Алексей Крученых - Кукиш прошлякам

Биография луны

Луна древняя очарователышца, светившая Парису при похищении Елоны и делавшая томными наших бабушек с томиком Тургенева — ее не могли забыть новые воздыхатели!

1000 веков поэзии смотрит на нас с луны!

Вот извечный предмет для мечтателей, тоскующих одиночек, безнадежно влюбленных, вот их голубая голая роза!

Старая лгунья обмани их!

И она посмеялась над ними как никогда!

Ибо не было еще таких томных и млеющих людей.

Ибо появились декаденты с водными ногами, люди — мировые проросли со дна морей, и Петроградских болот, холодные инкубы и русалки, одинокие девственницы и вечные мертвецы с неподвижным, лежачим смеющимся взглядом на холодном лице

И начали скопом вздыхать на луну — да, конечно, но до боли в горле, до хрипоты, насморка и слез, до потери сознания…

Или в другом месте:

Недаром в некоторых губерниях сологубить и значит заниматься самоблудством!

Любовь и томление до боли, до мучительного завывания псов, до садизма — чтоб не вздыхали больше! Схватит башмак или шапку (Гамсун, Кузмин) жует, целует ее и воет. И тогда случилось нечто необычайное и невиданное — чистый молочный лик Дианы, такой круглый и сияющий, добрый и понятный — сморщился, скис и почернел!

Конечно от болезни почернела и скорячилась!

Дни ея сочтены и вот свершилось

вышла книга будетлян: «дохлая луна»,

где поется о жалкой безкровной вше ползующей по истасканной подкладке небес —

но и это в последний раз!

Луна подохла—

и отныне забракована и выброшена из обихода поэзии как ненужная вещь, как стертая зубная щетка!

Ле-люнь, слюнь, плюнь

Сонный свист!

однообразный, тонкий засасывающий, царство об'ятое конвульсиями сна — спят сморщенные лбы щеки и волосы спят полинявшие деревья, птица вздрагивая одной ногой повисла в воздухе…

в пустыне улиц подымается дымок ветра и пронизывает свистом уши с одного конца земли до другого… металлические вещи покрылись ржавчиной,

швист швист — кричат двери, но их никто не слышит

люди разучились говорить и только по вечерам со она свистят и енятся и някают—

вот только и слышно гнусавое ени-ани да пронизывающее уши: с-с-с.

— с-с-с, ся, тся…

поэты бегут глагольных рифм потому что они очень доступны и потому что переполняют стих разными: ел… те… ся… тся… но Пушкин перенес это внутрь и простору для ся тся стало больше!

всего «Евгения Онегина» можно выразить в двух строчках:

Сонный свист торжествует!

Слякость ползет!

но бедные читатель уже в школе так напуган Пушкиным что и пикнуть не смеет и до наших дней «тайна Пушкина» оставалась под горчишником!

вот еще пример:

От Триумфальных ворот прачешная

счет г-ну Крысюну:

2 нижний юбки — 60 к.

2 крыхма рубахи — 20

5 воротничков — 30

2 пары манжет — 20

3 навлычки — 9

1 куфайка — 5

если сравнить эти строки с 8-ю строчками из «Онегина» —

то окажется: стиль их выше Пушкинского! в самом деле: на восьми строчках счета мы видим такия редкия и звучные буквы русичей: ы, щ, кры, ф, ю, ж… (и так редки оне в романе) вообще тут больше звуков чем у Пушкина и нет ния-ния, ся-ся, те-те и пр.

Тут видим и цифры — что дает зрительное разнообразие.

И если стиль писателя определяется количеством слов то должен мериться и количеством букв — буква то же слово (звук форма и образ). Жидок Пушкин — но таков Лермонтов и все реалисты и символисты:

или:

— та же околесица и слякотца.

Тошно жить тошно дышать среди этого сопения и сипения.

а они еще поддают: завели аллитерацию чтоб в каждом слове вы уже обязательно встречали какую-нибудь милую парочку

пе-пе-пе

пи-пи-пи

се-се-се

ня-ня-ня

и т. д.

а если даже и звучная буква то будучи повторена 20 раз подряд она становится надоедливой и глухой

символисты знали аллитерацию но неведома им алфавитация.

В их поэзии (да и в мировой) преимущественно сонный ритм салонного танца (раз два три) ритм любви или крепко спящего человека…

Может ли быть что нибудь мертвее и однообразнее?

говоря словами самого Бальмонта, или

Даже у итальянцев: фара фара фа.

Не было ни одного стиха подобного лихой рубке подобного будетлянскому:

Или еще чистый спондей:

Потому мы и говорим что мы единственные в мире живые люди.

У нас поэзия — внезапница, у них выдохшаяся — запница!

Но… разве мертвецки спящие слышат?…

Разсматривать ли наших поэтов со стороны их идей или с чисто словесной — приходим к одному выводу!

Уже указано почему луна умерла, но была и чисто техническая причина: раньше был месяц — золотое сомбреро и луна серебрянная раковина или чудная прелестная, гордое чело богини и т, д.

Потом стала медной, а ночь железной.

По наконец стало дурным тоном говорить о ней в таком тоне и вот читаем: месяц корявый черный (т. е. деревянный), луна как мочевой пузырь (Лафорг) наконец больная и дохлая.

Если эпитеты первого рода уже умерли то второго сразу стремятся туда же! Нехорошо говорят о луне, но тоже о солнце о звездах наконец о всей природе, а в том числе и человеке — все эпитеты умерли.

Когда заметили что они не тверды в ногах пробовали их ставить на голову или на ходули, чтоб не быть смешными сами делали смешное — но это явные признаки конца!

Хлебников пишет про улицу:

Но что означают эти окурки: патроны пули шрапнель и как их представлять — трудно догадаться.

И у других:

Говорят что поэт Батюшков сойдя с ума произносил такия фразы.

Эпитеты трещат и кувыркаются везде.

(Так писал я в 1915 г. (первое изд. «Тайных пороков академиков») о метафоризме вообще и о Маяковском в частности, а вот в 1922 г. он сам привнается: