9 августа 1978 года
III.
Г. М.
Щеголеватый поползень, артист, Артикул разучивший под сурдинку, Гнетет тебя факира тяжкий свист И загоняет выспренно в корзинку. В норе из прутьев - теплое гнилье: Труха, трава, вода и даже пища. Ползи в свое предвечное жилье, В дарованное утлое жилище.
Перевари несбывшийся пленер, Сжав челюсти в неумолимой муке, Пока фигляр не бросит на ковер Перед толпой выделывать кунштюки.
Очковой кобры неподъемна роль Для поползня-ужа, художника-придурка... Укрой от всех надуманную боль, Фальшиво размалеванная шкурка.
Толпа зевак топорщит бельма глаз, Перстами тычет и гогочет гадко. Не умирай от гордости, сейчас Очнешься от сердечного припадка.
Раздуй свой бестелесный капюшон, Облей слюной вспухающее жало... Гляди: факир от ужаса смешон, А рыночная мразь бежала.
11 февраля 1979 года
IV.
А. Ст.
Глухонемой меж кукол хора, Усталый, нежный и хромой Любовник дряблой Терпсихоры Идет в метро. Пора домой.
Зал пуст, как пошлая бутылка. Нога болит. Спектакль не впрок. От пропотевшего затылка Клубится в сумерках парок.
Отхаркались аплодисменты. Привычный грим небрежно стерт. Затасканные комплименты Нашептывает грустный черт.
Где композитор, балетмейстер? Жрецы, завистники в душе... Ушли варить невкусный клейстер Для будущих папье-маше.
Шестнадцать полных рюмок пота Он выплеснул сегодня в зал, Такую дерзкую работу, Валясь с катушек, показал.
Толчками перла боль, помногу, Как водка в глотку с утреца. Он грыз прокушенную ногу... Никто не понял хитреца.
Ночь сладострастно бархатиста. Он едко шутит чуть живой... И обаяние артиста Как нимб, чадит над головой.
5 апреля 1983 года
V.
Дм. Шар.
Скандинавист, фразер, кирюха, Педант, авантюрист, жуир... Не воскресит уж бормотуха Тебя и не вернет в сей мир.
Прожил как вешний одуванчик Ты жизнь забавную свою. Нальет Господь тебе стаканчик Вина церковного в раю.
Ты не чиновен, и реляций Костлявых стук не канет в гроб. Соавторы твоих фелляций Перекрестят в кармане лоб.
Какая черная обида До судорог, до немоты: Урчат в утробе кровью гниды, А Богу душу отдал ты.
Столь благостен и деликатен Опохмелявшийся святой Ты был им, сукам, неприятен Своей повадкой и судьбой.
Завою в голос, будто прачка, И разобью об стол кулак. Ну, где ж она, твоя удачка, Новопреставленный чудак.
1 декабря 1978 года
VI.
Г. Мих.
В кого ударит гром копьем, Тот не умрет в мгновенье века, Растекшись по траве живьем Кипящей шкурой человека. Он гул трескучий ощутит Расплавившимися ушами, И всаженный до плеч в аид Заплачет черными слезами. И волдырями узрит глаз Чужих галер крутые груди, Пока горячечный экстаз Загробный ветер не остудит. И пыточное колесо По млечной полетит дороге... И он поймет, что с ним в серсо Играли люди, а не боги.
31 марта 1978 года
VII.
М. Люб.
Забавен рифменный нарядец Тугих полуребячьих строк. Я - прирожденный тунеядец, Хвастун, нахлебник, шут, игрок.
Мои бездумные проказы В водоразделе свето-тьмы Страшней прилипчивой проказы, Опасней легочной чумы.
Ступайте с миром, человеки, Не суйте в кал и гной носы. Рифмованные чебуреки Дешевле конской колбасы.
Купите пузырек портвейна (Покойник выпить не дурак). Смиренно и благоговейно Я вам желаю всяких благ.
Мои сомнительные связи... Но несомненно, что друзья Не понимают: им из грязи Не выйти никогда в князья.
Безоговорочно владею Пространством писчего листа... Богопротивная идея Избранничества и креста.
Я, хлопцы, леноват немного... Не всякий примет и поймет Престранную привычку Бога Копить для трутней горький мед.
Самодоволен, туп и сален Вместилище для потрохов Бездарен я и генитален Приборчик для таких стихов.
29 марта 1981 года
VIII.
А. Лав. Ты Логос сочетал и Эрос Под знаком нового креста Сшибая с нас и спесь и серость Ты свят и жизнь твоя чиста
Тебе орлу доступно небо К тебе склоняется Христос А мы для хлева и для хлеба Закапываемся в навоз
Наивный плут князь Мышкин в сбруе Нас ужасая и дразня Искариотских поцелуев Беги воскликнув Чур меня
Но помни: в суетности мира Держать пред господом ответ Смертельно смертному... Секира Над головой твоей грядет
Врунишка с вечностью в обнимку Дурашка книжный том и гном Накрывшись трансцендентной дымкой Ты растворяешься в фантом
Лети... Тебя века искала Твоя безумная стезя На грани кала и астрала С тобой помолятся друзья
29 января 1969 года
IX.
Г. Мар.
Есть в тайном творчестве опасный привкус тленья, Навеянный поветрием чумы, Ведь может метастаз стихотворенья Разъесть навылет детские умы...
И живописца кисть неумолимо Ударами загонит на костер, Коль он пыльцу божественного грима Еще со лба и пухлых щек не стер.
Распни Христа и счастлив будь, безбожник. Поэт, заткни гугнявых губ сортир. Зарежь в себе художника, художник, Перекрестись и важно выйди в мир.
Теург, переболей шизофренией, Зиждительным горением творца... Взлети над мглисто-пепельной Россией И мудро жди амнистии конца.
8 ноября 1977 года
X.
Друзьям
Оплеван я и завербован Тоской, раскаяньем, стыдом. Мой путь давно предзнаменован На выбор: кладбище? Дурдом?
Я жить устал. Сладчайший Боже, В свои нескучные сады Возьми меня, пусть я ничтожен, Но знал фонемные лады.
Смерть-избавительница, ныне Приди... сочтемся за труды. Я, словно туарег в пустыне, Хочу испить твоей воды.
Мне ничего уже не надо. Я понял все и испытал. Моя посмертная награда Мной недописанный хорал.
Я - полутруп живой и тленный. Рассейся, Майи пелена. Потустороннею вселенной Моя душа полонена.
Моя затейливая совесть Фальшивит звонким бубенцом. Жизнь - утомительная повесть, К тому ж с разгаданным концом.
Прощайте, господа и дамы! Счастливо бегать по Руси! Исчерпана земная драма, А эпилог - на небеси.
Рифмованным чревовещаньем Гневлю я Господа, дурак. Храни, Христос, по завещанью Жену и всех моих собак.
28 сентября 1980 года
XI.
Д.
Не обижаясь на смешки Друзей, родителей, знакомых, Я собирал свои стишки, Как новобранцев военкомы.
Угрюмой ватничной гурьбой, Дыша портвейным перегаром, Они бредут, как на убой, По петербургским тротуарам.
Несут заплечные мешки, Где спички, мыло, поллитровка, Мои нелепые стишки, Обкарнанные под нулевку.
Тот кривоног, тот лопоух Кретины с блоковской ухмылкой Сыны мои... У крайних двух Шестнадцать глаз и семь затылков.
Ваш бестолковый командир Вас не расставил по ранжиру, Стащил и заложил в трактир Обувку, каски и мундиры.
Клоповоняющая рать Приказу моему послушна Идет Россию воевать Грязна, больна и безоружна.
18 апреля 1979 года
XII.
Вен. Ероф.
Что есть поэзии сакральное зерно Российской, перемазавшейся, странной... Поэты водку пьют, а не Перно, Портвейн, дешевый вермут, не Чинзано.
Куда им до германских метафизик, Французских шуток, аглицких затей. От века русский сочинитель - шизик, Крамольник, шут, опасный прохиндей.
Когда писака огненную воду Привычным жестом заливает в пасть, Какую ощущает он свободу, Неправедно божественную власть!
Взрываются кометные химеры, Огонь бесовский, серный камнепад... Никео-сталинградский символ веры: "Кубанская". "Колхети". "Айгешат".
Святая Русь, похмельная держава, Уснувшая в придурочных сынах, Твоя неукоснительная слава Не оскудеет в диких временах.
28 марта 1979 года
XIII.
О. и В. П.
Короновался свежий русский Дарий Тиарой беззакония и зла... Простреленная печень Государя Истлела в трупном пламени дотла.
Корвет державы наклонился жутко. Повеял вольнодумства сладкий бриз... И в нерасстрельное подполье промежутка Мы высунулись мордочками крыс.
Срамно ложатся на бумагу строфы. Господень серп преуготован жать. И бешеной вселенской катастрофы Нам не дано, как Делии, бежать.
Повремени, Отец, пусть наши внуки Не узрят твой топор и Страшный Суд, Отбросив азбуку глухой земной науки, К твоим стопам пречистым припадут.
И пусть во мгле родного бездорожья Меж виселиц, бараков и ракит Их осенит надеждой Матерь Божья, Заплачет, задохнется и... простит.
Идем к Тебе, Христос, в крови и гное, В хитросплетеньях дьявольских тенет... И пусть на нашем вещем перегное Растет иная поросль и цветет.
15 февраля 1989 года
XIV
Ей.
Читал "Деревню"... Жил в деревне. Чернику ел. Грибы искал. И чайке - выспренной царевне Носил огрызки на канал.
Мои смешные пустолайки Смущали тявканьем быков. Я, уподобившись всезнайке, Усердно слушал мужиков.
Заря над озером косила Серпом лучей тугой камыш... Какая яростная сила. Какая сладостная тишь.
Луна чадила над болотом. Звезда ныряла, как бобер. А за оконным переплетом Неслышно ткался трав ковер.
В лугах возились перепелки. Грыз дом вульгарный таракан. Нагие девственные елки Укутывал фатой туман.
Русалки плакали и пели. Лешак валежником хрустел. На мшисто-глинистой постели Сверкала нежить слизью тел.
