Михаил Зенкевич - Стихотворения

От тьмы поставлены сатрапами,
Тиары запрокинув ввысь,
Два полюса, как сфинксы, лапами
В граниты льдистые впились;

Глядят, как россыпью алмазною
Сверкают снежные хребты,
Как стынут тушей безобразною
Средь льдов затертые киты.

И средь сияний электрических
Вращая тусклые зрачки,
Ждут, чтоб до зарослей тропических
Опять низринуть ледники.

И как удав кольцом медлительным
Чарует жертву, так пьянит
На компасе путеводительном
Их плавно пляшущий магнит.

И сквозь горение бесплодное,
Бушующее бытие
Все чудится его холодное,
Его тупое острие!

Этот город бледный, венценосный
В скользких и гранитных зеркалах
Отразил Владыку силы косной —
Полюс и Его застывший прах.

И в холодном мраморе прозрачном
Обнаженных северных ночей;
И в закатах, с их отливом мрачным,
Явлен лик Его венцом лучей.

То пред Ним, как перед тягой лунной,
Вдруг от моря, вставшего стеной,
Влагой побуревшей и чугунной
Бьет Нева смущенная отбой.

Повелев магниту — легким танцем
Всколыхнуть покой первичных сил,
Это Он в ответ протуберанцам
Лед бесплодный кровью оросил.

И когда стояли декабристы
У Сената — дико-весела
Заплясала, точно бес огнистый,
Компаса безумного игла.

Содрогнувшись от магнитной бури
Перед дальним маревом зарниц,
Чрез столетье снова morituri[2]
С криком ave![3] повергались ниц.

Намагнитив страсти до каленья,
Утолив безумье докрасна,
Раскололись роковые звенья
Вечно тяготеющего сна.

И опять недвижно стрелка стала,
И, свернувшись, огненная мгла
У Его стального пьедестала
Лавою застывшею легла.

Но неслышно, прыгая тенями
В серой слизи каменных зеркал,
Веют электрическими снами
Марева, как перья опахал.

И он настанет — час свершения,
И за луною в свой черед
Круг ежедневного вращения
Земля усталая замкнет.

И, обнаживши серебристые
Породы в глубях спящих руд,
От полюсов громады льдистые
К остывшим тропикам сползут.

И вот весной уже не зелены —
В парче змеящихся лавин —
В ночи безмолвствуют расщелины
Волнообразных котловин.

Лишь кое-где между уступами,
Вскормленные лучом луны,
Мхи, лишаи, как плесень, струнами
Вскарабкались на валуны.

А на полдневном полушарии,
Где сохнут, трескаясь, пласты,
Спят кактусы, араукарии,
Раскрыв мясистые цветы.

Да над иссякнувшими руслами —
Ненужный никому металл —
В камнях кусками заскорузлыми
Сверкает золото средь скал.

Да меж гранитными обвалами,
Где прилепились слизняки,
Шевелят щупальцами алыми
Оранжевые пауки.

И, греясь спинами атласными
И сонно пожирая слизь,
Они одни глазами красными
В светило желтое впились.

О мать Земля! Ты в сонме солнц блестела,
Пред алтарем смыкаясь с ними в круг,
Но струпьями, как Иову, недуг
Тебе изрыл божественное тело.

И красные карбункулы вспухали,
И лопались, и в черное жерло
Копили гной, как жидкое стекло,
И, щелями зияя, присыхали.

И на пластах застывших изверженья
Лег, сгустками запекшись, кремнозем,
Где твари — мы плодимся и ползем,
Как в падали бациллы разложенья.

И в глубях шахт, где тихо спит руда,
Мы грузим кровь железную на тачки,
И бередим потухшие болячки,
И близим час последнего суда…

И он пробьет! Болезнь омывши лавой,
Нетленная, восстанешь ты в огне,
И в хоре солнц в эфирной тишине,
Вновь загремит твой голос величавый!

Вы горечью соли и йодом
Насыщали просторы земли,
Чтоб ящеры страшным приплодом
От мелких существ возросли.

На тучных телах облачились
В панцирь громоздкий хрящи,
И грузно тела волочились,
Вырывая с корнем хвощи.

Когда же вулканы взрывом
Прорывали толщу коры,
То вы гасили приливом
Пламя в провалах норы.

И долго прибитые к суше,
В пене остывших паров,
Распухшие, черные туши
Заражали дыханье ветров.

Теперь же, смирив своеволье,
Схлынул ваш грузный разбег,
И в почве, насыщенной солью,
Засевает поля человек.

И Ксеркс, вас связать не властный, —
Он кабель, как цепи, метнул
В пучину, где в глине красной
Свалены зубы акул.

И скоро за пищей богатой
Поплывут, вращая винтом,
Стальные голодные скаты
С электрическим длинным хвостом.

Не скрыть вам дремучие рощи
И добычей усыпанный ил,
И вымерших ящеров мощи
В глубях их царских могил.

И вот — под гул ураганов —
Тянет вас лунная муть
Приливом Пяти Океанов
Ось земную свихнуть!

Меж хребтов крутых плоскогорий
Солнцем пригретая щель
На вашем невзрачном просторе
Нам была золотая купель.

Когда мы — твари лесные —
Пресмыкались во прахе ползком,
Ваши сосцы ледяные
Нас вскормили своим молоком.

И сумрачный дух звериный,
Просветленный крепким кремнем,
Научился упругую глину
Обжигать упорным огнем.

Стада и нас вы сплотили
В одну кочевую орду
И оползнем в жесткой жиле
Обнажили цветную руду.

Вспоен студеным потоком,
По расщелинам, сползшим вниз,
Без плуга в болоте широком
Золотился зеленый рис.

И, вытянув голые гоги,
С жиром от жертв на губах,
Торчали гранитные боги,
Иссеченные медью в горах.

Но, бежав с родных плоскогорий,
По пустыням прогнав стада,
В сырых низинах у взморий
Мы воздвигли из вас города.

И рушены древние связи,
И, когда вам лежать надоест,
Искрошив цементные мази,
Вы сползете с исчисленных мест.

И, сыплясь щебнем тяжелым,
Черные щели жерла
Засверкают алмазным размолом
Золота, стали, стекла.

Дремали вы среди молчанья,
Как тайну вечную, сокрыв
Все, что пред первым днем созданья
Узрел ваш огненный разлив.

Но вас от мрака и дремоты
Из древних залежей земли
Мы, святотатцы-рудометы,
Для торжищ диких извлекли.

И, огнедышащие спруты,
Вертите щупальцы машин
И мерите в часах минуты,
А в телескопах бег пучин.

И святотатственным чеканом
На отраженьях Божьей мглы
Сверкают в золоте багряном
Империй призрачных орлы.

Но тяжелый грохот ваших песен
Поет без устали о том,
Что вы владык земли, как плесень,
Слизнете красным языком;

Что снова строгий и печальный
Над хаосом огня и вод
Дух — созидатель изначальный —
Направит легкий свой полет!

О ящеры-гиганты, не бесследно
Вы — детища подводной темноты —
По отмелям, сверкая кожей медной,
Проволокли громоздкие хвосты!

Истлело семя, скрытое в скорлупы
Чудовищных, таинственных яиц, —
Набальзамированы ваши трупы
Под жирным илом царственных гробниц.

И ваших тел мне святы превращенья:
Они меня на гребень вознесли,
И мне владеть, как первенцу творенья,
Просторами и силами земли.

Я зверь, лишенный и когтей и шерсти,
Но радугой разумною проник
В мой рыхлый мозг сквозь студень двух отверстий
Пурпурных солнц тяжеловесный сдвиг.

А все затем, чтоб пламенем священным
Я просветил свой древний, темный дух
И на костре пред Богом сокровенным,
Как царь последний, радостно потух;

Чтоб пред Его всегда багряным троном,
Как теплый пар, легко поднявшись ввысь,
Подобно раскаленным электронам,
Мои частицы в золоте неслись.