А инжир еще зелен.
И ты видишь это.
загорелись огни.
не забыл.
до смертной черты.
выжечь это клеймо.
Смотрят на вечер сквозь стекла.
прачки Фатьмы.
Чтобы убивать своих братьев.
вернуть их обратно.
При тебе животом на камень.
И ребенка уже не будет.
Бьют просто крестьян.
Свалилась ночь.
светя на камни.
шепчет жена.
На синей домотканой скатерти
Облюбовавшие для жилья наш дом
Наши храбрые книги
стоят с открытым лицом,
Не желая ни трусить, ни лгать.
О моя мать!
Я вернулся домой
Из-за крепостной стены,
построенной,
чтобы нас сломать,
Врагами нашей страны
в сердце моей страны.
Час ночи.
Мы не гасим света.
Рядом со мной лежит жена.
Она беременна.
Это
Пятый месяц знаем я и она.
Но мне все еще не верится.
И вот
я кладу руку на ее живот
И слушаю, как ребенок все шевелится и шевелится:
Листок на ветви деревца,
Рыбка в струе ручья,
Ребенок во чреве.
Мой ребенок!
Мать моя
для моего ребенка
Связала розовую распашонку,
Она
такая крошечная, что страшно трогать, –
В мою ладонь вся длина,
А рукава – вот такие, с ноготь!
Я хочу, если это будет девочка –
Так чтоб в мать, с головы до ног!
А если мальчик – чтоб ростом с меня,
чтоб со мною сравняться
мог.
Мой ребенок!
Если это будет девочка, –
чтоб была кареглазой, красивой.
А если мальчик – пусть просто
взгляд будет синий.
Мой ребенок!
Я не хочу, чтоб моего ребенка
в двадцать
на войне убивали,
Если это будет мальчик.
А если девочка –
я не хочу, чтобы бомбы рваться
Стали ночью над ней, погребенной в подвале!
Мой ребенок!
Мальчиком или девочкой, кем бы он ни был
И до скольких бы он ни дожил лет, –
Я не хочу, чтоб от него тюрьмой закрыли небо
Только за то, что он
за мир!
за правду
за свет!
Но я знаю, что если запоздает
то, что люди зовут рассветом,
Ты должен, ты будешь бороться,
каким бы тебе ни грозили концом.
Да, как видно, сейчас нелегкая должность эта,
Должность – быть отцом.
Час ночи.
Мы не гасили огня.
Я прислушиваюсь.
Может, через минуту,
А может, под утро
Они выберут миг,
ворвутся в мой дом и уведут меня
В храброй компании наших книг.
И в кругу полицейских,
готовых ринуться,
Все-таки я повернусь и увижу с дороги,
Как моя жена стоит на пороге,
Как колышется платье ее
и лицо ее светится,
И как в ее животе, тяжелом от материнства,
Мой ребенок
шевелится и шевелится.
Его мать родила мне мальчика.
Мальчик белокурый, безбровый, дышит тепло
Светящийся шар в голубых пеленках –
И весит три кило.
Когда мой мальчик родился,
Родились дети в Корее,
Похожие на подсолнечник,
но рука
Макартура
срезала их поскорее,
Пока они не попробовали
материнского молока.
Когда мой мальчик родился,
Родились дети в застенках Греции.
Их отцов убили,
Решетки были
первым в мире,
На что им дали смотреть
И около чего греться.
Когда мой мальчик родился,
Родились дети в Анатолии,
Они были синеглазые,
черноглазые,
кареглазые.
Но вши их покрыли сразу.
И я не знаю, со сколькими из них
Случится чудо –
остаться в живых.
Когда мой мальчик родился,
Дети родились в самой великой стране
И окунулись в счастье, которое
Дать всем детям хотелось бы мне.
Когда моему мальчику
Будет столько лет, сколько мне,
Я умру.
Но земной шар уже сможет
Стать огромной колыбелью
с шелковой постелью,
Где будут наравне
баюкать всех детей
всех цветов кожи!
Я крохи юности собрал. Что ж, птицам их швырнуть?
Иль, может, их в слова вложив, пустить слова летать?
Слова и птицы улетят и, завершив свой путь, –
Ко мне обратно, тут как тут, и будут снова ждать.