Роман Сеф - Стихи для взрослых

Говорят о человеке:
«Так себе»,
Это значит всё на свете,
Всё – себе.

А вот этот парень
Вроде «ничего себе».
Ничего – пусто слово,
Кое-что себе.

А вот этот, незаметный,
Всё – другим,
Так о нем давайте лучше
Помолчим.

Вы не верьте, пожалуйста, слухам,
Не считайте чужие грехи,
Знайте: только глубокие духом
Гениальные пишут стихи.
Стихотворчество не отраженье,
Не спряженье незначащих слов,
Суть поэзии – в опроверженьи
Или ниспроверженьи основ.
Отвергая все зримые формы,
И обочину, и колею,
Прёт искусство, как тесто из формы,
Создавая реальность свою.

Друзья мои, которых нет со мной,
Друзья мои, которым нет возврата,
С которыми за прочною стеной
Надежно подыхали мы когда-то.

С которыми зов дальних поездов
Мы слушали, и нет печальней боли,
С кем жили мы несбыточностью снов
И горьким ветром непонятной воли.

Нет тлена вам, и нет покоя мне,
Я жив еще в надежде и печали,
Я верен вам, ведь в адской стороне
Не подличали мы и не стучали.

Память сохранила вышки,
Луч прожектора,
собак холеных.
Сколько нам?
Да мы еще мальчишки,
А уже мы ходим
в заключенных.
И уже считают нас по двадцать
на день раз,
Уже с помятой миской
Мы стоим,
душою торопясь,
За перловкой склизкой.
– По пятеркам разберись!
И везут
на «ЗИСе» со щитами,
И уже друзей
хороним мы,
Нет могилы -
колышек да номер,
Выходил вчистую из тюрьмы
В те года
лишь только тот,
Кто помер.
Было – не было?
Лежу в ночи.
Было – не было?
Ползет по стенке
Лунный блик.
Одумайся. Молчи.
Можно плакать,
Подобрав коленки.
В узкой щелочке
чужая жизнь,
Как в кино,
проходит перед нами.
Было – не было?
Какой-то бред.
Что ж такое?
Рассказать кому бы?
Ни за что?
Да в девятнадцать лет?
Что же вы творили, душегубы?

Спокоен мрамор Мавзолея.
Спокоен и размерен быт.
Так что ж копаюсь вновь в золе я
Воспоминаний и обид?

Зачем бессонными ночами
Считаю блики на стене?
Зачем избитыми ногами
Ходить пытаюсь по стерне?

Не сбросить тягостного груза,
Удел мой весел и жесток –
Мне по утрам приносит муза
В жестяной кружке кипяток.

И встав с друзьями на поверку,
И муки прошлые тая,
Я говорю: Да не померкнет
Любовь моя и боль моя».

Я создал тебя
Из горя своего –
Из рыжего
и пыльного
Кургана,
Где лагерь наш  стоял,
а вокруг него
На вышках стыла
в зимний день охрана.

Я создавал тебя
Рассудку вопреки,
Мерзавцам вопреки -
всей правотой печали,
Мы встретились.
Твои лихие каблучки
В последний раз
в пустом
парадном простучали.

Благодарю тебя, судьба,
За то, что ты
Была груба,
За то,
Что била мне под дых,
А если плакал я от боли,
То щедро добавляла соли
В две тонких струйки
Слез моих.

В челябинской тюрьме, на пересылке,
Увидел я однажды в странном сне,
Что вот несут зеленые носилки,
И более того – несут их мне.

Затем меня кладут на них степенно
Тюрьмы начальник – в звании майор –
И врач тюремный. Дальше постепенно
Меня выносят на тюремный двор,

Спокойно разъезжаются ворота,
А с вышек ни сирены, ни стрельбы.
И ясно мне, что происходит что-то
Важнейшее для жизни и судьбы.

Я вижу то, о чем мечтать не смею:
Стоят обыкновенные дома,
Спешит толпа, и зарево, светлея,
Стоит вдали, где разрядилась тьма.

Я вижу жизнь, я запахи вдыхаю,
Я сердцем ощущаю бытие,
Меня несут. И вдруг в понимаю,
Что это все – мое и не мое.

И суть не в том, что внешне я осторожен,
Острижен, худ и что вокруг конвой,
А в том, что я от жизни отгорожен
Невидимой, но прочною стеной.

Что всю мою оставшуюся бытность -
Богат я буду, беден или сир –
Придется мне искать былую слитность,
Затем, чтобы вернуться в этот мир.

Смысл бытия заложен в слове,
Смысл слова – в образе живом.
На этой призрачной основе
Мы строим, дышим и живем.

Зато мы совершаем сами
Невиданные чудеса,
И скорлупою под ногами
Хрустят пустые словеса.

Слова речей, слова призывов,
Слова несбывшихся надежд,
Слова рабов велеречивых,
И возгордившихся невежд.

Трамваи позванивают,
Дождик льет,
Женщина на улице
Бомбы продает,
Пара – пятак,
Люди удивляются:
– Как же так?
Опять подешевели,
Надо взять,
В очередь становятся
Теща и зять.

И вот – день Страшного суда.
Суда и баржи на приколе,
Актеры позабыли роли
И горько плачут от стыда.
Вот с пьедестала слез тиран,
И перед непредвзятым взором
Предстал недобрый старикан,
Больной изжогой и запором.
А вот – сам Грозный Судия,
В плаще и облаченье звездном…
Да. Слишком поздно понял я,
Как это важно – быть серьезным.

Пустозвонкая электричка
Шла последней из Наро-Фоминска,
Тарахтя, как в коробке спичка,
Грохоча, как пустая миска,
И глядел я в окно, в котором
Свет и тени перемежались
И в движении этом скором
Постепенно преображались.
Думал я о годах ушедших,
И о том, сколь я был неправым,
Когда в помыслах сумасшедших
Оставался в рассудке здравом,
И о том, что лишь единенье
Странных мыслей и безрассудства
Может свет отделить от тени
Вдохновенной силой искусства.
И, себе самому внимая,
Думал я и о малых детях,
Тех, кто спали, не понимая
Ничего в глупых мыслях этих.