«Живым – живое. Павшим – третий тост…»
Живым – живое. Павшим – третий тост
И память, за которую не стыдно…
На обелисках светит столько звезд,
Что в русском небе звезд почти не видно.
«Война вокруг весь век кружит…»
Война вокруг весь век кружит
Меня как жертву сторожит…
И, не стреляя, не воюя,
Сполна войне за все плачу я.
1
Он привез с той войны
Шрам от пули из бура,
Орден дальней страны,
Пару грамот ГлавПУРа.
Малярию, невроз,
По названию – память…
Впрочем, все обошлось,
И сегодня он с нами.
Но в бессонную ночь
Все ж, на грани ухода…
И не могут помочь
Доктора и погода.
Мать и слезы жены…
Видно, нет у солдата
Права – с давней войны
Возвратиться когда-то.
2
Почему я об этом пишу,
Если память не ведает муки
Снов, пришедших в грозу
Канонадой минувшей войны,
И рука автомат в изголовье
Не ищет при звуке
Полуночных шагов, раздирающих
Бинт тишины?
Почему я об этом пишу,
Сохраненный армейской судьбою?
Все мои рапорта разорвал
Поседевший начпо.
Обозвал пацаном, а потом,
Будто споря с собою,
По-мужски, троекратно,
Еще обложил ни за что…
Я пытался о долге ему,
И о помощи братской —
Все, что мог я тогда
Прочитать и понять из газет…
Мол, какой я солдат,
Если жизни не видел
Солдатской,
И под пулями не был?
Но вот что услышал в ответ:
– Ты расти сыновей, капитан!
А сраженья на век твой
Найдутся.
Старший мой там погиб,
А вот также просился туда…
Почему я об этом пишу?
Потому что не в силах
Вернуться
С той войны, на которой
Не буду убит никогда.
В новогоднюю ночь,
утопая в грязи по колено,
По ущелью старлей
брел со взводом,
судьбу проклиная.
Вспоминал, как в землянке тепло,
как в печурке поленья,
Полыхают, о доме далеком
напоминая.
Как стоит в уголке саксаул,
именуемый елкой,
И наполнены кружки друзей
обжигающим чаем…
Как поют под гитару
хорошие песни о долге,
И России, которую здесь защищают…
Вел свой взвод по ущелью старлей,
перемазанный в глине,
Спотыкаясь, скользя, чертыхаясь
мечтая о том,
Чтоб никто из ребят не наткнулся
случайно на мину
И в году наступившем – живым возвратился
в свой дом.
А когда диск Луны показался
над горною кручей,
И залег на вершине,
изготовившись к бою, отряд,
Далеко под Москвой мать старлея,
бессонницей мучаясь,
К елке – внуку —
«от папы»
положила тайком шоколад.
Пошел в атаку батальон,
Поднятый красною ракетой,
Чтобы отбить у «духов» склон:
Там – пять ребят, на склоне этом.
Мы знали, что друзьям не встать
Уже вовеки с желтой глины.
Но их тела врагу отдать
На растерзанье не могли мы.
Как права их могли лишить
С землей своей родною слиться?
Землею стать и вечно быть —
России горькою частицей.
Мы вместе поступали в академию:
Я и Валерка – однокашник мой.
Я поступил – по жуткому везению,
Он возвращаться должен был домой.
Обидно! Зарубила медкомиссия.
Хронический бронхит нашли врачи.
Валерка спорил:
– Это же немыслимо!
Что за болезнь? Не знаю. Не лечил…
Вот если б оторвало руку, ногу —
Тогда согласен, я не строевой! —
Не убедил…
– Присядем на дорогу, —
Сказал мне друг, поникнув головой.
Я утешал, хотел помочь словами:
– Приедешь через годик – повезет…
Когда он год назад служил в Баграме,
Бронхит его никто не брал в расчет.
Мы сидели в тумане
Сигаретных дымков.
Песни пел об Афгане
Нам майор Верстаков.
То, что славный он парень, —
Это ясно без слов.
Да к тому ж под гитару
Петь всю ночь он готов.
…И дымились дувалы,
И сияла звезда.
И чернели завалы
На пути в никуда…
В нашей комнатке тесной,
Задыхаясь в чаду,
Мы не слушали песню —
Постигали беду.
Что в горах Гиндукуша
И на родине, здесь…
И слова – прямо в душу —
Про отвагу и честь.
И поет о высоком,
Не желая наград,
Может, новый Высоцкий,
Может, новый Булат…
«Я болел афганскою желтухой…»
Я болел афганскою желтухой,
Хоть в Афгане и не воевал.
Летчик наш оттуда эту штуку
К нам привез – и сам о том не знал.
И пошла она гулять, зараза,
От рукопожатья – по рукам,
Двадцать офицеров выбив сразу
Из рядов гвардейского полка!
Двадцать койко-мест в стационаре.
Одного, беднягу, не спасли…
Да еще двоих комиссовали —
ВЛК[1] ребята не прошли.
А итог: носите, хлопцы, кепки!
А какие были летуны…
Вот тогда и понял я,
как цепки
Руки у болезней и войны.
Дорогою не гладкой,
Не прямой —
И все при них:
И шрамы, и медали, —
Солдаты возвращаются домой.
А лучше б вообще
Не уезжали…
Смотрю на них
И чувствую вину,
Как будто я
Придумал ту войну.
Недобрая ратная слава,
Неясная сердцу тоска…
Насытилась кровью держава —
С Кавказа уходят войска.
Без почестей, проводов, песен.
И – каски пониже на лоб…
Их путь между скалами тесен
И страшен, и тяжек, как гроб.
Ждут дома и жены, и мамы.
Истории ждет приговор.
Колышется знамя ислама
На фоне разгневанных гор…
Накажут, конечно же, правых.
Неправых – награды найдут.
И станет циничней держава
На тех, что до дома дойдут.
1
Это вам не Афган!
Почему бы и нет?
Снова душат нас горы
Петлей серпантина.
И старательно ловит
Инородца брюнет
В прорезь планки прицельной
Своего карабина.
Он нажмет на курок —
Миг! – и будет таков.
Эхо юркнет в ущелье,
И вновь станет тихо…
Здесь витают над нами
Средь тяжких трудов
Гордый призрак – Шамиль,
Злая тень Валерика.
Вновь опустится ночь,
И взойдет судный день.
И вершины нам вслед
Поглядят с укоризной…
И, быть может, безумство
Пустых деревень
Нам напомнит проселки
Далекой отчизны.
2
Россия – родные проселки,
Где сосны, березки да елки,
Где вьется ужом колея.
Озябшие избы и нивы —
Неужто не будет счастливой
Прогорклая эта земля?
Где даль упирается в дали,
Где долго коней запрягали
И мчали незнамо куда…
Повсюду, на каждом погосте,
Лежат сыновей твоих кости.
А сверху – то крест, то звезда…
«Кривую судьбы на кобыле хромой не объедешь…»
