Кузовлева Татьяна Витальевна
Судьба и случай
Стихи из разных книг
Из новых стихов
«Стоящий, идущий, летящий, – живу среди вас…»
Стоящий,
идущий,
летящий, – живу среди вас,
Вопросами зряшными вас в суете не тревожу.
Храню притяженье улыбок, загадочность фраз
И то, что таится под незащищенною кожей.
Я спорить не стану, что лучшей судьбы не найти:
Что кровно срослось, расплести нам уже не по силам.
Храни вас, Господь, и Святая звезда вам свети,
И ласточка вейся, и трепет пульсируй по жилам.
Провидцы
– Кто их ведёт?
Бог отвечает: – Аз.
– Тяжел ли груз?
Бог молвит: – Непомерен.
Их помыслы не все поймут из вас
Лишь потому, что путь их преждевремен.
Не каждому пройти его дано,
Не всякий жизнь готов поставить на́ кон…
Но, Боже мой, как было бы темно
Без одержимых, мыслящих инако.
«В зловещей, сумрачной отваге…»
Якову Гройсману
В зловещей, сумрачной отваге,
Слепя безжалостно глаза,
Не уронив ни капли влаги,
Сухая двигалась гроза.
И ветер рвал и резал кроны,
И стёкла сыпались, визжа.
Я каждого раската грома
Ждала, сжимаясь и дрожа.
И знала: близок миг бессилья,
Когда, набушевавшись всласть,
Безвольные уронит крылья
Пролившаяся ливнем страсть.
И ночь затихнет облегчённо,
Ступая по следам грозы.
И утром на листке точёном
Качнётся капелька росы.
«…И поймана строчка…»
…И поймана строчка, и остановилось мгновенье,
Вот-вот и задышит готовое стихотворенье.
Но странная рифма вопьётся в строку, как зубило,
И перевернёт всё, что прежде задумано было.
За нею рванутся по-новому мысли и строки.
Бог знает, откуда и кем нам даются уроки.
Так в жизни: идёшь по везучей своей, не везучей,
Пока не наткнёшься, пока не споткнёшься о случай.
И перевернёт он судьбу твою, перелопатит.
А к счастью ли это – понять целой жизни не хватит.
«Ищу в стихах ушедшего пророка…»
Ищу в стихах ушедшего пророка —
Какую весть мне шлёт издалека: «Лови!».
Какой бы ни была остатняя дорога,
Пусть будет не длинней рассудка и любви.
И новый день взойдёт, зарёй окрасив алой
Всё то, что мне дарил, сгорая и слепя.
Но вовремя уйти – увы, не так уж мало,
Не пережив строки, не пережив себя.
«За окнами сентябрь…»
За окнами сентябрь безветренный и тихий,
С небесной синевой и золотом ветвей.
Мечтательно парит паук на паутине,
И медлит на тропе отшельник-муравей.
Так этот день щемящ, как будто он последний.
Так безнадёжно клён свою роняет медь,
Что легче жизнь продлить, забыв о смерти бредни,
Чем позабыть, что жизнь всегда идёт сквозь смерть.
Не верьте, что всему конец положит иней,
Печальтесь не о том, что гаснет день в тиши.
Пока парит паук на тонкой паутине
И грезит муравей о юной муравьине,
Ничто не омрачит бессмертия души.
«В час, когда так сладко спится…»
В час, когда так сладко спится,
Когда миром правит ночь,
Ты летишь счастливой птицей,
Космоса меньшая дочь.
Никого не задевая,
Ничего не вороша,
Безымянная, живая,
Бестелесная душа.
Утром в плен вернувшись снова,
Не отбрасывая тень,
Будешь бредить ночью новой
Весь несносно длинный день.
Ночь откликнется нежданно,
И летя за ней вдогон,
Все твои дневные раны
Смоет сон.
«Я знаю, мне назначено с рожденья…»
Евгению Сидорову
Я знаю, мне назначено с рожденья
То, что всю жизнь несу в крови своей:
Невидимой, охранной, лёгкой тенью
Присутствовать в судьбе моих друзей.
Беру всё то, что их гнетёт и душит,
Вздыхаю, что не всё подвластно мне.
И не тревожу понапрасну души —
Им без того непросто на земле
«Ветер. Солнце. Бревенчатый плот…»
Ветер. Солнце. Бревенчатый плот
Крепок так, что на суше не сдвинуть.
По теченью семейство плывёт,
Опасаясь свой плот опрокинуть.
Впрочем, дети, отбившись от рук,
Так и рвутся к сверкающим брызгам,
Берега оглашая вокруг
Несмолкаемым смехом и визгом.
Тихо плещется в брёвна волна.
И мне видится, как ненароком
Вся картина запечатлена
Пролетающей ласточки оком.
«Октябрь. Опавших листьев ворох…»
Октябрь. Опавших листьев ворох.
Скрип под ногами желудей.
Из леса залетевший ворон
Косится мрачно на людей.
Враждебен городу и гневен
Иссиня чёрный блеск зрачков.
Но храбро всходит месяц в небе
В разрыве лёгких облаков.
И мне таинственно и странно
Идти рассеянно под ним
И знать, что надо мной охранно
Его развёрнут полунимб.
Но я замру, застыну, струшу,
Когда два грозные крыла
Вот-вот мою подхватят душу,
Пред тем как их поглотит мгла.
И холод пробежит волною,
И в небе вычертив зеро,
Вдруг упадёт передо мною
Иссиня-чёрное перо.
