«В России нет свободы, только – воля…»
В России нет свободы, только – воля.
Она одна дороже всех свобод!
Поскольку, не судьба у нас, а доля,
И мы – не населенье, а – народ.
И всей цивилизации законы
Для нас мертвы…
Живем мы наобум!
То бунт кровавый, то набата звоны
Нам будоражат запоздалый ум.
И зарекаясь, видимо, недаром,
От нищенской сумы и от тюрьмы,
Все ж, не суда земного —
Божьей кары,
Как воли собственной, боимся мы.
«Ожидаем прихода мессии…»
Ожидаем прихода мессии
На пороге столетий, как встарь…
Прорастает церквями Россия,
Словно порослью бывшая гарь.
Белостенны они, как березы,
И все тянутся, тянутся ввысь,
Где зарницами вешние грозы
Над распутицей нашей зажглись.
И пускай не отыщешь просвета
В столкновеньях неистовых туч,
Но уже повернулась планета,
Как подсолнух, на солнечный луч.
Значит, все перетерпим, как прежде.
Корни – в прахе, в крестах – купола…
Новый век прорастает надеждой,
Там, где раньше лишь вера была.
Еще на озере Чудском взломают лед,
И пузыри взметнутся в полынье…
И князь усталый кровь с меча сотрет,
Сам – невредим – в порубленной броне.
И ратники по полю побредут,
Ища своих…
Но это все – потом…
Кто будет жить, кого в бою убьют? —
Один Всевышний ведает о том.
Идут дружины.
Длинные щиты
У них алеют ярче, чем заря.
Ползет обоз.
Весть принесли посты,
Что впереди селения горят.
Гремит набат.
И голоса его
Страшась, наверно, больше, чем ножа,
Стегая иноходца своего,
Изменник в стан врага спешит,
дрожа…
И под тяжелым взглядом воевод,
Забыв свое холопство и нужду,
Вчерашний смерд рогатину берет —
Мол, смерть красна у мира на виду!
И вьется у околиц ребятня,
И бабы, провожая во —
ин —
ство,
Мужей знаменьем крестным осеня,
Боятся верить в скорое вдовство.
Россия – любимая моя!
Из солдатской песниСыны Чингиза и Батыя —
Ослабла луков тетива…
Солдатский строй поет:
– Р-а-с-с-ы-я… —
Калеча русские слова.
Стрела, что пущена в Ивана,
Домчалась к нам через века.
В строю на сотню горлопанов —
Лишь три Ивана-дурака!..
Но русской армия зовется,
Хоть и раскосая на вид…
Судьба России не прервется,
Коль песня русская звучит.
Не отрицая все былое,
Летят туда, где даль светла,
И песня, ставшая стрелою,
И песней ставшая стрела.
«Задавал истории вопросы…»
Задавал истории вопросы
Мой народ, и право, не со зла…
А в ответ из губ его, из носа
Юшка Волгой-матушкой текла.
Да и юшкой редко обходились…
Тем, кто был до знания охоч,
Руки, ноги, головы рубили
Или просто увозили в ночь.
Семь веков – жестокая наука,
Чтоб собрать страну в один кулак,
А потом за десять лет профукать…
Это ж надо умудриться так!
Что это? Какая вражья сила
Поселилась нынче в нас самих?
Распродали матушку-Россию —
Раскрутился страшный маховик.
Тут – не до вопросов и ответов…
Суд земной истории верша,
Русь моя, как маятник планеты,
А по сути даже и – душа.
Для чего же душу рвать на части?
Без нее и впрямь всему – хана!
Мается во власти и в безвластьи
Некогда великая страна.
То ль по Божьей воле, то ль —
безбожной
Мчится время задом наперед…
Мается Россия и, возможно,
Потому-то все еще живет.
Здесь честь дороже денег и чинов,
Страшнее смерти кажется бесчестье…
К барьеру ты уже шагнуть готов
С той самой пресловутой жаждой мести.
И ничего переменить нельзя,
Покуда жизнь и смерть играют в фанты,
И курят, опустив глаза, друзья,
Которые обычно секунданты…
В огороде – бузина,
В Киеве – дядька…
Родственников – до хрена,
А кого позвать-то?
Только тяжкий ссыльный крест
Да корней смешенье…
Да портрет семейный есть —
Внукам утешенье.
Дуют ветры по стране
И по заграницам.
И плечом своим к родне
Мне не прислониться.
Разбросало семена —
Умудрись собрать-ка!
В огороде – бузина,
В Киеве – дядька…
Память обо всех храня,
Мы почти чужие…
Всей родни-то у меня —
Мама да Россия.
Пускай не судим, не опален
И многого не пережил,
Я видел, как дедушка Сталин
С экрана мне пальцем грозил.
И долю примерив страдальца,
Как будто в чудовищном сне,
Я высосал правду из пальца,
Грозившего целой стране…
Памятник красному командиру,
Бравшему город, погибшему здесь.
Бронзовый отблеск на сером мундире,
В бронзовом взгляде отвага и честь.
Шел командир через битвы и грозы.
Город отбил и стоит теперь в нем…
Если бы не был отлит он из бронзы,
Был бы расстрелян в тридцать седьмом.
От бруствера рукою оттолкнулся —
И тут был остановлен пулей злой.
Еще команде вслед солдат качнулся —
И рухнул навзничь в свой окоп сырой.
А цепь сомкнулась.
Цепь вперед катилась
Полк шел на штурм, хрипя свое:
«У-ра-а!»
Под пулями к окопу торопилась
Ненужная солдату медсестра.
Он остывал уже.
Все глуше, глуше
Шум боя долетал издалека…
Припал к земле солдат – так,
словно слушал,
Как сам идет на штурм в цепи полка.
Победный день оркестров гром венчал…
Мальчишкою, в истоптанных сандалях,
Я по отцовским фронтовым медалям
Устройство всей Европы изучал.
Чтоб лет, так скажем, через пятьдесят
Оставить в назидание потомкам
Империи распавшейся осколки,
Что на чужих медалях заблестят…
«Живым – живое. Павшим – третий тост…»
Живым – живое. Павшим – третий тост
И память, за которую не стыдно…
На обелисках светит столько звезд,
Что в русском небе звезд почти не видно.
«Война вокруг весь век кружит…»
