ОЛАФ
Посвящается Г. А. Энгельгардту
Славные викинги ярла Гаральда
Брагу пьют с девами.
Тешат восторженно ярла три скальда
Песней напевами.
Шкуры, оружие, золото, ткани,
Люди громоздкие,
Грубые лица со шрамами брани,
Волосы жесткие.
Целых быков истребляются груды;
Чаши – глубокие.
Девушки дики, стройны, полногруды,
Голубоокие.
Девы твеменнингом [2] викингов тешат
С жестами смелыми,
Кудри их рыжие пальцами чешут
Тонкими, белыми…
Хвалятся гости скитаньем по сечам,
Морю опасному…
Только Олафу похвастаться нечем,
Отроку страстному.
Молвил дан Бьерн Кнуту Грорику дану
Голосом молота:
«Я захочу, так на шнеке достану
Бочками золото».
Молвил Кнут Грорик в ответ, негодуя:
«Это ли доблести?
Я захочу, на мече принесу я
Целые области!»
Пальноке молвил им: «Храбрые даны,
Берсерки [3] сильные!
Это ничтожно – и злато, и страны,
Златом обильные.
Но среди льдов, где живет, завывая,
Вьюга мятежная,
Есть одна девушка – Хельга младая,
Дивная, нежная…
Очи задумчивы, губы сомкнуты,
Затосковавшие…
Длинных волос золотистые путы,
Руки упавшие…
Альбы-кобольды пути к ней из виду
Скрыли за тучею;
Фритьоф туда не провел бы Элиду [4]
С гридьбой могучею.
Много там викингов наших пропало
В тяжком бессилии,
И не снесли их дыханье в Валгалу
Девы валькирии.
Не побороть вам и горы, и реки,
Стужу жестокую.
Грорик и Бьерн! Не добыть вам вовеки
Хельгу далекую».
Пальноке оба смолчали с досадой,
Как поседелому.
Смерть? Но Валгала должна быть наградой
Воину смелому!
Чаши звенят и сливаются губы,
Губы-проворницы…
Только Олаф, рассмеявшись сквозь зубы,
Вышел из горницы.
Стукнул сердито он лыжу об лыжу;
Ночь была снежная.
«Сгину во льдах или Хельгу увижу,
Девушку нежную!»
Темь была черная, в яростной злобе
Ветер визжал…
Викинг дохою мелькнул на сугробе…
Так и пропал.
БРЕТОНСКАЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЬ
Do-do, малыш. Пора ко сну,
А завтра бодрым встань;
Спою тебе про старину,
Про славную Бретань.
Бретонец добрых прежних лет
Был честен, прям и лих,
Среди бретонцев трусов нет,
Средь знатных и простых.
Do-do, о, мой малыш.
Do-do, ты всё не спишь?
Увидишь сны; во сне
Ты улыбнешься мне.
Кругом такая тишь…
Do-do, do-do, малыш.
В аббатстве девушка жила,
Прекрасна и скромна,
И Божьей Матери была
Она посвящена.
Навек обеты ей даны,
Хоть ей шестнадцать лет;
В Бретани девушки верны
И ренегаток нет.
Наш монсиньор, Гюго-де-Гук,
Ее раз увидал
И снять монашеский клобук
Он деве приказал.
Она сказала: «Нет, позор
Бретонке снять обет».
«Но трусов, – молвил монсиньор, –
Среди бретонцев нет».
Семь дней синьор не слез с седла,
Сбирая всюду рать;
На башню девушка взошла,
Проезжих стала звать.
И тридцать рыцарей, смелы,
Пришли на зов чуть свет,
Засели в башне, как орлы:
В Бретани трусов нет.
Король вассала своего
Грозит разрушить трон,
Архиепископом Гюго
От церкви отлучен;
Гюго их всех не хочет знать,
Им дерзкий шлет ответ
И сам ведет в аббатство рать…
В Бретани трусов нет.
На башне дева не встает
Пред образом с колен;
Витая лестница ведет
На башню в толще стен;
Ждут цепью тридцать смелых там,
Ждут славы новой дань
Иль смерть прекрасную за дам,
За Бога и Бретань.
На узкой лестнице боец
Сменял бойца. Подряд
Все тридцать пали наконец,
Убивши шестьдесят.
И каждый, падая, искал,
Гася улыбкой стон,
Девицы взор и умирал,
Как рыцарь и бретон.
На верх с зазубренным мечом
Взошел синьор Гюго,
Смутилась дева, но потом…
Вдруг обняла его!
И тотчас, спрыгнув с башни в ров
Сдержала свой обет…
В Бретани помнят святость слов,
В Бретани трусов нет.
Do-do, о, мой малыш.
Do-do, ты всё не спишь?
Увидишь сны; во сне
Ты улыбнешься мне…
Кругом такая тишь,
Do-do, do-do, малыш…
Гей, прибавьте шагу, черти!
По тропе бери. Вперед!
Десять верст еще отмерьте.
Что окольничий возьмет?
Свет наш, батюшка, устали,
Да и раненых несем;
Гришку хлопнули с пищали,
Ранен Сенька бердышом.
Истаскали вовсе лапти,
Двое суток, знай – беги…
У боярина награбьте,
Будут вам и сапоги.
А и дали же мы трепку
В топоры тогда стрельцам!
За убитого за Степку
Уложил троих я сам.
Кабы князь Иван Ракита
Наших с тылу не разнес,
Вся бы рать была побита,
А теперча… Эка пес!
Полно хныкать! Князь-Ивана
Будет вотчина сейчас;
Будет брага вам медвяна,
Да и деньги. Вот мой сказ!
Справим пир да этой ночкой
Раздуваним и дуван…
Только, чур, с княжевой дочкой
Я ночую, атаман!
И бела ж она, стыдлива,
Носит шелковый убрус…
Люб, не люб, обнимет живо!
Ишь ты, с бабами не трус!
Только в вотчине, знай, рати
Сколько, батька, понайдет…
Ночью грянем на полати,
Девка косу не сплетет!
Дворню вешать по воротам,
Утром пустим петуха,
Да как свистнем по болотам…
Чем дороженька плоха?
Чаща, братцы, что берлога;
Не найдет и леший сам…
А стрельцам одна дорога –
Прямо к чертовым когтям.
Во одном во чистом поле
Нас сильней царева рать,
А в лесу — ходи на воле,
Эх ты, божья благодать!
Ветви – крыша; баня – ручей;
Песню, братцы, запоем,
Ночь придет – в глуши дремучей
Засидимся за костром…
Не боярски, не царевы,
Дети матушки-земли…
Что насупились, как совы?
Гей, ребятушки, вали!
Штыки наготове,
Стоим мы и ждем.
Победы и крови
Иль сами умрем!
Вот туча клубится
И стелется дым –
То конница мчится,
Мы ждем и стоим.
Мы сжались друг с другом,
Пред нами в пыли
Товарищи кругом
Горой полегли,
Пусты патронташи,
Нет пуль для пальбы,
Повязками наши
Обмотаны лбы,
Устали солдаты,
Убит капитан,
Осколком гранаты
Пробит барабан,
Разорвано знамя,
В крови сапоги,
К нам в топоте-гаме
Несутся враги.
Далеко блистая
Железом кирас,
Их конница злая
Ударит сейчас.
Нахмуривши брови,
Стоим, как гряда.
Штыки наготове –
Скачите сюда!
