Птица
Точно так же, как спелое солнце
прикоснулось щекою к морю,
он к тебе прикипел балконцем.
– Подожди, я только зашторю.
Закрывая взгляд бога на вещи
и на те, что уже разбросали,
обнимались бесстыдно плечи.
– Залюби меня вусмерть, vale?[1]
Воздух ныл, в нём не было мысли,
здесь покою не переспится.
Ножки койки полы прогрызли.
– Ты меня окрылил – я птица.
Поэма
(мужчина + женщина) – женщина
Я вам в уши вдую,
чем вы сами боитесь отравиться,
правду, откусите её простую,
исказите гримасой не личики,
но уже и не рыльца.
Опоносившись смехом предсмертным,
осталось всего ничего,
откажитесь хоть раз от десерта,
оправдав что-то горькое, но своё.
Посмотрев на себя, а не в зеркало,
почистив не зубы, а мысли,
разве вы не замечаете, как померкли
и жизнь превратили в убийство,
как облысели фантазии
на фоне великолепия,
замазывая, замазывая
морщинки своим бесцветием.
* * *
Не кабель оголённый, скорее кобель,
развёрнутый шкурой души лирической,
пусть строки тащатся, как любовь в постель.
Выключу свет, читайте, ей светлее
без электричества.
Недосягаемые словом,
не я, рассказывать будете вы,
с разумом мобильным, даже спутниковым
к любви, как к инфекции, не готовые.
Не верите в любви моей силу и способ.
Докажу, пёс с вами.
Я же мужчина, а не философ.
Пусть говорят губы, я буду целовать дёснами.
* * *
Вы хотите сыграть со мной в любовники,
не боитесь увлечься,
умереть безвременно от инфекции сердечной,
стоит ли ускорять пульс ровненький?
Вы же комфорта во мне ищете,
по зубам ли страстей сухожилие?
Не смогу на постели лечь красивой вышивкой,
у ноги собакой покладистой, лживой.
Прав. Со мной будет весело,
в этом уверенность жирная.
Белый свет своим завесила.
Не богиня, вашей чувственности транжира я.
* * *
Вы пытаетесь мне голову заморочить
изморосью взгляда, голоса,
считайте, уже удалось, короче,
не тратьте на прелюдию всю мою молодость.
Вот рука, вот согласие, ключи от сердца
получите позже,
у вас их коллекция?
Нет, меня это не тревожит.
Несите руку, вам так идёт
моя красота внеземная.
Сколько раз за жизнь миф о ней слух женщины
обнимает,
чёрт,
не надоедая.
Но вы не повторяйтесь, а то наскучите,
как выхоженный вдоль и поперёк бульвар.
Боитесь этого заявления?
Утолите мне жажду скуки коварной
не прохладой, так отоплением.
Даже в такую жару
от горячей любви никто не откажется:
от ветвистых сосен-старух
до прозрачных подростков-саженцев.
Что за люди, насколько влюбчивы.
Хлеб, зрелище, комплименты, слияние.
Кто по маленькому сходил в любовь —
по большой соскучился,
кто в большую вошёл – уже под влиянием.
* * *
С кем же вы целоваться бежали
под куполом, с господом?
С одним из его заместителей?
Унося копну шёлка ржавого
так стремительно.
Или вы спешите к парню
одолжить пару поцелуев,
как поезду, приходящему по расписанию,
который от вас уже никуда не срулит,
в том-то и скука… Ну его.
Может, в мужские вечерние губы,
вырезанные пунцом в газоне щетины,
молитву вдыхая жилистого парфюма,
бросились к хищнику за интимом.
* * *
Что же вы раньше мне не сказали,
что вы замужем?
Моего красноречия губища алые,
поди, надоели вам уже.
Нет у меня никаких принципов,
только вам же после мучиться,
надевать на себя дом, словно гостиницу,
с лицом провинившейся ученицы.
Учить новую роль в старом спектакле,
вознося его режиссуру.
Чтобы чувства ещё сильнее плакали,
не ломайте себе жизнь,
не будьте дурой.
Слух словами избалован,
руки кожей,
красотой глаза.
Вы поделитесь частью от малого,
скрывая ожоги,
опытом бледненьким
страсть держа.
Вы на диване духовке,
булочка булочкой кондитерской,
был бы острее язык,
наглостью слюну свою вытер бы.
Пусть поражение отзывается дольше эхом,
чем любая победа.
Я, свинченный из мышц и меха,
хищнее всякого людоеда.
* * *
Вам нужен мой взгляд – держите,
для красоты не жалко.
Я знаю, что не интересую,
но вам-то он необходим,
хотя таких уже свалка.
Днём и ночью ищете подтверждения
собственной красоты
в отражении лиц, зеркал, слов.
Таланты без поклонников навязчивы и пусты.
* * *
Вы никогда не сможете меня бросить?
Как небо эту звезду безжалостно,
даже если возникнут вопросы,
от которых ревность сжималась бы?
Не ревнивы?
Мало кому удаётся это в себе признать.
А если я дам вам повод?
И взгляд
зависнет на молчании сиротливо,
как эта луна.
Не страхуюсь, просто хотела узнать вас лучше,
хотя бы как знаю себя.
Правы, в человечишке много чуши,
но ведь роды её – любя.
Как первый признак влюблённости,
как первый поцелуй, если хотите.
Много ли вы помните первых поцелуев?
Мужская память к датам подобным так
снисходительна.
Вот губы, запишите! Час тридцать, первое июля.
* * *
Вы построили стену моей безопасности
из нежности,
и подолы её халатности
тканью выстелились небрежно
в недостатки вас и меня,
превращаясь нелепо в достоинства
до…
Случавшееся – х…,
анатомии книга толстая.
Демон, кистью костлявых рук
миловали меня, как глину,
ваш портрет моему зрачку
разрисовывали и лепили.
Лепили речь,
я ни слова не понимала.
Чтобы вам, как себе, не перечить,
уносимая в спальню из зала.
* * *
Разлюбите, я не боюсь,
бросьте, если это повод,
зла пословицу мне на бюст
или только слово.
Выскажитесь громко не губами, а глоткой.
Я вас достала… Как книгу из шкафа
или стакан с потеплевшей водкой,
укутавшей альвеолы шарфом.
Если вы не скажете,
то это сделаю я
со всей наглостью ласки.
Нет, не были лажей те
ночи, пока дни не стали адскими.
Опустошён целый дом,
банк ограблен. Глаголом разлюбить.
Срезаны все замки.
Преступление совершено вдвоём
или только одним?
* * *
Или только один подкрался ночью.
«Я больше тебя не люблю», – прошептал
в ухо, как в скважину замочную.
Ртутью холода капнул на сердце металл.
Не любишь? Да кто тебе дал право,
здесь выбираю я.
Пока на противоядие не найду отрывы
и не поверю, что действительно слаба.
* * *
Собирайтесь, едем на юг, первой
вам место в оркестре – скрипке,
чтобы сыграли ноктюрн морской,
если не на нервах,
то хотя бы инстинктах.
На противне разгорячённом песка
на грудь и попку
сбежится публика,
будет облизываться,
глазами флиртуя.
Нет ценности там, где цена высока,
но девушка куплена
моими поцелуями.
Инстинкты, сколько пальцы не отрубай,
не поддаются тренировке,
и разум никогда не скажет: «Я люблю»,
сколько не занеживай кнопку.
Не опускайтесь, вместе с уголками рта,
не супьте, не борщи́те бровки.
Я по натуре не кошак, не кот-баюн.
Бесчувственность, как море,
на сушняк там выплеснем.
* * *
На диване предложений вам со мною неудобно?
Надо его разложить,
а после и мы разложимся,
как в объятиях гроба,
когда всё уже надоест —
даже жить.
Ложитесь сегодня, у меня покрывало мыслей,
укрою словами самые интимные места,
они от нас независимы,
как от разговоров перезревающие уста.
Для рук ли, для глаз прелестные формы,
для пошлости ли откровенность.
Любовное разбивает штормом
метафоры отколовшейся бедность.
Открывая твоей плоти новые острова
и чувствуя себя алчным Колумбом —
красота ослепляет – захлопнулись ночью глаза.
Я падаю духом в клумбу.
– Что же дальше ждёт эти отношения
с глазами и небом ультрамарина?
Вы оставили мне клеймо на шее,
как на любимой скотине.
– Не верите в моё признание,
даже когда грустите,
разглядывая в зеркало свои предплечия.
Дайте мне очиститель,
и оно станет чистосердечным.
– Недосказанное на языке волосом
дрожь барабанит сомнением снова и снова.
Смогу ли я стать вашим, если не голосом,
то хотя бы словом?
– Отчитайте меня чем-нибудь вслух
из личного или Маяковского.
Вермут вашего тембра сух,
раздавивший не одно плотское.
– Стихи, вам не кажется
это слишком банальным
для большей любви?
Хорошо, я сломаю своё представление,
как мог бы стройность вашей ноги,
чтобы вы никуда не ушли в истерике.
– Может тогда позвоночник
и я, вечная наложница рядом,
ваша фантазия, как звоночек,
а надо ли оно мне?..
– Надо.
* * *
Чем мой голос провинился
перед вашим вкусом?
Разве мало я твердил любовные мерзости
над чашечкой кофе и капризного уха,
разрумяненный выжимкой из бледности?
Разве не мы предпочли патологию норме,
возбуждаясь и возбуждая
желание, под луной оформленное,
не найдя в нём щедрости – оно всегда жадное.
Ибо два незнакомых человека
становятся друг другу ближе,
чем нижнее бельё,
ближе, чем счастье, или аптека
для головы больной.
Не умел я это делать, но соскучился,
удобряя город сосуществованием,
вывалился неприметной кучкой
из жвачки невыплевываемой переживаний.
* * *
Нет любви – выпью пива.
Распотрошу её в образе воблы.
Жидкость, смотрящая на меня
замужней женщиной игриво.
Не было бы мужа, слопала бы.
Не играйте с мужчинами в настольные игры.
Глаза – не фишки.
В вашей скуке любви на икринки,
развлечения на икры,
заигрывают женщины и мальчишки.
Солод катком выравнивал в мозгу
отношения неровные.
Нервно лопались пузырьки.
Что-то есть в красивых зрачках от коровьего,
как в спасительном от красоты.
* * *
Вы хотите уйти, разве я могу вас удержать?
Роза встрепенулась от этих слов,
губ дрогнувших, чуть дыша.
Разлюбить вас? Когда ещё любить не готов?
Идите, если так угодно,
если так себе угодите.
Останусь здесь, выпотрошенный без вскрытия
пустотой ненадолго.
Буду кричать бессловесным ртом,
пока не оглохнут соседи.
Ломать голову
или заламывать руки от нетерпения,
чтобы не писать, не звонить, когда съедена
горького любопытства
последняя банка варенья.
Почему? Закончилось то,
что трепыхалось счастьем,
вроде того сердца, брошенного в сучьях рёбер.
Мою память какая отстирает прачка?
Не покойник я, но как будто помер.
Я вам ещё не надоела
своим бесноватым характером,
стерва? Так и скажите: стерва —
на лбу написано маркером.
Вы ведь за это и любите
и гладите, словно кошку.
У меня с трепетным скудненько,
вы бейте меня, но не трожьте!
Я люблю боль,
и причитать – не мой принцип.
О чувствах заговорили коль,
налейте, что вы щепотками сыпете.
Щас схватите за живое,
расскажите о духовной свободе,
но я-то женщина, хоть и любимая, как животное,
дикая по природе.
Не нужны слова для полётов,
меня отравляет их воздух.
И облака походкой
чаруют проспектов розги.
Продажностью магазины,
как книги, которые читать не надо,
открыты… Спуститесь ко мне в низину,
к пленнице тряпок и шоколада.
* * *
Решили, что я всё брошу
и буду любить вас, как ошалелая?
Застегните ширинкой эту оплошность,
пока не дошло до дела.
Мне некогда, в саду ваших словоформ
пахнет полиграфией.
Сделайте что-нибудь существенное.
Этот форум
закрыт, как источник листом фиговым.
Мне некогда читать те письма, эти стихи,
что вы себя изводите.
Пригласили бы лучше в театр,
в худшем случае на фильм,
на губ половодье.
Где ваша смекалка, где божий дар,
мне не нужен слуга.
Я дала спички,
устройте если не любви глупой,
то хотя бы влюблённости пожар.
И чувства туда запичкайте.
* * *
Чем отдать дань
вашему стройному телу?
Выберите валюту.
Готов стать героем
или насильником сиюминутным.
Чаша пьяного моря обнимает за талию
вас, и оно не спокойно —
волнуется
гладь зеркальная,
вздыхает солёной улицей.
Красота стоит дорого,
вовсе не продаётся.
Вы сегодня замещаете солнце,
море плейбоя?
* * *
Если бы я сказал вам:
выходите за меня замуж,
вы бы вышли?
И бросили губы пунцовые
навстречу моему предложению
с предисловием
лишним?
И ваше молчание оглушило бы
согласием,
источником той самой лампы,
которая никогда не гаснет.
Я поднял бы на руки
только то, что хотел бы всю жизнь носить,
стройные линии радуги
вашей красы.
Страшно?
И мне иногда бывает страшно.
Здесь пугаться нечего,
я же знаю, что такое любовь.
Нет внутренности более человечной,
так станьте хотя бы женой.
2010
Обласкайте с ног до головы…
