Надежда Тэффи - Passiflora (сборник)

Passiflora – скорбное слово,
Темное имя цветка…
Орудия страсти Христовой —
Узор его лепестка.

Ты, в мир пришедший так просто,
Как всякий стебель и лист,
Ты – белый лесной апостол,
Полевой евангелист!

Да поют все цветы и травы
Славу кресту твоему,
И я твой стигмат кровавый
На сердце свое приму.

Он ночью приплывет на черных парусах,
Серебряный корабль с пурпурною каймою!
Но люди не поймут, что он приплыл за мною,
И скажут: «Вот, луна играет на волнах!»

Как черный серафим три парные крыла,
Он вскинет паруса над звездной тишиною!
Но люди не поймут, что он уплыл со мною,
И скажут: «Вот, она сегодня умерла»…

Долгою долиною,
Росяным лугом
Пела я былиною,
Резала плугом…

Лебедью оплавала
Сизы озера,
Заклинала дьявола
Черного бора…

Плакала незнаемо
Зегзицею серою…
Бран ты мною, край мой,
Немеряной мерой!

Каб не силы слабые —
Тебя, умирая,
Песнью вознесла бы я
До Господня рая!

Я не здешняя, я издалека,
Я от северных синих озер…
Я умею глубоко-глубоко
Затаить свой потупленный взор.

Только в миг незакатно единый
Мне почудился шорох крыла —
Мне послышался клик лебединый,
И я руки свои подняла…

Я умею глубоко-глубоко
Затаить свой потупленный взор,
Чтоб не знали, как плачет далеко
Лебедь северных синих озер…

Я сердцем кроткая была,
Я людям зла не принесла,
Я только улыбалась им
И тихим снам своим…

И не взяла чужого я.
И травка бледная моя,
Что я срывала у ручья, —
И та была – ничья…

Когда твой голос раздался,
Я только задрожала вся,
Я только двери отперла…
За что я умерла?

Пела-пела белая птица,
Я не слышу ее теперь…
Мне Господь повелел смириться
И с молитвой закрыть свою дверь!

И слова я все позабыла —
Только песнью плачет душа, —
Видно, слишком слаба моя сила,
Или песня была хороша…

И когда мне ночью не спится
И ветер гудит под окном,
Все мне чудится – белая птица
Стучит о стекло крылом…

Верь мне, Господи, верь! – Я не внемлю,
Кто там бьется белой тоской…
Я земля, обращенная в землю, —
Со святыми меня упокой!..

Я синеглаза, светлокудра,
Я знаю – ты не для меня…
И я пройду смиренномудро,
Молчанье гордое храня.

И знаю я – есть жизнь другая,
Где я легка, тонка, смугла,
Где, от любви изнемогая,
Сама у ног твоих легла…

И, замерев от сладкой муки,
Какой не знали соловьи,
Ты гладишь тоненькие руки
И косы черные мои.

И, здесь не внемлющий моленьям,
Как кроткий раб, ты служишь там
Моим несознанным хотеньям,
Моим несказанным словам.

И в жизни той живу, не зная,
Где правда, где моя мечта,
Какая жизнь моя, родная, —
Не знаю – эта, или та…

Вот завела я песенку,
А спеть ее – нет сил!
Полез горбун на лесенку
И солнце погасил!..

По темным переулочкам
Ходил вчера Христос —
Он всех о ком-то спрашивал,
Кому-то что-то нес…

В окно взглянуть не смела я —
Увидят – забранят!..
Я черноносых, лапчатых
Качаю горбунят…

Цветут тюльпаны синие
В лазоревом краю…
Там кто-нибудь на дудочке
Доплачет песнь мою!

Благословение Божьей десницы
Над тем, кто грешил, обманул и убил.
И стоит у ложа каждой блудницы
С белой лилией Архангел Гавриил.

И столько знамений и столько знаков,
Что находим и видим их, не искав:
Славен вовек обманувший Иаков
И, обиженный, уничтожен Исав.

Гибель кротких, радость низкопорочных —
Оправдан Варавва и распят Христос.
А мы на весах аптекарски точных
Делим добра и зла единый хаос!

И чтоб было ровно и вышло гладко,
Обещаем награду в загробный срок…
Господи! Вервие разума кратко!
Господи, кладезь Твой так глубок!

Умираю… Гасну мыслью усталой…
И как все уйду, и как все не пойму…
И, плача, стараюсь свечою малой
Озарить великую Божью тьму!

На жизнь и смерть твою, меня сгубившего,
Расторгшего восторг объятия,
Мою свечу пред Богом погасившего —
Великое кладу проклятие!

Познаешь ли любовь грядущих дней —
Ты именем ее моим зови,
В ее очах ищи моих огней,
В ее ночах ночей моей любви!

Да не восстанешь ты от сна могильного!
В час воскрешения во прахе прахом сгинь!
Да будет воля моя – воля Сильного!
И крепко слово мое! Аминь.

Тоска, моя тоска! Я вижу день дождливый,
Болотце топкое меж чахнущих берез,
Где, голову пригнув, смешной и некрасивый,
Застыл журавль под гнетом долгих грез.

Он грезит розовым сверкающим Египтом,
Где раскаленный зной рубинность в небе льет,
Где к солнцу, высоко над пряным эвкалиптом,
Стремят фламинго огнекрылый взлет…

Тоска моя, тоска! О, будь благословенна!
В болотной темноте тоскующих темниц,
Осмеянная мной, ты грезишь вдохновенно
О крыльях пламенных солнцерожденных птиц!

Ты меня, мое солнце,
Все равно не согреешь,
Ты горишь слишком тихо —
Я хочу слишком знойно!

Ты меня, мое сердце,
Все равно не услышишь,
Ты стучишь слишком звонко —
Я зову слишком робко!

Ты меня, мое счастье,
Все равно не утешишь,
Ты солжешь слишком нежно —
Я пойму слишком горько!

Ты меня, мой любимый,
Все равно не полюбишь,
Я горю слишком ярко —
Ты возьмешь слишком просто!

Я тебя целую греховно, как блудница!
Оторвать не могу я губ своих и рук!
Бьется, умирая, моя белая птица
От стыда и счастья неутолимых мук!

В пламенном бреду я слышу чьи-то стоны
И знаю, не одна я в этот смертный час —
Ослепленный ангел с поруганной иконы
Плачет надо мною кровью мертвых глаз.

Поет мой сон… Не сплю и сплю, и внемлю —
Цветами, травами звенит свирельный луг.
И, черной раною разрезывая землю,
Стальной струной гудит тяжелый плуг.

Глубокой борозды разметывая бремя,
Он путь готовит новому стеблю,
В бессмертие земли златое бросив семя…

О, мой единственный, как я тебя люблю!

Иду по безводной пустыне,
Ищу твой сияющий край.
Ты в рубище нищей рабыни
Мой царственный пурпур узнай!

Я близко от радостной цели…
Как ясен мой тихий закат!
Звенят полевые свирели,
Звенят колокольчики стад…

Ты гонишь овец к водопою —
Как ясен твой тихий закат!
Как сладко под легкой стопою
Цветы полевые шуршат!

Ты встанешь к стене водоема,
Моим ожиданьям близка,
Моею душою влекома
В далекие смотришь века…

Замучена зноем и пылью,
Тоскою безводных степей,
Так встречусь я с тихой Рахилью,
Блаженною смертью моей…

Ты глаза на небо ласково прищурь,
На пьянящую, звенящую лазурь!
Пьяным кубком голубиного вина
Напоит тебя свирельная весна!

Станем сердцем глуби неба голубей,
Вкусим трепет сокрыленья голубей,
Упоенные в весенне-синем сне,
Сопьяненные лазури и весне!

О, как сладко быть любимой
Принцем Ля-Э-Ли,
В красоте неизъяснимой
Сказочной земли!

Взять свое благоуханье
Лилии могли
Только от его дыханья —
Принца Ля-Э-Ли!

И когда рубин проснулся
В каменной пыли —
Это значит – улыбнулся
Томный Ля-Э-Ли!

А когда он засмеется,
Знойный Ля-Э-Ли,
Стая алых птиц несется
В солнечной дали!

И когда во мне незримо
Песни зацвели,
Это значит – я любима
Принцем Ля-Э-Ли!

Быть может, родина ее на островах Таити…
Быть может, ей всегда всего пятнадцать лет —
Вот почему надет – витой из тонкой нити —
На смуглой ножке золотой браслет.

И если о любви она поет – взгляните,
Как губы у нее бледнеют и дрожат…
Должно быть, там у них, на островах Таити,
Любовь считается смертельный яд!

Выше всех цвела георгина
В голубом китайском саду.
Ее имя уста мандарина
Называли в лунном бреду.

Прилетали звенящие пчелы,
И в ее золотой бокал
Погружали злые уколы
Острия ненасытных жал…

Знал ли кто, что она, георгина,
Выше всех в голубом саду,
Что ее уста мандарина
Призывали в лунном бреду?..

На острове моих воспоминаний
Есть серый дом. В окне цветы герани,
Ведут три каменных ступени на крыльцо…
В тяжелой двери медное кольцо.
Над дверью барельеф – меч и головка лани,
А рядом шнур, ведущий к фонарю…

На острове моих воспоминаний
я никогда ту дверь не отворю!