Исступленно
Перевод М. Донского
Пусть ты истерзана в тисках тоски и боли
И так мрачна! — но все ж, препятствия круша,
Взнуздав отчаяньем слепую клячу воли,
Скачи, во весь опор скачи, моя душа!
Стреми по роковым дорогам бег свой рьяный,
Пускай хрустит костяк, плоть страждет, брызжет кровь
Лети, кипя, храпя, зализывая раны,
Скользя, и падая, и поднимаясь вновь.
Нет цели, нет надежд, нет силы; ну так что же!
Ярится ненависть под шпорами судьбы;
Еще ты не мертва, еще в последней дрожи
Страданье под хлыстом взметнется на дыбы.
Проси — еще! еще! — увечий, язв и пыток,
Желай, чтоб тяжкий бич из плоти стон исторг,
И каждой порой пей, пей пламенный напиток,
В котором слиты боль, и ужас, и восторг!
Я надорвал тебя в неистовой погоне!
О кляча горестей, топча земную твердь,
Мчи одного из тех, чьи вороные кони
Неслись когда-то вдаль, сквозь пустоту и смерть!
Осенний час
Перевод Г. Шенгели
Да, ваша скорбь — моя, осенние недели!
Под гнетом северным хрипят и стонут ели,
Повсюду на земле листвы металл и кровь,
И ржавеют пруды и плесневеют вновь, —
Деревьев плач — мой плач, моих рыданий кровь.
Да, ваша скорбь — моя, осенние недели!
Под гнетом холода кусты оцепенели
И вот, истерзаны, торчат в пустых полях
Вдоль узкой колеи, на траурных камнях, —
Их рук — моих, моих печальных рук размах.
Да, ваша скорбь — моя, осенние недели!
В промерзшей колее колеса проскрипели,
Своим отчаяньем пронзая небосклон,
И жалоба ветвей, и карканье ворон —
Стон сумрака — мой стон, затерянный мой стон.
Вдали
Перевод Б. Томашевского
Вплывают блики крыл в угрюмые ангары,
Ворота черные все голоса глушат…
Кругом — унынье крыш, фасады, и амбары,
И водосточных труб необозримый ряд.
Здесь глыбы чугуна, стальные стрелы, краны,
И эхом в щелях стен вся даль отражена:
Шаги и стук копыт, звенящий неустанно,
В быки мостов, шурша, врезается волна…
И жалкий пароход, который спит, ржавея,
В пустынной гавани, и вой сирен вдали…
Но вот, таинственно сквозь мрак ночной белея,
В далекий океан уходят корабли,
Туда, где пики скал и ярость урагана…
Душа, лети туда, чтоб в подвиге сгореть
И чтоб завоевать сверкающие страны!
Какое счастье жить, гореть и умереть!
Взгляни же в эту даль, где острова в сиянье,
Где мирры аромат, коралл и фимиам…
Мечтою жаждущей уйди в зарю скитаний
И с легкою душой вручи судьбу ветрам,
Где океанских волн блистает свет зеленый…
Иль на Восток уйди, в далекий Бенарес,
К воротам древних Фив, в руины Вавилона,
В туман веков, где Сфинкс, Афина и Гермес,
Иль к бронзовым богам на царственном пороге,
К гигантам голубым, или во тьму дорог,
Где за монахами медлительные дроги
Неповоротливо ползут из лога в лог…
И взор твой ослепят лучи созвездий южных!
О бедная душа, в разлуке ты с мечтой!
Уйди же в зной пустынь, в прозрачность бухт жемчужных,
Путем паломника в пески земли святой…
И может быть, еще в какой-нибудь Халдее
Закатный вечен свет: он пастухов хранит,
Не знавших никогда и отблеска идеи…
Уйди тропой цветов, где горный ключ звенит,
Уйди так глубоко в себя мечтой упорной,
Чтоб настоящее развеялось, как пыль!..
Но это жалкий бред! Кругом лишь дым, и черный
Зияющий туннель, и мрачной башни шпиль…
И похоронный звон в тумане поднимает
Всю боль и всю печаль в моей душе опять…
И я оцепенел, и ноги прилипают
К земной грязи, и вонь мне не дает дышать.
{6}
Законы
Перевод Ю. Александрова
Печален лик земли среди угрюмых зданий,
Где жизнь заключена в прямоугольный плен,
Где предопределен удел моих страданий
Всей тяжестью колонн и непреклонных стен.
Вот башенки наук, вот лабиринты права,
Где человечий мир в законы водворен,
Где мозг одет в гранит — и не посмеет он
Поколебать столпы священного устава.
Гордыня бронзы там нисходит с высоты,
Чугунная плита сдавила все живое…
О, сколько нужно дум и страстной чистоты,
Чтоб волновался ум, чтоб сердцу быть в покое
Дабы оно могло багряный купол свой
Просторно изогнуть в глубокой, нежной сини,
Где б не посмело зло коснуться той твердыни,
Той мудрой доброты и ясности живой!
Но в бездне вечеров, уже чреватых бурей,
Лучами черных солнц охвачен башен ряд,
И мчатся тучи к ним толпою грозных фурий,
Швыряя молний блеск на крутизну громад.
И лунный желтый глаз великой лженауки
В тех небесах, куда устремлена сейчас
Готическая мощь, ужели не погас
От старости своей, от вековечной скуки?..
Туда, где над площадью — нож гильотины,
Где рыщут мятеж и набат по домам!
Мечты вдруг, безумные, — там!
Бьют сбор барабаны былых оскорблений,
Проклятий бессильных, раздавленных в прах,
Бьют сбор барабаны в умах.
Глядит циферблат колокольни старинной
С угрюмого неба ночного, как глаз…
Чу! Бьет предназначенный час!
Над крышами вырвалось мстящее пламя,
И ветер змеистые жала разнес,
Как космы кровавых волос.
Все те, для кого безнадежность — надежда,
Кому вне отчаянья радости нет,
Выходят из мрака на свет.
Бессчетных шагов возрастающий топот
Все громче и громче в зловещей тени,
На дороге в грядущие дни.
Протянуты руки к разорванным тучам,
Где вдруг прогремел угрожающий гром,
И молнии ловят излом.
Безумцы! Кричите свои повеленья!
Сегодня всему наступает пора,
Что бредом казалось вчера.
Зовут… приближаются… ломятся в двери…
Удары прикладов качают окно, —
Убивать — умереть — все равно!
Зовут… и набат в мои ломится двери!
Нефть, ворвань, и асфальт, и дух дубленой кожи!
Воспоминанием каких-то черных снов
В чудовищном дыму, в закатной красной дрожи
Неисходимый град вздымает строй домов.
Клубком гремучих змей стремят свои ущелья
Проспекты черные вкруг доков и мостов,
Где газ и керосин в безумии похмелья,
Как жесты дикие, как маски паяцов, —
Бой золота и тьмы, — в вечерней мгле клокочут.
Огромный шум воды струится ночь и день,
Приливы медленно граниты молов точат,
Качают корабли и вновь уходят в тень,
В свободные моря, а между тем заводы
Неукротимые, из камня и стекла,
Стремя зубцы колес и шумные приводы,
Возносят над водой, как черные тела,
Что четвертованы и так окаменели,
Свои маховики, как вечной скуки знак.
Вдали, все в копоти, ревущие туннели,
Их пасти черные, что поглощают мрак;
Вдруг вопли, скрежет, лязг взвиваются над бездной:
То мчатся поезда, ввергая в дрожь мосты,
То правят поезда по рельсам бег железный, —
И холм глотает их зияньем пустоты,
Чтоб изрыгнуть их там, под сводами вокзалов, —
То поезда гремят, несутся поезда.
Шерсть, масло, нефть, смола, обломки минералов!
Вот пальм распиленных тяжелая гряда,
Вот связки шкур сухих с их мертвыми когтями,
Вот зубы буйволов и антилоп рога,
И аллигаторы, покрытые щитками.
О, слава царственных пустынь! Рука врага
В продажу кучами ее несет кичливо:
Надменных кондоров и тигров золотых,
Медведей бронзовых и львов с тяжелой гривой —
Сахара и Клондайк внимали реву их.
Цари полдневных стран, владыки древней силы!
Увы! Теперь для вас граниты мостовой,
И дроги гулкие, и погреба-могилы,
Тюки и ящики, и мрак вечеровой —
Туманы Севера, где умирают светы,
Где разлагается светил кровавых рой.
Вот Лондон бешеный, в пивной туман одетый,
Где бродит золотых и черных грез настой,
Рождающий тоску и гнет кошмаров рдяных;
Вот старый Лондон, вот его река шумит,
Как вечный сон во сне; вот высится в туманах
Строй верфей и контор и в темноту бежит,
В глубь улиц спутанных, как в лабиринт кротовий;
И в небе цинковом иглится полоса
Крыш, башен, куполов — сквозь дымы цвета крови —
Смятеньем сумрака и камня — в небеса.
Наживы пламенность и кошелька экстазы!
О, руки, к золоту летящие с мольбой,
О, души, чахлые от золотой заразы, —
А там шагов, шагов бесчисленных прибой
О скалы золота, — в величии мечтаний
Над общим пламенем и напряженьем сил.
Крик, шепот, стон тоски, уходит день в тумане,
Ночь движется — вновь крик, смятение и пыл,
Остервенелый труд, безумные сраженья,
Гусиных перьев скрип во глубине контор,
Где газа пленного трепещут отраженья,
Борьба вчерашняя и завтрашний напор, —
Банк движется на банк, и злато губит злато…
Да, уничтожиться в кипении борьбы,
В прах истереться в ней! Вот дроги и лопата,
Чтоб золото вспахать, и черные гробы
Для пахарей стоят. О дух мой исступленный,
Безумный и больной, с бичами бурь в борьбе!
О дух чудовищный, заблудший, оскверненный,
Умри — от черного презрения к себе!
Вот город в золоте пылающих алхимий!
Ты в тигелях его расплавься, точно воск,
Противоречьями себя язви глухими,
Чтоб молнии впились в твой обнаженный мозг!
Верхарн. «Фламандки»
