Стонет так, что скалы вторят,
Жилы стынут…
— Гей, не жди,
Бей, охотник! — «Нет! (охотник)
Бить не буду — не враги!
Он, как я, живет охотой,
Побратиму не злодей.
Пострадавшего собрата
Бить не буду — хоть убей!»
Но и зверь узнал Мтварели.
На трех лапах, кое-как,
Где вприхромку, где вприпрыжку,
Вот и снизился, земляк:
Смотрит в око человеку
Оком желтым, как смола,
И уж лапа на колено
Пострадавшая легла.
Осмотрел охотник рану,
Вытащил из-под когтей
Камень заостренным клювом
Беркута, царя ночей.
Снес обвал его сыпучий
На кремнистый перевал.
С той поры осколок злостный
Барса ждал да поджидал.
Пестрый несся, — злостный въелся.
Берегися, быстрогон!
Где пята земли не чует, —
Там и камень положён!
Выскоблил охотник рану,
(Лекарь резал, барс держал),
Пестротканным полосатым
Лоскутом перевязал.
Выздоравливай, приятель!
Не хворай теперь вовек!
Прянул барс, как сокол летом,
Горы-долы пересек.
Проводил стрелок глазами…
Подивились бы отцы!
Скоро лани станут львами,
Коли барс смирней овцы.
Тут — что было в жилах крови —
Вся прихлынула к лицу:
Легкий — робкий — быстрый — близкий
Зверя топот сквозь листву.
Глянул: широковетвистый,
Лоб подъемля, как венец…
Грянул выстрел — и в ущелье
Скатывается самец.
Еще эхо не успело
Прозвонить олений час —
Где олень скакал, спасаясь,
Мощный барс стоит, кичась.
Прорычал разок и скрылся,
Обвалив песчаный пласт.
Там, где барс стоял, красуясь,
Дикий тур бежит, лобаст.
Грянул выстрел — и с утеса
В бездну грохается тур.
Там, где тур свалился, — барс встал,
Пестрохвост и пестрошкур.
Перевязанною лапой
Тычет в грудь себя: «Признал?
Я-де тура и оленя
Под ружье твое пригнал!»
Не успел охотник молвить:
«Бог тебя благослови!» —
Нету барса. Только глыбы
Позади да впереди.
Тьма ложится, мрак крадется,
Путь далек, а враг незрим.
Не луне — вдове — бороться
С черным мороком ночным.
Где-то плачется лисица, —
Худо ей, — недобр ей час!
Други милые, примите
Времени седого сказ.
ИЦХОК ЛЕЙБУШ ПЕРЕЦ
1851 — 1915
Крадется к городу впотьмах
Коварный враг.
Но страж на башенных зубцах
Заслышал шаг.
Берет трубу,
Трубит во всю мочь.
Проснулась ночь.
Все граждане — прочь
С постели! Не встал лишь мертвец в гробу.
И меч
Говорит
Всю ночь.
Бой в каждом дому,
У каждых ворот.
— За мать, за жену!
— За край, за народ!
За право и вольность — кровавый бой,
Бог весть — умрем или победим,
Но долг свой выполнил часовой,
И край склоняется перед ним.
Не спавшему — честь!
Подавшему весть,
Что воры в дому, —
Честь стражу тому!
Но вечный укор,
Но вечный позор,
Проклятье тому —
Кто час свой проспал
И край свой застал
В огне и в дыму!
С сердцем чистым и горячим
Этот мальчик взрос.
У людей на это сердце
Непрерывный спрос.
За живой кусочек сердца,
Теплый, развесной,
Платят женщины — улыбкой,
Девушки — слезой,
Люд читательский — полушкой,
Богатей — грошом.
И растет поэту слава —
Сердце хорошо!
Так и шло, пока не вышло
Сердце, — ни крохи!
И пришлось поэту спешно
Прекратить стихи.
— О чем, ну, о чем, мой цветочек?
Не жаль тебе розовых щечек?
Не жаль — голубого глазка?
— Тоска!
— Прогоним! Пусть тетушку точит!
А мы — позабавимся! Хочешь,
На санках тебя прокачу?
— Хочу!
— Теплее закутайся, птичка!
На ручки надень рукавички
И носика не заморозь!
— Небось!
— Назад не гляди — сделай милость!
Уже не одна закружилась
Головка от быстрой езды!
— Следи!
— Конь голубя бьет в полете!
А ну как на повороте
Нас вывалит из саней?
— Скорей!
— Уже городские башни
Пропали. Тебе не страшно,
Что сгинул родимый дом?
— Вдвоем?
Конь шалый, ямщик неловкий.
Легко потерять головку
От эдакой быстроты!
— Есть — ты!
— Конь — сокол ширококрылый!
Все веки запорошило —
Где Запад и где Восток?
— Восторг!
— Откуда в степи пригорок?
А ну, как с горы да в прорубь —
Что скажешь в последний миг?
— Шутник!
— А вдруг на Москву — дорога?
В тот город, где счастья — много,
Где каждый растет большим?
— Спешим!
— Все стихло. Мороз не колет…
Умаялся колоколец.
Нас двое не спит в ночи…
— Молчи!
Ты говоришь о Данта роке злобном
И о Мицкевича любившей мгле.
Как можешь говорить ты о подобном
Мне — горестнейшему на всей земле!
Ужели правды не подозреваешь
И так беды моей не видишь ты,
Что розы там с улыбкой собираешь,
Где кровь моя обрызгала шипы.
На трудных тропах бытия
Мой спутник — молодость моя.
Бегут как дети по бокам
Ум с глупостью, в середке — сам.
А впереди — крылатый взмах:
Любовь на золотых крылах.
А этот шелест за спиной —
То поступь Вечности за мной.
«О, кто бы нас направил…»
О, кто бы нас направил,
О, кто бы нам ответил?
Где край, который примет
Нас с нерожденным третьим?
Бредем и не находим
Для будущего яслей.
Где хлев, который впустит
Тебя со мной, меня с ним…
Уже девятый месяц
Груз у меня под сердцем,
Он скоро обернется
Ртом — ужасом разверстым.
Идем — который месяц —
Куда — не знаем сами.
Деревья по дорогам
Нам чудятся крестами.
Увы, одни деревья
Протягивают руки
Младенческому крику
И материнской муке.
Хоть листьями оденьте!
Хоть веточкой укройте!
Хоть щепочку на люльку!
Хоть досточку на койку!
Кто молится младенцу?
Кто матерь величает?
Мир моего младенца
Предательством встречает.
Любой ему Иуда
И крест ему сосновый
На каждом перекрестке
Заране уготован.
Все, все ему готово:
Путь, крест, венец, гробница
Под стражею — да негде
Ему на свет родиться.
О, счастлива Мария,
В сенном благоуханье
Подставившая Сына
Воловьему дыханью!
Бреду тяжелым шагом,
Раздавленная ношей,
Которую надежду
Стирая под подошвой?
Кто мающихся примет,
Двух, с третьим нежеланным?
На всей земле им нету
Земли обетованной.
Бдят воины с мечами
На всех путях и тропах —
— Кто вы? Куда — откуда?
Ложь! Подавайте пропуск!
Жгут очи, роют руки.
Рты ненавистью дышат.
— Вот истина! — Не видят.
— О, смилуйтесь! — Не слышат.
Все: обувь, косы, уши, мысли
С находчивостью злой
Обыскано. Но мало
Им, подавай утробу.
А ну, как это чрево,
По тропам каменистым
Влачимое, мессией
Взорвете — коммунистом?
Где край, который примет,
Очаг, который встретит,
Вертеп, который впустит
Нас — с нерожденным третьим?
Отощав в густых лесах,
Вышел волк на снежный шлях,
И зубами волк —
Щелк!
Ишь, сугробы намело!
За сугробами — село.
С голоду и волк — лев.
Хлев.
По всем правилам подкоп.
Вмиг лазеечку прогреб,
К белым козам старый бес
Влез.
Так и светятся сквозь темь!
Было восемь — станет семь.
Волчий голод — козий гроб:
Сгреб.
Мчится, мчится через шлях
Серый с белою в зубах,
Предвкушает, седоус,
Вкус.
— Молода еще, Герр Вольф!