поднимает странный кусок дерева, сразу похожий изгибом и на крыло, и на серп.
10
Что ж, выбор удачный. Тень птичьих крыльев – всю жизнь на дороге поэта. Я вдруг вспоминаю, как там, в его доме, у его очага, он говорил нам, как написал свою первую песню, как целовался под яблоней с девушкой и птица, сидевшая где-то в ветвях над их поцелуем, сказала: «Роберт, что ты творишь? Чем ты вознаградишь ее за поцелуй? Спой ей песенку, что ли!» Вот тогда он и спел свою первую песню. Птица – крылья поэта. Птица – модель самолета. Птица – прообраз ракеты. Птица нас подбирает с земли, чтоб забросить на звезды. Птица – всегда и везде, с детства до смерти. Песня без птицы – как жизнь без движенья. Другое дело, что крылья под старость устают… Глубоко уйдя в свои мысли, он в конце концов выбирает на память именно птичье крыло.
Через весь океан, к Ниагаре, в кармане Голубоглазой скалы улетает это птичье крыло, над которым так долго трудилось мое Янтарное море. Добрый путь! Добрый путь! Настоящий поэт – это земля под ногами, звезды над головой и птичье крыло в каждой песне.
P. S. Когда я перечитывал свою путевую книжку, пришло известие: умер Роберт Фрост. Океан жизни все-таки сделал то, к чему долго стремился, – подточил гранитные корни моей Голубоглазой скалы. Умирать бывает труднее и легче. И наверное, все-таки легче, убедившись, что наша планета будет вращаться и человек будет жить. Пусть великому старому человеку будет пухом земля двух полушарий планеты.
Баграт Шинкуба (с абхазского)
«Пьют за долгую жизнь мою!..»
Пьют за долгую жизнь мою!
А я, словно не понимаю,
Со стаканом в руке стою
И – весенний лес вспоминаю:
Тянет к небу стволы весна,
Ствол мужает и раздается,
И кора для него – тесна,
И коре – опасть остается.
Если я вдруг стану корой,
Тесной для моего народа,
Пусть он сбросит меня долой
И растет, как велит природа.
Опаду у его корней,
Стану почвою, перегноем,
Помогу и смертью своей
Ему вырасти надо мною.
Мустай Карим (с башкирского)
Третий день подряд идет мокрый снег,
Мне невмочь уже третью ночь –
Стонет старая рана, как человек.
Третий день подряд идет снег.
Третьи сутки осколок в теле моем
Бродит, тычась то тем, то другим углом,
Словно выхода ищет и не найдет.
Третий день подряд снег идет. Снег идет…
Я не знаю – тело ль мое болит,
Сам осколок ли болью стал?
Он был в Руре выкопан и отлит,
А потом на Днепре был в меня зарыт,
Этот ставший миной металл.
Было два их, – пишу, чтоб запомнил сын, –
Два осколка мины одной;
Фомина в могилу унес один,
Я на память в теле унес другой.
Ноет рана моя двенадцатый год.
Третий день подряд снег идет. Снег идет…
Снег растает и станет вчерашним днем,
Превратится зима в весну,
Но железный осколок в теле моем
Не растает, пока я помню войну!
Расул Гамзатов (с аварского)
«Снова сбросила холод седой земля…»
Снова сбросила холод седой земля,
В теплом воздухе ветками шевеля.
Зеленее зеленого тополя.
А мы с тобою – седеем.
Море, после того как прошла гроза,
Голубей голубого, как бирюза,
Голубей, чем когда-то твои глаза.
А мы с тобою – седеем.
На заре, хоть сама, как вечность, стара,
Розовее розового гора.
Ей – чернеть по ночам, розоветь – с утра.
А мы с тобою – седеем.
А нам с тобою не зеленеть,
Не голубеть и не розоветь.
Мы не гора, не море, не ветвь.
Мы люди – и мы седеем.
«Вот и темнеть еще раньше стало…»
Вот и темнеть еще раньше стало,
И по утрам рассветает туго…
У дня и ночи одно одеяло,
Они его стаскивают друг с друга.
Зимние ночи, зимние ночи,
Я не прошу вас стать покороче.
Пусть мои мысли станут длиннее,
Жизнь – очевидней, и смерть – виднее.
Про жизнь: я думаю, что как надо
Идет она – в вечных трудах и драках.
И смерть, я думаю, мне в награду
Придет, не подав заранее знаков.
Не опасаясь нежданной встречи,
Живу, не боясь во все горло гаркать.
Свечу, как могу! Если люди – свечи, –
Не обязательно стать огарком.
Я б солгал, не сказав, сколько раз я страдал,
На Гунибе стоял с головою поникшей,
Видя надпись: «На камне сем восседал
Князь Барятинский, здесь Шамиля пленивший…»
Для чего этот камень над вольной страной,
Над моею советской аварской землею,
Где аварские реки бегут подо мной,
Где орлы-земляки парят надо мною?
Я к реке, чтоб проверить себя, припаду
Всеми струями – струнами всеми своими.
Мне вода столько раз, сколько к ней подойду,
Прошумит Шамиля незабытое имя.
Нет вершин, где б он не был в ночи или днем,
Нет ущелий, куда б он хоть раз не спустился,
Нет такого ручья, чтобы вместе с конем
После боя он жадно воды не напился.
Сколько кровью своей окропил он камней,
Сколько пуль рядом с ним по камням просвистало!
Смерть с ним рядом ходила, а он – рядом
