Михаил Кузмин - Осенние озера (Вторая книга стихов)

Сердце, любившее вдоволь, водило моею рукою,
Имя же я утаю: сердце – ревниво мое.

Хрустально небо, видное сквозь лес;
Усталым взорам
Искать отрадно скрытые скиты!
Так ждало сердце завтрашних чудес,
Отдав озерам
Привольной жизни тщетные мечты!
Убранство церкви – желтые листы
Парчой нависли над ковром парчовым.
Златятся дали!
Давно вы ждали,
Чтоб желтым, красным, розовым, лиловым
Иконостасы леса расцветить,
Давно исчезла паутины нить.
Надежду сменит сладостная грусть,
Тоски лампада,
Смиренней мысли в сердце богомольном,
И кто-то тихий шепчет: «Ну и пусть!
Чего нам надо?
Грехам простится вольным и невольным».
Душа внимает голосам недольним,
Осенней тишью странно пленена, —
Знакомым пленом!
И легким тленом
Земля дохнет, в багрец облечена,
Как четки облака! стоят, не тая;
Спустилась ясность и печаль святая!

Протянуло паутину
Золотое «бабье лето»,
И куда я взгляд ни кину —
В желтый траур все одето.
Песня летняя пропета,
Я снимаю мандолину
И спускаюсь с гор в долину,
Где остатки бродят света,
Будто чувствуя кончину.

О тихий край, опять стремлюсь мечтою
К твоим лугам и дремлющим лесам,
Где я бродил, ласкаемый тоскою,
Внимал лесным и смутным голосам.
Когда опять себя с любовью скрою,
Открыв лицо осенним небесам?
Когда пойду известною тропою,
Которой, без любви, бежал я сам?

Осенний ветер жалостью дышал,
Все нивы сжаты,
Леса безмолвны зимней тишиной.
Что тихий ангел тихо нашептал,
Какой вожатый
Привел незримо к озими родной?
Какой печальной светлою страной
В глаза поля мне глянули пустые
И рощи пестрые!
О камни острые,
Об остовы корней подземных вековые
Усталая нога лениво задевает.
Вечерняя заря, пылая, догорает.
Куда иду я? кто меня послал?

Ах, нет ответа.
Какую ясность льет зимы предтеча!
Зари румянец так златист, так ал,
Так много света,
Что чует сердце: скоро будет встреча!
Так ясно видны, видны так далече,
Как не видать нам летнею порой
Деревни дальние.
Мечты печальные
Вокруг меня свивают тихий рой;
Печаль с надеждой руки соплетают
И лебедями медленно летают.

Снега покрыли гладкие равнины,
Едва заметен санок первый след,
Румянец нежный льет закатный свет,
Окрася розою холмов вершины.

Ездок плетется в дальние путины,
И песня льется, песня прошлых бед, —
Простой и древний скуки амулет, —
Она развеет ждущие кручины!

Зимы студеной сладко мне начало,
Нас сочетала строгая пора.
Яснеет небо, блекнет покрывало.

Каким весельем рог трубит: «Пора!»
О, друг мой милый, как спокойны мысли!
В окне узоры райские повисли.

Моей любви никто не может смерить,
Мою любовь свободе не учи!
Явись, о смерть, тебе лишь можно вверить
Богатств моих злаченые ключи!
Явись, о смерть, в каком угодно виде:
Как кроткий вождь усопших христиан,
Как дух царей, плененный в пирамиде,
Как Азраил убитых мусульман!
Мне не страшна, поверь, ничья личина,
Ни слез моих, ни ропота не жди.
Одна лишь есть любовная кручина,
Чтоб вызвать вновь из глаз сухих дожди.
Коль хочешь ты, слепая, униженья,
Бесслезных глаз позорящий ручей —
Яви мне вновь его изображенье,
Верни мне звук прерывистых речей!
«Помедли, смерть!» – скажу тогда я глухо,
«Продлись, о жизнь!» – прошепчет жалкий рот,
Тогда-то ты, без глаз, без слов, без слуха,
Ответишь мне: «Я победила. Вот!»

Не верю солнцу, что идет к закату,
Не верю лету, что идет на убыль,
Не верю туче, что темнит долину,
И сну не верю – обезьяне смерти,
Не верю моря лживому отливу,
Цветку не верю, что твердит: «Не любит!»

Твой взор мне шепчет: «Верь: он любит, любит!»
Взойдет светило вопреки закату,
Прилив шумящий – брат родной отливу,
Пойдет и осень, как весна, на убыль,
Поют поэты: «Страсть – сильнее смерти!»
Опять ласкает луч мою долину.

Когда придешь ты в светлую долину,
Узнаешь там, как тот, кто ждет, полюбит.
Любви долина – не долина смерти.
Ах, нет для нас печального закату:
Где ты читал, чтоб страсть пошла на убыль?
Кто приравнять ее бы мог отливу?

Я не отдамся никогда отливу!
Я не могу предать мою долину!
Любовь заставлю не идти на убыль.
Я знаю твердо: «Сердце вечно любит
И не уклонит линии к закату.
Всегда в зените – так до самой смерти!»

О друг мой милый, что страшиться смерти?
Зачем ты веришь краткому отливу?
Зачем ты смотришь горько вслед закату?
Зачем сомненье не вступать в долину?
Ведь ждет в долине, кто тебя лишь любит
И кто не знает, что такое убыль.

Тот, кто не знает, что такое убыль,
Тот не боится горечи и смерти.
Один лишь смелый мимо страха любит,
Он посмеется жалкому отливу.
Он с гор спустился в щедрую долину.
Огнем палимый, небрежет закату!

Конец закату и конец отливу,
Конец и смерти – кто вступил в долину.
Ах, тот, кто любит, не увидит убыль!

Не могу я вспомнить без волненья,
Как с тобой мы время коротали!
А теперь печали дни настали,
Ах, печали, ревности, сомненья!

Как осенним утром мы бродили,
Под ногами листья шелестели…
Посмотри: деревья все не те ли?
Эти губы, руки – не мои ли?

И какие могут быть сомненья,
Для кого печали дни настали?
Ведь от дней, что вместе коротали,
Лишь осталась горечь да волненья!

Когда и как придешь ко мне ты:
Промолвишь: «Здравствуй», промолчишь?
Тебя пленяет бег кометы,
Мне нужно солнце, свет и тишь.
Тебя манит игра интриги,
Падучий блеск шальной звезды,
А мне милы: лампада, книги
И верный ход тугой узды.
Когда-то сам, с огнем играя,
Я маски пел, забыв любовь, —
И вот закрытого мне рая
Душа моя алкает вновь.
К тебе взываю я из кельи:
«Приди, пребудь, верни мне свет!
Зачем нам праздное похмелье:
Я вечной дал любви обет.
Пойми: я ставлю все на ставку, —
Не обмани, не погуби!
Уйдешь – и лягу я на лавку,
И смерть скует уста мои!
Сбери свой свет, дугой скользящий,
И в сердце тихо, нежно влей!
И выйдем из тюрьмы томящей
На волю вешнюю полей!»

Когда и как приду к тебе я:
Что даст нам милая весна?
Пусть сердце падает, слабея, —
Лазурь безбурна и ясна.
В мое окно с нависшей крыши
Стучит весенняя капель;
Мечты все радостней, все выше,
Как будто минул скорбный хмель.
Смотрю на скромные угодья,
И мнится сердцу моему:
«С веселым шумом половодья
Вернусь и все душой приму».
Язык мой шепчет: «Я покорен»,
Но сердце ропщет и дрожит.
Ах, кем наш дальний путь проторен?
Куда ведет и где лежит?
Покойны белые покровы,
Недвижна тень сосновых лап, —
А те пути, ах, как суровы,
И я так жалок, наг и слаб.
И я прошу весны сиянье,
Ослабший лед и талый снег
Затеплить и в тебе желанье
Таких смиренных, нежных нег!

Что сердце? огород неполотый,
Помят, что диким табуном.
И как мне жизнью жить расколотой,
Когда все мысли об одном?
Давно сказали: «Роза колется;
Идти на битву – мертвым пасть».
А сердце все дрожит и молится,
Колебля тщетно горя власть.
Ах, неба высь – лишь глубь бездонная:
Мольба, как камень, пропадет.
Чужая воля, непреклонная,
Мою судьбу на смерть ведет.
К каким я воззову угодникам,
Кто б мне помог, кто б услыхал?
Ведь тот, кто был здесь огородником,
Сам огород свой растоптал!

Умру, умру, благословляя,
А не кляня.
Ты знаешь сам, какого рая
Достигнул я.
Даешь ли счастье, дашь ли муки, —
Не все ль равно?
Казнящие целует руки
Твой раб давно.
Что мне небес далекий купол
И плески волн?
В моей крови последний скрупул
Любовью полн.
Чего мне жаль, за что держуся?
Так мало сил!..
Стрелок отбившегося гуся
Стрелой скосил.
И вот лежу и умираю,
К земле прильну,
Померк мой взор: благословляю,
А не кляну.