<1974>
Павел Антокольский. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Большая серия. Ленинград: Советский писатель, 1982.
Ни божеского роста,
Ни запредельной тьмы.
Она актриса просто,
Наивна, как подросток,
И весела, как мы.
Цыганка Мариула
Раздула свой очаг,
Смугла и остроскула,
С лихим клеймом разгула
И с пламенем в очах.
А вот еще приманка!
Развернут в ночь роман.
Заведена шарманка.
Гадает хиромантка,
Девица Ленорман.
Но грацией, и грустью,
И гибелью горда,
Но руки в тщетном хрусте
Заломлены… Не трусьте
Гадалки, господа!
<1974>
Павел Антокольский. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Большая серия. Ленинград: Советский писатель, 1982.
По лунным снам, по неземным,
По снам людей непогребенных
Проходит странник. А за ним
Спешит неведомый ребенок.
«Что, странник, ты несешь, кряхтя?
Футляр от скрипки? Детский гробик?» —
Кричит смышленое дитя,
И щурится, и морщит лобик.
Но странник молча смотрит вверх,
А там, в соревнованье с бездной,
Вдруг завертелся бесполезный
Тысячезвездный фейерверк.
Там за петардой огнехвостой
Мчит вихревое колесо.
Всё это, может быть, непросто,
Но малым детям внятно всё.
И мальчик чувствует, что это
Вся жизнь его прошла пред ним —
Жизнь музыканта иль поэта,
И ужас в ней незаменим.
Что ждет его вниманье женщин,
Утраты, труд и забытье,
Что с чьей-то тенью он обвенчан
И сам погибнет от нее.
<1974>
Павел Антокольский. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Большая серия. Ленинград: Советский писатель, 1982.
Плащ цвета времени и снов,
Плащ кавалера Калиостро…
Марина Цветаева
На ярмарке перед толпою пестрой,
Переступив запретную черту,
Маг-шарлатан Джузеппе Калиостро
Волшебный свой стакан поднес ко рту.
И тут же пламя вырвалось клубами,
И завертелась площадь колесом,
И жарко стало, как в турецкой бане,
И разбежался ярмарочный сонм.
И дрогнула от дребезга и треска
Вселенная. И молния взвилась…
Лишь акробатка закричала резко:
«Довольно, сударь! Сгиньте с наших глаз!»
Но Калиостро возразил любезно:
«Малютка, я еще не превращен
В игрушку вашу. Поглядите в бездну…»
И он взмахнул пылающим плащом.
Она вцепилась в плащ и поглядела
Сначала робко, а потом смелей:
«Ну что же, маг, ты сделал наше дело —
И мне винца, пожалуйста, налей!»
Пригубила и, обжигая десны
И горьким зельем горло полоща,
Захохотала: «Все-таки несносны
Прикосновенья жгучего плаща!
Но что бы ни было, я не трусиха.
Ты, может быть, опасный человек,
А все-таки отъявленного психа
Я придержу на привязи навек!»
Что с ними дальше было — знать не знаю.
А коли знал бы, всё равно молчок.
Но говорят, что акробатка злая
Сдержала слово, сжала кулачок.
В другой, изрядно путанной легенде
Описаны их жуткие дела,
На пустяки растраченные деньги:
Девчонка расточительна была.
Она и он добыли, что им надо,
Не замечали пограничных вех,
Европу забавляли буффонадой
Не час, не день, не годы — целый век.
Как видно, демон старика принудил
Изнемогать от горя и любви.
И служит ей он, как ученый пудель,
Все замыслы откроет ей свои.
Летят года. Беснуется легенда.
И как попало главами пестрит.
И вот уже зловредного агента
Следить за ними подослал Уолл-стрит.
В какой лачуге иль в каком трактире
Заколот этот Шерлок Холмс ножом?
Где в тучи взмыл «ТУ-сто сорок четыре»?
Чей Пинкертон пакетами снабжен?
А в то же время Калиостро скрылся
На полстолетья, как на полчаса.
Его архив грызет чумная крыса,
А старикан сначала начался!
Есть у него дворец и графский титул,
Сундук сокровищ и гайдук-араб.
Забронзовел, весь в прозелени идол,
Владыка мира — все-таки он раб!
Да! Ибо в силу некоего пакта
Меж ним и автором явилась тут
Всё та же, та же, та же акробатка.
О ней неправду сплетники плетут.
Но что за мерзость городские сплетни!
Ведь акробатка — вечная весна,
А стосемидесятишестилетний
Из-за нее одной не знает сна!
Смотрите же в партере, на балконе,
Как действие стремительно идет!
Несут карету бешеные кони.
На козлах автор — сущий идиот.
А позади плечом к плечу две тени.
Они страшны для чьих-то медных лбов.
В сплетенье рук, в сцепленье двух смятений,
Вне времени свершается любовь…
Там — ждут востребованья груды писем.
Здесь — лопается колба колдуна.
От акробатки ветреной зависим,
Он знает — жизнь исчерпана до дна.
Он скоро сдохнет. Так ему и надо!
Но мечется легенда наугад…
Дай на пятак стаканчик лимонада!
Дай на целковый парусный фрегат!
За океаном, в Конго иль у Ганга,
Единая однажды навсегда,
Всё та же краля, выдумка, цыганка
Взмахнет ему платочком: «До свида…».
Пора! Пора! Еще ничто не ясно.
Воображенье — лучший проводник.
Весь мир воображеньем опоясан.
Он заново разросся и возник.
Он движется вовне или внутри нас,
На личности и роли нас деля.
Он формула. Он точность. Он стерильность.
Вкруг солнца вечно вертится земля.
Стучит тамтам. Гудят удары гонга.
Круженье пар. Скольженье легких тел.
Рукой подать до Ганга и до Конго.
Кто захотел — мгновенно долетел!..
Не представляя, что подскажет завтра,
К чему обяжет утренняя рань,
На полуслове обрывает автор
И отвергает всякую мораль.
Да и к чему служила бы мораль нам?
Кончает Калиостро свой полет
В четвертом измеренье ирреальном
И поздравленья новобрачным шлет,
Я посвящаю Женственности Вечной
Рассказ про Калиостро-колдуна.
В моих руках не пузырек аптечный.
Мне в руки вечность даром отдана.
Июль 1972
Павел Антокольский. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Большая серия. Ленинград: Советский писатель, 1982.
«Ты, в конце концов, то, что ты есть» (нем.). — Ред.