Но кто поможет — нести?..
В сиянье, не то в лохмотья одетый,
Еще продержись, паладин…
А, Симон Киринеянин, где ты,
Зачем я совсем один?..
Но Симона нет, а внизу — все братья,
То цирк, и праздника ждут.
Махни рукой им, ты должен сказать им,
Что знаешь — они дойдут.
Зубцы стены сейчас обагрятся,
Осталось недолго ждать,
И страшно — но кто бы мог отказаться,
Какое уж там — предать!
Безжалостен суд и пути жестоки,
Но что еще делать с собой,
Когда на востоке — там, на востоке,
Слегка светясь над землей —
Да, ты узнал. Преклони колена
И поклонись ему.
Мой голос — в сторону Йерусалема,
Лети, мой голубь, до Йерусалема,
Выпущенный во тьму…

…А город был взят — во славу веры,
И важно ли то — уже —
Как вниз со стен скатилась, мессеры,
Голова Раймона Порше?
Мы все лежим в той земле — без счета,
С тысячу лет пути,
Но видишь, опять началась охота, —
— Лети, мой голубь, лети…

Каменный, каменный путь.
Я так люблю свою жизнь, мой Бог,
Хотя и знаю, что будет дале со мной.
И через тысячу лет
Я пожалею, что там не лег,
Потому что все мы забыты в плоти земной,
А там, у Тебя, я был бы рад
Маленькой чести — праведной смерти,
Благу, единственному на свете,
Когда эти стены нас более не защитят…

Elwin, Elwin, молись, ибо что еще делать теперь.
Рыцарь в ржавых доспехах, с забралом без прорезей глаз,
Взял твой след, и догонит, и нет избежавших его.
Может, имя его — Справедливость, а может, и Смерть,
Но поединок будет, и в нем ты ответишь за вас,
За всех, ушедших с крестами, и не понявших всего.

Тверже стали и дерева, и тверже сердец — земля,
Блаженны усталые, ибо их есть покой земной,
Но вдвое блаженней усталых тот, кто еще стоит —
Без знамени и без славы, без имени Короля,
— И облака, смеясь, текут и кружатся надо мной —
Благочестивый рыцарь сегодня будет убит.

Своими, всегда своими, и будет безумно жаль,
Потом они будут думать, и кто-то сойдет с ума,
И кто-то, не в силах подняться, скажет, что видел свет.
«А этот рыцарь был чист, вот только одна печаль —
Он знал, что такое свет, но не знал, что такое тьма,
Но плачьте, братья, отныне среди нас его больше нет».

…Но говорят, Господень дом
И для ушедших сим путем,
Вдали от мира, так вдали,
Среди песков Святой Земли,
Не сделавших последний шаг —
— О, говорят, открыт. Да будет так.

«Крест на груди, о мой паладин,
Крепче любых оков.
Будешь потерян, о мой господин,
Средь сарацинских песков».

«Крест на груди, о моя госпожа,
Станет защитою мне.
Имя твое, о моя госпожа,
Вспомню в чужой стороне».

«Место ли памяти, мой паладин,
Там, где сбирается рать?
Слабой ли даме, о мой господин,
Сердце твое удержать?»

«Памяти место, моя госпожа,
Там, где любовь жива.
Так и на камне, моя госпожа,
Может расти трава».

«Ярче Марии, о мой паладин,
Нет в небесах звезды.
Новой любовью, о мой господин,
Будешь исполнен ты».

«Этой любви, о моя госпожа,
Верен я был всегда.
И над Святою Землею, и здесь
Девы горит звезда».

«Ярок закат, о мой паладин,
Ярок как кровь закат.
Если уйдешь ты, о мой господин,
Ты не вернешься назад».

«Ярок закат, о моя госпожа,
Сердце мое горит.
Если я сгину, моя госпожа,
Бог тебя защитит».

«Горько вино твое, мой паладин,
Но я приму его.
Оба мы верой да не посрамим
Господа своего».

«О госпожа моя, что сказать
Грешник в силах сейчас?
Бойся теперь, нечестивая рать,
Вижу — Господь за нас!»

Когда опустеют ладони небес,
Когда оскудеет рог,
И все твои братья приснятся тебе,
Кого ты спасти не смог —
О чем ты крикнешь тогда, тогда
На одной из последних месс,
Когда слова текут, как вода,
Не достигая небес?

Священник, ты просто сошел с ума,
Ведь нас не слышит наш Бог.
Мы сдохнем раньше, чем будет зима,
Нас, видно, взяли врасплох,
Мы, видно, не знали, куда мы шли,
А может, просто не мне
Коснуться с любовью этой земли —
Трофея в земной войне.
Она убивает нас, и расплата
Приходит через тела.
Нам больше нечего есть, ребята,
Она нас всех забрала.
Сегодня умер Рожер, а вчера
Умер юный Гийом.
В проклятом городе нечего жрать,
И скоро мы перемрем.
Жив Эмери, но срок истечет,
И, закопав его,
Я возненавижу этот поход
И всех, кто будет живой.
Доволен Ты, Боже? Прошу Тебя
В безводное небо над головой —
Пошли Своим людям, пошли дождя,
А то я забуду, что Ты — благой.

…Я смотрел на камень,
и он оставался нем.
Я видел птиц — они
летели домой.
Я касался стали своей
бесполезной рукой —
О Господи, мой Христос,
я еще живой,
И я шел к Тебе, но Ты
не ответил мне.

Я входил в эти церкви и плакал по их стенАм,
Что не слышали слов Приобщенья, не видели лиц.
Из пришедших каждый в огне, простираясь ниц,
Так хотел победы Твоей, но она — не нам.

Я не свят и не радостен, и ничего не просил,
Только много молчал и умерших отпевал,
С обескровленным войском снег и удачу делил —
Почему же, о Монсеньор, Ты мне даровал
Ослепительный свет, откровенье города слез,
Ослепительный свет, который я не донес?

Ночью видел я, Монсеньор, Твоего гонца,
Светозарного рыбаря, что указал мне путь.
Я пошел тем путем, и теперь мне идти до конца,
Я пошел тем путем, и теперь мне идти… идти,
Как за дудочником — ребенку. От белых стен,
По нагим площадям на рассвете, следя по пути,
Как восходит солнце. Вода уже до колен,
Но позвавшему верь и не бойся. Вода по грудь.

…Так вошел я, Боже, в огонь, и железо Твое
Невредимым пронес, невредим.
Слава Сиру, явившему нам Святое Копье,
Сир пребудет с ним,
А меня все оставьте, я более не для людей,
Не сказавшему более — время быть одному,
По дорожке, следом, прочь от златых площадей,
От домов, золотых от рассвета — в воду, к Нему.

Кто знал из нас
Хоть что-нибудь,
Правду хоть одну,
В которую верил?
Но в этот час
Обо всем забудь,
Мы узнали весну,
Мы прогнали Зверя —
Говорят меж людьми
То так, то сяк,
Но я видел сам,
Своими глазами:
Пьер Бартелеми,
Священник, бедняк,
Бос, бледен и прям,
Прошел сквозь пламя
В испытанье огнем.
А потом, потом
Умер с таким
Странным лицом,
Будто видел что,
А другим не сказал —
Может, город какой,
Может, Крест святой,
Может, просто огонь
Изнутри — другой,
Чем снаружи, чем
Видно всем…
А Копье святое —
Как же иначе —
Принесло удачу,
Все это знают.
Ни гадать не стоит,
Ни жалеть не стоит,
О таких не плачут,
О таких вспоминают,
Упокой Господь его душу.