Борис Слуцкий
Стихи
* Борис Слуцкий. Стихи из трехтомника *
В ШЕСТЬ ЧАСОВ УТРА ПОСЛЕ ВОЙНЫ
Убили самых смелых, самых лучших, А тихие и слабые - спаслись. По проволоке, ржавой и колючей, Сползает плющ, карабкается ввысь. Кукушка от зари и до зари Кукует годы командиру взвода И в первый раз за все четыре года Не лжет ему, а правду говорит.
Победу я отпраздновал вчера. И вот сегодня, в шесть часов утра После победы и всего почета Пылает солнце, не жалея сил. Над сорока мильонами могил Восходит солнце,
не знающее счета.
x x x
Тридцатилетняя женщина, Причем ей не 39, А ровно 29, Причем - не из старых девок, Проходит по нашей улице, А день-то какой погожий, А день-то какой хороший, Совсем на нее похожий.
Она - высокого роста, Глаза - океанского цвета. Я ей попадаюсь навстречу, Ищу в тех глазах привета, А вижу - долю горя, А также дольку счастья, Но больше всего - надежды: Ее - четыре части.
И точно так же, как прежде, И ровно столько, как раньше, Нет места мне в этой надежде, Хоть стал я толще и краше, Ноль целых и ноль десятых Ко мне в глазах интереса, Хоть я - такая досада! Надел костюм из отреза, Обул модельные туфли, Надраил их до рассвета...
Увидев меня, потухли Глаза океанского цвета.
x x x
Это - ночью написалось. Вспоминать не буду утром!
Налетай скорее, старость. Стану дряхлым - стану мудрым. Гни меня, как ветер - травы, Душу жги, суши мне тело, Чтобы ни любви, ни славы, Ни стихов не захотело. Только это я и понял Изо всех теорий счастья.
Утром этого не вспомню
Сердце бьется слишком часто.
Сердце бьется часто, шибко, Выкипает за края. Поправляй мои ошибки, Смерть разумная моя. Разреши мои сомненья, Заплати мои долги, Облегчи без промедленья, Без томленья помоги!
Помоги мне, смерть, Ото всех болей, Так меня отметь, Чтобы лечь скорей, Чтобы лечь и спать Никогда не встать.
x x x
Чужие люди почему-то часто Рассказывают про свое: про счастье И про несчастье. Про фронт и про любовь. Я так привык все это слышать, слышать! Я так устал, что я кричу: - Потише! При автобиографии любой.
Все это было. Было и прошло. Так почему ж быльем не порастает? Так почему ж гудит и не смолкает? И пишет мной! Какое ремесло У человековеда, у поэта, У следователя, у политрука! Я - ухо мира! Я - его рука! Он мне диктует. Ночью до рассвета Я не пишу - записываю. Я Не сочиняю - излагаю были, А опытность досрочная моя Твердит уныло: это было, было...
Душа людская - это содержимое Солдатского кармана, где всегда Одно и то же: письмецо (любимая!), Тридцатка (деньги!) и труха-руда Пыль неопределенного состава. Табак? Песок? Крошеный рафинад? Вы, кажется, не верите? Но, право Поройтесь же в карманах у солдат!
Не слишком ли досрочно я узнал, Усвоил эти старческие истины? Сегодня вновь я вглядываюсь пристально
В карман солдата, где любовь, казна, Война и голод оставляли крохи, Где все истерлось в бурый порошок И то, чем человеку
хорошо, И то, чем человеку
плохо.
x x x
Почему люди пьют водку? Теплую, противную Полные стаканы Пошлого запаха И подлого вкуса? Потому что она врывается в глотку, Как добрый гуляка В баптистскую молельню, И сразу все становится лучше. В год мы растем на 12 процентов (Я говорю о валовой продукции. Война замедляла рост производства). Стакан водки дает побольше. Все улучшается на 100 процентов. Война не мешает росту производства, И даже стальные протезы инвалидов
Становятся теплыми живыми ногами Всё - с одного стакана водки.
Почему люди держат собаку? Шумную, нелепую, любящую мясо Даже в эпоху карточной системы? Почему в эпоху карточной системы Они никогда не обидят собаку? Потому что собака их не обидит, Не выдаст, не донесет, не изменит, Любое достоинство выше оценит, Любой недостаток простит охотно И в самую лихую годину Лизнет языком колбасного цвета Ваши бледные с горя щеки.
Почему люди приходят с работы, Запирают двери на ключ и задвижку, И пять раз подряд, семь раз подряд, Ночь напролет и еще один разок Слушают стертую, полуглухую, Черную, глупую патефонную пластинку? Слова истерлись, их не расслышишь. Музыка? Музыка еще не истерлась. Целую ночь одна и та же. Та, что надо. Другой - не надо.
Почему люди уплывают в море На два километра, на три километра, Хватит силы - на пять километров, Ложатся на спину и ловят звезды (Звезды падают в соседние волны)? Потому что под ними добрая бездна. Потому что над ними честное небо. А берег далек - его не видно. О береге можно забыть, не думать.
ЛОШАДИ В ОКЕАНЕ
И.Эренбургу
Лошади умеют плавать. Но - нехорошо. Недалеко.
"Глория" по-русски значит "Слава", Это вам запомнится легко.
Шел корабль, своим названьем гордый, Океан старался превозмочь.
В трюме, добрыми мотая мордами, Тыща лошадей топталась день и ночь.
Тыща лошадей! Подков четыре тыщи! Счастья все ж они не принесли.
Мина кораблю пробила днище Далеко-далёко от земли.
Люди сели в лодки, в шлюпки влезли. Лошади поплыли просто так.
Что ж им было делать, бедным, если Нету мест на лодках и плотах?
Плыл по океану рыжий остров. В море в синем остров плыл гнедой.
И сперва казалось - плавать просто, Океан казался им рекой.
Но не видно у реки той края. На исходе лошадиных сил
Вдруг заржали кони, возражая Тем, кто в океане их топил.
Кони шли на дно и ржали, ржали, Все на дно покуда не пошли.
Вот и все. А все-таки мне жаль их Рыжих, не увидевших земли.
ЗООПАРК НОЧЬЮ
Зоопарк, зверосад, а по правде - так зверотюрьма, В полумраке луны показал мне свои терема. Остров львиного рыка В океане трамвайного рева Трепыхался, как рыбка На песке у сапог рыболова. И глухое сочувствие тихо во мне подымалось: Величавость слонов, и печальная птичья малость,
И олень, и тюлень, и любое другое зверье Задевали и трогали Сердце мое. В каждой клетке - глаза Словно с углями ящик... Но проходят часы, И все меньше горящих, Потухает и гаснет в звериных глазах, И несчастье Спускается на тормозах... Вот крылами накрыла орленка орлица,
Просто крыльями, Просто птенца, Просто птица. Львица видит пустыню в печальном и спутанном сне. Белке снится, что стынет Она на таежной сосне. И старинное слово: "Свобода!" И древнее: "Воля!" Мне запомнились снова И снова задели до боли.
ГОВОРИТ ФОМА
Сегодня я ничему не верю: Глазам - не верю. Ушам - не верю. Пощупаю - тогда, пожалуй, поверю, Если на ощупь - все без обмана.
Мне вспоминаются хмурые немцы, Печальные пленные 45-го года, Стоявшие - руки по швам - на допросе. Я спрашиваю - они отвечают.
- Вы верите Гитлеру? - Нет, не верю. - Вы верите Герингу? - Нет, не верю. - Вы верите Геббельсу? - О, пропаганда! - А мне вы верите? - Минута молчанья. - Господин комиссар, я вам не верю. Все пропаганда. Весь мир - пропаганда.
Если бы я превратился в ребенка, Снова учился в начальной школе, И мне бы сказали такое: Волга впадает в Каспийское море! Я бы, конечно, поверил. Но прежде Нашел бы эту самую Волку, Спустился бы вниз по течению к морю, Умылся его водой мутноватой И только тогда бы, пожалуй, поверил.
Лошади едят овес и сено! Ложь! Зимой 33-го года Я жил на тощей, как жердь, Украине. Лошади ели сначала солому, Потому - худые соломенные крыши, Потом их гнали в Харьков на свалку. Я лично видел своими глазами Суровых, серьезных, почти что важных Гнедых, караковых и буланых, Молча, неспешно бродивших по свалке. Они ходили, потом стояли, А после падали и долго лежали, Умирали лошади не сразу... Лошади едят овес и сено! Нет! Неверно! Ложь, пропаганда. Все - пропаганда. Весь мир - пропаганда.
БОЛЕЗНЬ
Досрочная ранняя старость, Похожая на пораженье, А кроме того - на усталость. А также - на отраженье Лица
в сероватой луже, В измытой водице ванной: Все звуки становятся глуше, Все краски темнеют и вянут.
Куриные вялые крылья Мотаются за спиною. Все роли мои - вторые! Являются передо мною.
Мелькают, а мне - не стыдно. А мне - все равно, все едино. И слышно, как волосы стынут И застывают в седины.
Я выдохся. Я - как город, Открывший врагу ворота. А был я - юный и гордый Солдат своего народа.
Теперь я лежу на диване. Теперь я хожу на вдуванья. А мне - приказы давали. Потом - ордена давали.
Все, как ладонью, прикрыто Сплошной головною болью Разбито мое корыто. Сижу у него сам с собою. Так вот она, середина Жизни. Возраст успеха. А мне - все равно. Все едино. А мне - наплевать. Не к спеху.
Забыл, как спускаться с лестниц. Не открываю ставен. Как в комнате, Я в болезни Кровать и стол поставил. И ходят в квартиру нашу Дамы второго разряда, И я сочиняю кашу Из пшенного концентрата. И я не читаю газеты, А книги - до середины. Но мне наплевать на это. Мне все равно. Все едино.
М.В. КУЛЬЧИЦКИЙ
Одни верны России
потому-то, Другие же верны ей
оттого-то, А он - не думал, как и почему. Она - его поденная работа. Она - его хорошая минута. Она была отечеством ему.
Его кормили.
Но кормили - плохо. Его хвалили.
Но хвалили - тихо. Ему давали славу.
