Ознакомительная версия.
3
Скажи, что – да!
Что – не права!
Любовь зови на помощь.
Остались в памяти слова,
осталось слово
«помнишь».
Помнишь…
А что ты помнишь?
(Вслушайся хоть немного.)
Помнишь:
снежная полночь.
Медленная дорога.
Холодно.
Кажется даже,
будто около —
полюс…
Город одноэтажный
дремлет в снегу по пояс.
Улицы неживые
сумрачны и тихи.
Помнишь,
тебе впервые
я прочитал стихи?
Снег летел и кружился.
Он тихо садился на ветви,
на застывшую землю,
на зябнущие дома…
Я о ветре читал,
о весеннем,
ликующем ветре,
о звенящих ручьях,
о капелях,
сводящих с ума!
Снег садился и таял,
по капле стекая со щек.
Я о счастье читал,
и дорога мне сказкой
казалась!
А оно, это счастье,
шло рядом и улыбалось.
И молчало.
И лишь иногда повторяло:
– Еще. —
Помнишь,
как мы ждали
лета молодого?
Помнишь,
мы мечтали
выбежать из дома?
По ручьям журчащим
зашагают ноги,
заберутся в чащу
хитрые дороги,
там, где лес наполнен
сказками
да байками,
там, где в жаркий полдень
мох как будто байковый,
там, где спят озера
возле просек мглистых.
Росы,
будто зерна,
по утрам на листьях.
Смоляные дали.
Сказочное лето…
Помнишь,
как мечтали
мы
об этом?
А письма?
Их ты позабудешь разве?
Назло дождям,
назло крутым метелям,
хранимые работниками связи,
сквозь расстояния
они летели.
Какие это были письма, милая!
Они
любовь на крыльях приносили.
Я их читал
и делался
красивей!
Они мне сердце наполняли силою,
такой,
что завидовали друзья,
такой,
что горы сметет с пути…
Слово только скажи,
и я
пройду,
где не сможет никто
пройти!
В схватке отчаянной не подведу.
Как бы меня
ни крутила мгла,
буду всегда я
в первом ряду,
чтобы гордиться ты мной могла!
Голод стерплю.
Холод стерплю.
Песни радостные сложу.
Песни,
в которых я расскажу,
как я тебя
люблю.
Как бы мне ни было тяжело,
выдержу я,
выстою я…
Но что же сегодня
произошло,
маленькая моя?
Так что же
получается?..
Несут
блины.
Пирушка не кончается,
хоть все пьяны…
Расхваливая яблоки,
мамаша на меня
смотрела,
как на ярмарке
глазеют на коня,
в ухмылочке кривила рот
и, оглядев до точки,
прикидывала вновь:
«Сойдет
за муженька для дочки».
Восторженные гости
шушукались о чем-то.
Я мог бы очень просто
все это бросить к черту,
я мог бы хлопнуть дверью,
оставив где-то
там
и смех,
и недоверие,
и говорливых дам,
на что-то намекающих
то жестами, то глазками.
Я б мог
наверняка еще
сказать им
пару ласковых!
Таких,
чтоб мама охнула,
таких,
чтоб стекла тенькнули…
Но ты сидела около.
Не где-то.
Не за стенкою.
…Почему молчишь ты так?
Ты ведь рядом.
Ты – со мной.
Почему киваешь в такт
сплетнице очередной?
Или,
может быть,
ты права,
или такая же,
как они?
Или…
Попридержи слова,
парень.
С выводом повремени!
Погоди!
И я смолчал с трудом.
Погоди!
И я уже сижу.
Хорошо.
Посмотрим,
что – потом.
Я согласен.
Ладно.
Погожу…
Но, на меня не глядя
(как будто не знакома ты),
ты шепчешь мне,
что дядя
достанет скоро комнату.
Не просто,
не за плату,
а так…
по блату.
Что я измучился, поди,
что завтра надо в загс пойти
и что мамаша в этом
поможет нам советом…
А мама подмигивает тебе,
как будто хочет сказать:
«Так его, доченька.
Верно!
Теперь
его можно запросто взять!
Теленок какой-то,
а не мужчина…
Дело
обтяпано тонко…
Действуй,
крошечка!
Молодчина!
Чувствуется подготовка…»
Гости встают,
улыбаясь пьяно, —
все решено для них, —
гости выходят из комнаты,
явно
нас оставляя одних.
Кружится голова слегка.
Не разберешь лица…
– Милый,
а может, выпьешь пивка?
Может, еще винца?
Хочешь?
Но я уже у дверей.
И, отводя беду:
– Нет…
я лучше…
сейчас уйду…
Нет,
мне надо скорей…
Нет!
Я пошел уже,
но сперва…
сказать тебе…
что-то хочу… —
Кружится,
кружится голова.
Кружится…
Я молчу.
Все перепуталось…
Правда…
Ложь…
Надо бежать
наутек…
И резкий голос в спину,
как нож:
– До скорой встречи,
зятек!
Сердце, слышишь?
Сердце, помоги мне!
Помоги мне отыскать потерю.
Сердце!
Самое святое гибнет!
То, чем жил я.
То, во что я верил.
Оказался очень трудным путь.
Помощь не окажут мне врачи…
Слышишь, сердце?
Слышишь, не молчи!
Помоги.
Скажи мне что-нибудь…
А сердцу что?
Стучит оно
и не дает ответа.
Немало книг прочитано
про это.
Задачи сложные не ждут
спокойствия души.
Они встают
и там
и тут.
И требуют:
Реши!
Реши!
А то тебе —
не жить!
И время не тяни.
Скорей реши!
А как
решить —
не говорят они…
Нас вначале не касалась
жизни трудная огромность.
Нам вначале
жизнь казалась
очень тихой,
очень ровной.
Как на кафельные плиты,
вышли мы в недавнем прошлом
в жизнь,
где ставились конфликты
только «лучшего»
с «хорошим».
Мы проверяли это,
мы сгоряча спешили,
нам
давали советы
мудрые старожилы.
Нам советы давали
и, разводя руками,
наши мечты называли
«розовыми очками».
Это не «розовые очки»!
Это не «розовые мечты»!
Вышли безусые пареньки
в мир,
где тропы круты!
Вышли учиться и побеждать,
вышли работать,
но,
где б они ни были,
все равно
будут они мечтать!
И по дороге
самой крутой,
вздыбленной в высоту,
будут идти они за мечтой,
осуществлять мечту!
Я слушать согласен любые укоры.
Я мыслями с каждым готов поделиться…
Пусто.
Кажется: вымер город.
И только один старшина милиции
стоит на углу,
тишину храня,
бдительно вглядывается во тьму.
И я, торопясь, подхожу к нему
и говорю:
– Извините меня!
Может, не спрашивать было бы проще,
но вы понимаете сами:
весна…
Я был сейчас в доме…
в том…
через площадь…
Там есть одна девушка… —
А старшина
сурово откашлялся
и потом
вежливо, но безучастно:
– В котором доме вы были?
В том?
Так это не мой участок. —
Но я опять:
– Да нет же…
Послушайте!
Мне одному разобраться сложно…
Я вам хочу…
– Гражданин,
на службе
меня отвлекать не положено.
Идите проспитесь. —
Что ж,
и пойду.
Но вряд ли поможет это…
Иду я по городу
и в бреду
у мамы прошу совета…
– Мама, видишь,
на деревьях почки
вздрагивают от порывов ветра?
Мама,
я пошлю тебе по почте
сразу десять голубых конвертов.
Я устал до головокруженья.
Мама,
ты, пожалуйста, прости —
жить на свете,
принимать решенья
оказалось очень не простым.
Ты не жалела сил, —
только бы сын
не пил,
лишь бы он умным стал,
лишь бы не голодал…
Мама!
Я по горло сыт!
Мама,
я не буду пить.
Только я хочу спросить:
как
мне
быть?
Как же это?
Что же это?
Может, просто
я
упрямый
и забыл твои советы,
мама?
Мама…
Спросить бы!
Друзей на помощь позвать бы!
Но речь у многих одна:
– Чего там думать!
Кутнем на свадьбе.
Валяй смелей, старина!
Не ты последний.
Так что не трусь,
над чепухою не бейся! —
И сразу же
сжавшихся пальцев хруст
глушит
глупая песня:
«Заварилась баня,
затянула тина.
Окрутили парня
очень примитивно».
Ознакомительная версия.
