Стихийным навыкам его.
Но волшебству не научиться —
И нам прощают воровство.
И мне ни капли не обидно,
Что, окунаясь в эту власть,
Рискую утонуть, как видно,
И незамеченным пропасть.
1 октября 1972
* * *
Я твердил, что дурное прекрасно,
А прекрасное — дурно, когда
Мы с тобой расставались — напрасно,
Зря, как мне показалось тогда.
Ты же знала, как дурно дурное
И прекрасно прекрасное: ты
Оттого и рассталась со мною,
Что хотела во всем простоты.
9 октября 1972
* * *
Как таинственно имя твоё,
Человек незнакомый!
Так волнует чужое жильё
И далёкие громы.
Может, счастье — с тобою дружить.
Как прекрасна надежда!
Может быть, ты поэт. Может быть,
Ты пошляк и невежда.
Со знакомыми проще оно
И скучнее бывает:
Только имя произнесено —
От души отлегает.
26 октября 1972
* * *
Имя, отделяясь от меня,
Собирается, судьбу кляня,
Жить самостоятельно и розно.
Странно! Я себя не узнаю,
Сочиняю будущность свою
И уж не оглядываюсь: поздно.
Имя на журнальной полосе
Нежится во всей своей красе
И, по принципу обратной связи,
На меня желает повлиять,
И со мной не ладит, и сиять
Хочет, и не хочет восвояси.
1972
* * *
Случайная встреча роднит
Тебя и меня: что сказала
Ты, всё узелками связала,
И дерзость мою извинит.
Я вовсе не думаю сбыть
Ту память, которая смеет
Все помнить, но точно глупеет —
И дату мечтает забыть.
Забудем тот вечер, ту ночь,
То утро, тот день... не забудем,
Нет! Заново ленту раскрутим
Деталей, как было, точь-в-точь.
Бот сумочка , зеркало , плащ
На стуле, сапожки в прихожей
Под вешалкой... Случаи хороший
Нам выдался, день подходящ.
Сегодня тебе расскажу
Не то, что припомнить сумею,
А то, как от счастья глупею,
Когда в эту память вхожу.
16 декабря 1972
* * *
Где я видел это злое,
Это умное лицо?
Над суставом золотое
С плоским камешком кольцо.
Точно ль там, за временами,
Детством, дружбой, на бегу,
Что-то было между нами,
Что припомнить не могу?
Настороженность, одна из
Нянек памяти, спешит...
(Наш троллейбус, накреняясь
По Литейному бежит,
Точно парусник античный,
Челн ахейский... Храбрецы
Здесь стоят толпой привычной,
По бортам сидят гребцы.)
Там, за спешкой, тьмой, долгами,
Службой — лёгкий дым стыда.
Память сложными кругами
Возвращается туда.
Вот рука её с колечком,
Мятый, поручень, окно,
Крыша дома с человечком
Над рекламою кино;
Вот судьба моя, с надрывом
Недосказанности, с тем
Детством злым, нетерпеливым,
С комплексами всех систем,
С чёрствостью неизлечимой,
Самомненьем, чепухой,
С памятью неразличимой,
Гордой совестью глухой...
Честно обхожу капканы,
Силюсь вспомнить что-нибудь,
Разглядеть, смещая планы,
Выворачивая суть:
Что же, что же было с нею
С нами? — Пусто. Ни следа!
Впрочем, мы, всего вернее,
Не встречались никогда.
1972
Верлену скрипки осени слышны.
Должно быть, осень хороша в Париже.
Хотя, конечно, и у нас не хуже —
Иначе отчего мы ей верны?
Садись к окну, придвинь тетрадь поближе.
Гляди на клен, краснеющий от стужи,
И наслаждайся хором тишины.
Поэт приходит в Люксембургский сад.
Песок поскрипывает под штиблетом.
Он видит вазы, статуи, мольберты,
Газон, дворца оранжевый фасад.
Еще не холодно, как поздним летом
Бывает, и осенние концерты
Слышны, и листья жёлтые висят.
Да, скрипки, скрипки слышит он вокруг.
Не замечает бледную брюнетку
С этюдами на полотняном стуле.
Он, забываясь, видит Петербург,
Фонтанку, клёна выцветшую ветку,
Где статуи античные уснули —
Наш маленький Jardin du Luxembourg.
Пусть я не лажу с русским языком,
Который всё на свете позволяет:
Я вижу, что девица, над альбомом
Склоняясь со своим карандашом,
Поэта, несомненно, замечает,
И взгляд его ей кажется знакомым,
Хоть он, я знаю, с нею не знаком.
Когда она покинула постель,
Был полдень. Полукруги под глазами
Об этом говорят. Забыв об этом,
Из сада по бульвару Сен-Мишель,
Высокими любуясь небесами,
Последуем тихонько за поэтом.
Сейчас он кончит эту канитель,
Сорбонну он оставит справа, мост
Пройдёт, спеша. Юстиции дворец он
Оставит слева — мне уж не угнаться
За ним, мой путь, ей-ей, не так уж прост!
Но вот домой приходит наконец он.
Ему осталось с мыслями собраться,
А мне — покинуть мой завидный пост.
1972
* * *
И вот воображение и опыт,
Соединясь, дают надёжный сплав,
И ты счастливый различаешь шёпот,
В подсказчице природу угадав.
Но трепещи, свыкаясь с этой властью,
Которая сама к себе строга,
Как Марк Аврелий, равнодушна к счастью
И не глядит на низость свысока.
12 сентября 1972
* * *
Пусть сдержанность станет опорой,
И с разумом будет дружить
Твой стих приглушенный, который
Мечтает тебя пережить.
В нем ровная явится сила,
Найдя примирительный шаг
С порой, когда слово пьянило
И время звенело в ушах.
12 сентября 1972
От счастья писалось тогда —
Увы! От избытка.
Всё кончилось. Ищет беда
Другого напитка.
Лишь тот, кто несчастлив, поймет
Невзрачную музу,
Ее долгожданный приход,
Печаль и обузу.
Сиделка, готовя питье,
Улыбку забудет.
Прохладную ласку ее
Бедняк не осудит.
2-10 марта 1982
ЮРИЙ КОЛКЕР, 1983, ЛЕНИНГРАД
