Мимо… мимо!..*
Да, милостивые государыни и государи,
Ошметки старой стари,
Кусковы,
Милюковы,
Аргуновы
И тому подобные
Белогвардейцы злобные,
Блудословы и блудодеи.
Защитники русской великодержавной идеи,
Журналисты, помещики и фабриканты,
Обомшелые эмигранты!
Да,
Господа,
Сидели вы долгие годы,
Ждали подходящей погоды,
Но счастье вам не улыбнулося.
Прошлое к вам само не вернулося,
А мы вам тоже его не вернем.
Ах, прошлое! Поплачьте о нем,
В стиле торжественно-высоком!
Новое растет и крепнет с каждым днем,
Наливается жизненным соком.
Если бы из вас кому
Посчастливилось хоть одному,
– Сие, предупреждаю гласно,
Оч-чень опасно
И не очень похвально! –
Посчастливилось не во сне, а наяву
В советскую Москву
Пробраться нелегально,
То счастливец такой
Дрожащей рукой
Среди бодрой рабоче-крестьянской столицы
Протирал бы себе, скажем пышно, «зеницы»,
То есть пялил бы – проще – глаза,
И, не смысля ни в чем ни аза,
Рассудком своим не владея,
Бормотал, как в бреду:
«Это ж… собственно… где я?
Да неужто в Охотном ряду?!»
Поглядел бы в сторону в эту
И в эту,
Ан Охотного ряда и нету:
Нету лавок былых,
Нету вони, стоявшей здесь густо и прочно, –
Остатки подвалов и вертепов гнилых
На грузовиках увозятся срочно, –
А напротив – от самой Тверской
До «Благородного» – в прошлом – собрания…
Тут москвич-эмигрант простонал бы с тоской:
Куда же девались питейные здания?
Вон там торговали грибною закуской,
А вон там был кабак с пьянкой истинно-русской,
А против кабацкого причала
Параскева-Пятница торчала, –
Рядом люди толпились, молились, пьянели,
Торговалися, жуля, бранясь и мирясь:
Клятвы, песни, похабщина, а на панели –
Грязь,
Грязь,
Грязь!
А теперь… На какую попал ты планету?
Распивочной нету,
Параскевы-Пятницы нету,
Нету узкой панели с булыжной укладкой,
Нету грязи обычной, привычной, родной:
Вдоль, панели – широкой, асфальтовой, гладкой
(Моссовет щегольнул тут древесной посадкой!)
Протянулись деревья зеленой стеной,
Да какие деревья! Иные в охвате…
Вам хотелося чуда? Любуйтеся, нате!
Да, Москва нынче стала иной
На окраинах и на просторном Арбате,
На площади Красной и на Страстной!
А заводы,
Заводы,
Заводы,
Заводы!
А рабочие – сколько их стало! – дома!
Эмигранты плешивые! Годы и годы
Вы сидели у моря и ждали погоды
И теряли последние крохи ума.
Над газетами вашими и беллетристикой
Сколько раз хохотать мне случалось до слез:
Невозможно сравнить ни с какой юмористикой
Того бреда, что пишется вами… всерьез
И… так глупо, так старчески-пустоголово!
Все статьи ваши – несообразный курьез,
Столько лживого в них, преднамеренно-злого, –
Но по глупости явной и ложь их и брань
На такую смешную возводятся грань,
Что – честное слово! –
Иной раз я не мог даже сразу постичь,
Как пороть могут люди столь дикую дичь.
А они ее порют. И как: ежедневно!
Да, делишки, мил-сдари, у вас таковы…
Положение ваше до жути плачевно
И – непоправимо, увы!
Непоправимо.
Там, где строится новое неутомимо,
Волны жизни гремят и проносятся мимо
Заклинателей, чьи идеалы мертвы.
Мимо…
Мимо!..
Поэтический привет поэту А. Жарову*
(в связи с исполнившимся десятилетием его творческой работы)
Поэта младшего приветствую охотно.
Да, так-то, Саша, милый друг!
Годочки юные ушли бесповоротно,
Десятилетний пройден круг.
Мужает, крепнет стиль работы общей нашей.
Нам стала выдержка важнее, чем «ура!».
Ты был доселе резвым Сашей.
Серьезным мужем стать пора.
Сильны мы в творчестве не стороной парадной.
Наш творческий Парнас – рабочая среда.
Поменьше лихости эстрадной,
Побольше строгого, упорного труда!
Триумфы легкие валяются на свалке,
Лишь у глупцов от них кружится голова.
Не только сталь одна нуждается в закалке:
Закалки требуют и мудрые слова.
А мудрость не лежит открыто при дороге:
К ней путь тернист и крут, и полон многих бед,
Но сколько радости в сверкающем итоге!
Приветствую тебя, друг Жаров, на пороге
Мук творческих твоих и творческих побед!
Женевский бюллетень
Мямлит невнятные вещания.
В Лиге Наций который уж день –
Непрерывные совещания,
Со многих сторон инспирированные,
Закрыто-комбинированные;
Вчера, например, чуть не с рассвета
Разводили антимонии
Все члены совета –
Без Китая и Японии
(Но с участием американского эксперта
Джильберта), –
Затем «комитет пяти»
Старался деликатное название найти
Для японского военного танца
(В присутствии американца), –
Затем – без японского и китайского члена, –
Четыре каких-то джентельмена
Договаривались честно
(С американцем совместно).
Но все нету и нету развязки.
Дело коснулося не пустячка,
Тут не просто вариация сказки
Про белого бычка.
* * *
Вовсе дело не так бело.
Для слепого ясен цвет.
Но женевцы опупело
Уверяют: «Не приспело
Объявлять – война иль нет?
Кто побитый? Кто задира?
Не решить в один момент».
Инструмент женевский мира –
Снизу пушка, сверху лира,
Очень ловкий инструмент.
Стонет лира. Вся в томленье:
«Ах, японец!.. Дорогой!»
Вот в советском направленье
Разговор бы был другой,
Посвежей была б погодка,
Обратился день бы в ночь,
Медно-пушечная глотка
Заревела б во всю мочь:
«Коминтерновской работы
Вырвать корни все – войной!»
А Японии нет ноты,
Резкой ноты ни одной.
И японцы, зная это,
Так развязны в грабеже.
И сказать хотели б «вето»,
Так сказали бы уже.
Кончит все – «святой обычай»:
Суд, не выискав вины
У разбойной стороны,
Поделившись с ним добычей,
Скажет: «Не было войны!»
Октябрьский праздник… Речи… Флаги…
Нет смятых дракою боков.
Не воют пьяные ватаги
У деревенских кабаков.
Сосредоточенно и строго
Колхозник складывает речь.
Работы срочной, новой много,
И время надобно беречь.
Чересполосица и давка
Кому, отсталому, мила?
Сохе-кормилице – отставка:
Плохой кормилицей была.
Доселе дикой целиною
Идут ряды стальных коней.
Кулак лишь бредит стариною, –
Не беднякам рыдать по ней.
Как жили? Полосы делили.
Земля была худа, тесна.
И сельский «мир» за то хвалили,
Что «на миру и смерть красна!»
Октябрь был битвой не напрасной,
Иным крестьянский стал уряд:
В собраньях не о «смерти красной»,
О красной жизни говорят.
Вперед от старого бурьяна!
Бойцы за Ленинский завет,
Вам всем от Бедного Демьяна
Октябрьский пламенный привет!
Призывно-бодрый клич и трудовой всполох…
В бетон и сталь свою переключая волю,
Свершая славный путь на рубеже эпох,
Горды мы жребием, нам выпавшим на долю.
Не малый путь лежит за нами, и видней
Все, нами сбитые, заторы и помехи.
Пусть враг пророчит нам, что самых черных дней
Еще должны мы ждать. Пусть! Чем борьба трудней,
Тем будут радостней добытые успехи.
Мы знаем: наш напор – он крепнет с каждым днем,
Хотя каких бойцов работа подкосила!
Со сменой юною, клокочущей огнем
Порыва бурного, с пути мы не свернем,
И не собьет с него нас никакая сила.
В потомстве будет свят наш коллективный труд
И святы имена всех, чей подъем был крут,
Всех – от простых бойцов до вождевых талантов,
Всех – от искателей подземных жильных руд,
Сталелитейщиков, ученых лаборантов,
До пламенных певцов и музыкантов, –
И путь, наш славный путь, потомки назовут
Путем – строителей, дорогою –
гигантов.
