Борис Гребенщиков - Иван и Данило

Борис ГРЕБЕНЩИКОВ

ИВАН и ДАНИЛО

1

Стоит в лесу дом. Живут в доме Иван Семипалатинский и Данило Перекати-Поле. Иван рубит дрова да правит печь; Данило за добытчика. Как сядет зимой солнце, так хрусть-хрусть шаги по снегу, да ветки трещат. Иван в окошко выглядывает - и верно: бредет в сумерках между елей Данило с мешком на спине. "Ну, брат Иван, топи печь, смотреть будем - что Бог послал". - "А и так уж, Данилушко, горяча, знай себе - брык на лавку да хлебай шти". А после садится прямо на пол, мешок посередине, и начинает тягать.

"Вот, брат Иван, полезная вещь перепелка".

"Вижу, Данилушко".

"А вот, к примеру, хлеба буханка".

"И то правда, Данилушко".

"А вот тебе спичек заначка да папирос пачка".

Так и сидят до вечера. А мешок большой, в два горба.

"А это, брат, подзорная труба".

Выйдут на крылечко, наставят трубу в небо и смотрят в свое удовольствие.

"Никак, Данилушко, спутник летит?"

"Не спутник, брат, а пришельцы на тарелке".

"А пришельцы, так и хорошо, что пришельцы".

Зайдут опять в избу.

"А это неужто, Данилушко, грамофонт?"

"Он самый, брат Иван."

Заведут грамофонт, за руки возьмутся и пляшут, как дети малые. Напляшутся так, что стол своротят; садятся чай пить да разговоры разговаривать. Напьются каждый по ведру, выйдут напоследок на снежок, вокруг избы обойдут. В лесу тихохонько, только филин пролетит, ветку крылом заденет.

"Ну, Данилушко, спокойной тебе ночи".

"И тебе, Ваня".

Лягут - один на печку, другой на лавку.

"Премудрый Соломон, приснись прекрасный сон".

И тихо в доме.

Это зимой. Летом другой коленкор. Не спится в доме, сидят оба на крылечке.

"Сказывал кум Родион, что хозяин в лесу балует".

"Истинно правда, Данилушко. Да вон и сам послушай..."

Сидят, слушают. А в лесу то прутик треснет, то кустик хрустнет. Хмыкает кто-то; то далеко - жалобно так, то близехонько - как бы со строгостью.

"А может, Ваня, то лось гуляет?"

"Да нет, Данилушко, лось коровой мычит. А хозяин - он и есть хозяин".

Смотрят. Дальше слушают.

"Слышишь, Ваня, а кто это хрумкает?"

"А это, Данилушко, птица коростель прилетел. Сидит на дереве, шишки ест, шелуху выплевывает."

"Это что ж - серенький такой? С кулачок?"

"Нет, Данилушко, коростель - он бурый. Да и размером - ну не со свинью, но с полсвиньи точно будет. Французская птица".

"Как так, брат Иван, французская?"

"Он, Данилушко, к нам в лес из города Парижу гость. Живет он там на главной улице, свил гнездо на дереве Крокет. Ходят внизу под деревом тамошние жандармы, охраняют гнездо. А как листочки полезут, так он выберет ночку потемней и поминай как звали. А в газетах пишут - опять, дескать, ле коростель изволил нас покинуть. И разъезжаются ихние академики со своими приборами по разным странам, ищут уникальную птицу. А невдомек, что он лесочком да перелеском, тут под кустиком заночует, там в дупло схоронится - и к нам в лес. Тут ему летом и раздолье".

"А потом он, брат Ваня, как же?"

"А как, Данилушко, дожди пойдут, так он заплачет горькими слезами и обратно к себе на дерево Крокет. И несладко ему там, да здоровье его даром что с полсвиньи - хлипкое. И сидит себе до следующей весны на дереве Крокет, кушает булки и смотрит сны, как обратно к нам прилетит".

Задумается Данило о судьбе французской птицы, думает-думает, глядишь и задремлет. А Иван сидит себе; и вроде не смотрит, а все видит; и вроде не слушает, а все слышит. Вот пичуга ночная цыркнула - Иван знает, какая и почему. Вот хозяин фыркнул - старый пень увидел, гнилушки светятся, а он к ним примеривается, зачем, дескать. Вот ветерок дунул - и вроде бы ерунда такая, так - движение воздуха, - а Иван сидит и ухмыляется про себя; знает, что просто так ничего не бывает. Так и сидит, пока звезды не начнут меркнуть. Посидит еще, и Даниле - тихонько, на ухо:

"Вставай, Данилушко, пойдем-ка по грибы".

Не стало больше в доме места, некуда Даниле новые монплезиры класть.

Порешили построить длинный сарай, чтобы каждую штучку - на гвоздик, каждую фитюлечку - на полочку, а что посерьезнее - так и шкап с окошками сладить.

Выходит спозаранку Иван из дому, топор в руки и - знай наших. Даниле во сне все слышится - тук да тук, а что за тук - непонятно. "Погоди, кричит, - подсоблю". Пока штаны натягивал да кусок хлеба в рот засунул, выбегает - а уж две трети сарая во дворе. Едва успел - приделал крышу, да зато так ловко, как будто сама выросла.

Сели во дворе под дерево, сидят - душенька довольна. Прилетела птица грач, поклевала крышу и улетела не солоно хлебавши. После обеда начали перетаскивать монплезиры; не много, не мало - таскали два дня. Опять-таки хорошо - в доме просторнее, а в сарае каждая штучка на гвоздике, каждая фитюлечка на полочке, а что посерьезнее - стоит в шкапу с окошками. Один конец отгородили Даниле под рабочее дело - поставили столы да верстаки. Теперь есть куда и складывать всякое, есть и где наукой заниматься.

Пошли ночью спать. Легли, а за окошком - оба слышат - фук, фук. Данило даже к окошку подскочил, да только сарай из окошка плохо видно. А Иван с печки посмеивается. "Слышь, хозяин пришел смотреть, что за хоромы стоят". - "Ну и как?" - "А ничего, Данилушко, посмотрит да и уйдет. Не его это ума дело, а проверить обязан".

Так почти до утра фукал и кряхтел. Но тронуть ничего не тронул: действительно, не его ума дело.

По примеру кума Родиона Данило отправился в странствие. Долго ли, коротко ли, а выходит Иван днем к роднику за водой - глядь, Данило по тропке шагает. Весь черный, глаза да зубы сверкают, довольный. Выпили с дороги чаю, рассказывает.

"Был, брат Иван, на севере. Там большие горы. Стоят прямо в море, море все льдом полыхает. Во льду полыньи, в них нерпы живут, сторожат морское дно. На морском дне у них стоит Антарктида, там морское золото и воробьиный камень. Если кто этот камень настоит на теплой воде, то два года ничего не будет пить и начнет говорить по-птичьи.

Если от гор повернуть направо, то придешь в пустыню, за пустыней горелый лес. Там человеку делать нечего. А если налево идти, то сначала тоже пустыня, но немножко, а потом стоит электростанция. На электростанции в будке живет монтер, ну вот как мы с тобой, но совсем один. Он через это и говорит плохо, но если попривыкнет, то все понимает. Я у него пожил немного, а он меня учил, как строить машину".

"А что за машину, Данилушко?"

"А, говорит, самую главную на текущий момент машину. Называется Яблочная Машина Дарья".

Данило мешок развязывает и вынимает картонку, а там закорючки да буквочки. "Вот, брат Иван, всю монтерскую премудрость я тут для памяти обозначил, так что мы столы да верстаки не зря в сарае прилаживали. Построим и мы Яблочную Машину Дарья".

Сказано - сделано.

Висит над столом бумага с монтерской премудростью, лежат некоторые приспособления. Даниле, ему виднее, как Машину изготовлять, а по кустарной части Иван всегда поможет, если надо. Делается Яблочная Машина Дарья в сарае у Ивана с Данилой, а как дойдет до победного конца, то и мы с вами это дело заметим.

Только солнышко с глаз долой, сидят Иван с Данилой в избе, гоняют чаи да слушают из грамофонта последние известия. Стук в дверь. "Так что же, заходи, коли хороший человек".

Заходит. Пегий весь, в поддевке с ремешками да пуговицами, но лицо благообразное. Поставил саквояж у печки: "Здравствуйте, хозяева, я турист". - "И ладно, турист так турист, садись с нами чаи пить".

Сидит, пьет, зыркает глазами. "Не боязно, говорит, в такой глухомотине одним?" - "А чего нам, мил человек, бояться. Здесь у нас тихо, радостно. Зверь дурного не скажет, а человек не дойдет; а коли дойдет, так уж видно не просто так".

Призадумался.

"А как тут у вас, говорит, производится гомеопатия?"

Данило - на Ивана, Иван - на Данилу: "Что за гомеопатия?"

А тот смеется, этак диковато.

"Гомеопатия, говорит, такое устройство для сугрева и чтоб захорошело. Опять-таки уничтожает микроба". - "Да мы, человек хороший, и так в тепле, в хороше. А что до микроба, так он свою службу держит, мы свою, у нас мир да совет. Не за што нам его бить".

Турист покашливать начинает.

"А что, говорит, за служба у вас такая?"

"А такая, милок, и служба, что грибы чаем, орехи сохраняем, всякие травки в чай кладем, листочкам да корешкам счет ведем. Придет лось, расскажет что вкривь, что вкось; прибежит белка, расскажет, где мелко. Прискачет мангуста, скажет - что-то в лесу пусто; выйдем на полянку, выкопаем ямку, было пусто, теперь станет густо. Подует ветер, расскажет, что есть на свете; журчит река, несет вести издалека. А мы кашу едим, друг на друга глядим, если где что не так - кидаем пятак, твой черед идти восстанавливать".

А Данило встанет: а еще, дескать, Яблочную Машину Дарья строим.

Глядят на туриста, а турист уж кривулем пошел. Какая-такая машина Дарья?

"Как же какая? Построим, будет себе работать. А работа у ней простая - что в мире не так, поправлять себе потихонечку. Да что говорить, вон в сарае стоит, выдь поглянь".