Олег Хлебников - На небесном дне

Ознакомительная версия.

Этот соседний ад

                      одолевался одним:

надо было скорей себе доказать и кому-то,

что мы сходно думаем, чувствуем, говорим…

И когда получалось, торжественная минута

наступала на этих ступеньках. И слово друг

вместе с отцом и сыном

                                   троицу составляло…

Но, быть может, это такой недуг —

отыскивать сходство? Его-то и не хватало,

чтобы, как все другие,

                                стареть,

                                          слабеть,

чтобы, как все другие,

                                уйти однажды.

Жил бы один – не знал, что в густую сеть

мальком угодил – так же, как все и каждый.

И смотрел бы на тело своё как на отчий дом,

жил беззаботно в нём, пока не предложат

нечто получше, и времени ипподром

не посещал – и вовсе не знал, быть может.

Времени ни у кого, я справлялся, нет.

И нечего на него валить или ставить.

Всем нам достался один, но ветхий завет —

общий для всех, кто время не прочь добавить.

И даже в нём – лишь надежда, а не мечта,

ничего похожего на твои мгновения

на заброшенной лесенке,

                              в молодости,

                                                когда

представлялось музыкой всё, что навеяно…

И пускай на кустах и деревьях пыльной была листва

и земля перегноем только в тени дышала,

оставались на эту ступеньку твои права.

И, казалось, что жизни не будет мало.

Скоро на лесенке этой и не присесть —

листья сровняют ступени, дожди зарядят…

Слава Тебе, Творец, что даёшь прочесть

и по прочтенье сжигаешь свои тетради.

Ты на творенья фантазии не жалел

и не жалеешь творенья – ваяешь снова.

Как расстаёшься легко! Так стирают мел

с чёрной доски, чтоб другое отстукать слово.

Слава Тебе – листва ли о твердь шуршит,

снег ли кружит —

                        расцветают Твои цветочки:

нетленку ваяют аскеты и одиночки, —

и одиночество ночью Тебя не страшит…

Что разрешил причаститься, слава Тебе,

к подстрочнику Твоему и оставил право

что-то менять как в строчке, так и в судьбе,

зная, что в переводах звучат коряво

попытки соавторства… Значит, земная слава

Тебе самому по нраву?

Слава – Тебе!

…Со сколькими местами попрощался!

Придётся вот-вот и с лесенкой расчудесной —

на ней помещались легко посёлок и город,

горы, овраги, озеро, лес и речка.

Надо будет поймать поселковый автобус,

подножку трамвая, подводу, троллейбус рогатый

и быстро на тот вокзал, где кругла, как глобус,

земля вдоль путей, соблазнявшая нас когда-то.

Надо пройти насквозь дома у дороги,

на некоторые бросая взгляд мимолётный,

перемахнуть заборы, почти не глядя,

и долго идти по самому краю моря.

Поскольку всё холодает – и не искупаться,

в тени от жары палящей не отсидеться.

И значит, надо проворно, как папарацци,

фотографировать всё, что дразнило с детства.

И поскорей туда – где до звёзд сугробы,

тёплый осенний день в листве золотится.

Если там кто-то ждёт и встретит – спасибо!

Если же никого – и это сгодится.

1976–2012

Как же недалеко, хоть умею, могу заплыть!

Каждый, кто высоко, усмехнётся, как

барахтаюсь я у берега во всю прыть,

думая, что пловец, молодец, смельчак.

Хоть заплываю подальше, быстрей большинства,

какое значенье это имеет для

стихии, мешающей в кашу наши слова, —

даже от «бля!» остаётся только ля-ля.

2013

Ознакомительная версия.