бы ничего, кроме злобной и беспощадной кары. О ценности же полотен в той замкнутой и закриминаленной сфере уже почти не говорили, и, по большому счёту, к этому и не стремились.
А число одинаковых полотен с той поры умножалось быстрее…
Я больше не испытываю желания входить в подробности этой тёмной стихии погубления искусства. На прежних этапах манипуляций с копиями, написанными Кондратом и его племянником, я, кажется, достаточно порассуждал о феномене притворного понимания прекрасного, когда его превращают в обычный товар. Добавить к этому могу совсем немного. Только, пожалуй, то, что и само потребительство, если оно увязано с товаром-фикцией, в конечном счёте также лишается смысла, а, значит, и перспективы.
Повергаемое искусство указывает на вероятность и даже на неизбежность именно такой странной развязки.
И очень жаль, что, чем далее, тем больших жертв оно требует, в особенности же – от его наиболее искренних представителей и почитателей.
Одиночество – стимул к общению
История, произошедшая с молодыми супругами Воленскими, не претендует на особую значительность; это череда обычных, рядовых, будничных, даже, можно сказать, банальных случаев, которые, образовав целое, остались для всех, кто знал Воленских, какой-то полузагадкой, а в жизнь самой четы хотя и внесли некоторые существенные перемены, но совершенно не коснулись личных привязанностей супругов.
Воленские жили в одном из самых заселённых районов города, почти в самом центре. Их просторная, уютно обставленная современной мебелью квартира, находилась на втором этаже небольшого дома, подступавшего прямо к центральной площади, и в этом отношении представляла удобное место для приглашаемых в гости друзей.
Отсюда можно было разглядывать праздничные шествия и открытые выступления эстрадников, рукой было подать до лучших театров, концертных и выставочных залов.
Однако не это окружение текущей культурой было главным. Друзья приходили к Воленским часто и охотно потому, что видели в них чутких, общительных и гостеприимных людей.
Славные здесь получались компании!
Все от души веселились, отдавались беседам на самые разные темы.
Друзья испытывали настоящее удовольствие от пребывания в такой семье. И кто, в самом деле, не оценил бы в полной мере того, что вас приняли тепло и просто, оба супруга стараются выказать вам крайнее расположение, сообщают все имеющиеся новости, позволяют каждому, кто захочет, сообщить свои или высказываться по любому поводу, не препятствуют жарким спорам, пользованию досуговой аппаратурой и книгами, угощают изо всех сил и ни одним движением, ни одним взглядом не пытаются прервать ход увлекательного приятного времяпрепровождения, не позволяют себе заметить, что вы засиделись и вам пора уходить?
Именно так всё и было, и после нескольких лет, с тех пор, как Воленские приехали в этот город и, поженившись, осели здесь, друзья и знакомые так привыкли к ним и полюбили их, что, кажется, никто и подумать бы не мог, что возможно нечто другое.
Как ни странно, злополучное «нечто» стало явью. Причина тут крылась в большей части в том окружении, которое за годы сложилось при Воленских; но и сами они, определив свои интересы, вынуждены были этому способствовать. И чем дальше к тому шло, тем большей решительности от них требовалось. Но как раз её, решительности, у них, судя по всему, сильно недоставало.
События развивались примерно следующим вялотекущим образом.
Однажды, оставшись одни после ухода гостей, супруги завели такой разговор:
– Как ты думаешь, Володя, не много ли гостей мы принимаем? – начала жена.
– Да, кажется, много, – согласился муж. – Но – что же делать?
Володя имел здесь в виду то, что все ребята, холостяки или с жёнами и даже с детьми, бывавшие у них, Воленских, – люди уже хорошо им знакомые то ли по работе, то ли по духовным, интеллектуальным наклонностям. Были, конечно, у некоторых частичные нежелательные отклонения, но общей картины встреч это нисколько не портило.
Жена это понимала. В своём любимом Володе она, не в пример другим жёнам, склонна была усматривать уйму достоинств; в их числе, по её мнению, находилась и тяга к друзьям, к общению, тяга, которою никогда и никому не следует пренебрегать, поскольку полноценное человеческое общение способно не только освежать, но и осветлять жизнь, делать её насыщеннее, разнообразнее, плодотворнее. Им, общением, для Воленских как-то восполнялось ещё и отсутствие у них своих детей – обстоятельства, постоянно и сильно их тревожившего, но о котором они предпочитали ни перед кем не распространяться, зная о причине этого и рассчитывая, что с задачей её преодоления со временем справиться им удастся, возможно, самим…
Нетрудно теперь заметить, что супруга не случайно затеяла щекотливый разговор. Не иначе: в ней проснулась настоящая женщина, которая хотела ясности. Она сказала:
– По крайней мере, так дальше нельзя. Были когда-то все хорошими, переменились, время не стоит на месте. Мы их приглашаем по привычке, а они по привычке приходят. Мне это надоело. Почему всё время собираемся у нас? Можно ведь хотя бы иногда и нам бывать у других…
Такой поворот раньше Воленскими не обсуждался. И не предусматривался. Не потому, что они не учитывали правил, по которым приглашаемые в гости становятся обязанными приглашать в ответ и к себе. Просто Воленские как бы сами себя отделили от этого обычая, всегда первыми заявляя о намерении устроить очередную компанейскую встречу на своей территории.
– Хорошо, Валюша, мы так и сделаем, – сказал Володя на предложение жены, и, поговорив ещё немного, супруги легли спать.
Воленские начали ходить в гости, и к ним по-прежнему заходили их почитатели, которые если и заметили некоторые перемены в жизни супругов, то не придавали этому особого значения, оставались любезными, приятными, встречно приглашали Воленских в гости, что искренне делали и всегда раньше
Но уже с этой поры нарушено было привычное обоюдное совпадение Воленских во взглядах на друзей и знакомых.
– Не пойду я больше к Зимниковым, – сказала как-то Валя. – Встречают нас с такими лицами, будто на них маски. В квартире неприятный запах. Ты же заметил, они не рады гостям, не дождутся, когда все разойдёмся… Тебя они считают человеком «нужным» в делах и в протекциях, а что до меня, для них я никто…
В другой раз она сказала супругу:
– У этих Симкиных я вижу одних забулдыг. Им бы только пить. Пианино никто и слушать не хочет, а танцуют как брёвна…
«Конечно, она кое-что преувеличивает и не совсем права, хотя права в принципе», – думал Володя, а вслух говорил:
– Да, да… Такие люди…
Постепенно у Воленских изменилось