Вифания
Иду той самою дорогой,
По коей Он ходить любил,
И этот путь в душе убогой
Благоговенье возбудил.
И как идти по ней беспечно:
Вот Елеон, любимый Им;
Тут где-то плакал Он сердечно,
Смотря на свой Ерусалим;
Тут Он к друзьям, многоскорбящий,
Ходил вечернею порой,
Чтоб там, пред смертью предстоящей,
Вкусить желаемый покой…
Места не тронуты от века,
Долины, горы те ж видать:
И я путь Бога-человека
Дерзаю сердцем угадать.
Что ж, шел ли здесь Он одинокий?
Где след Его пречистых ног?
На чем покоил взор глубокий?
Чем утешать себя Он мог?..
И жаль мне глубоко и больно
Его, скорбящего в пути;
И пал бы я пред Ним невольно,
Чтоб в Нем же мир себе найти…
Или он был с учениками,
Пред ними шествуя всегда,
И кротким взором и речами
К ним обращался иногда?..
Иду я мысленно за ними;
В душе моей любовь и страх;
И всеми чувствами своими
Слежу их лица, взоры, шаг.
Восходят горы, сходят долы,
Но не влекут глаза мои:
Я сердцем слушаю глаголы
О Боге, милости, любви…
О, всесвятейшие явленья,
Неуловимые вполне!
Как редко вы и в помышленья
Теперь слетаете ко мне!
Душа давно уж опустела,
Как эти горы и холмы;
Ни чувств, ни помыслов, ни дела,
Лишь пропасть непроглядной тьмы.
И совесть тяжкой возмутилась;
И страх, и трепет на меня;
И голос смерти слышу я…
Но вот Вифания открылась!
Вифания! приют Того,
Кто был гоним всегда мятежно!
Как ты покоила Его
И как тебя любил Он нежно!
Что Он любил, того уж нет, —
Ты сирота теперь прямая;
Но все ж в тебе, как тайный свет,
Сияет нам любовь святая.
Вифания! где с каждым днем
Росли и вера, и смиренье,
Где светлой памятью о Нем
Дышало каждое мгновенье.
Едва взойдет Он в твой покой —
Уже у ног сидит Мария
И речи кроткие, благие
Внимает сердцем и душой;
И, не сводя молящих взоров,
Сидит, не ведая поры;
Что ей до пищи, до укоров
Многозаботливой сестры!
Для ней – едино на потребу:
Не проронив бы ничего,
За Ним лететь душою к небу,
В святую родину Его,
Или, порою, за речами,
Заплакав сладко перед Ним,
Упасть к ногам Его самим,
Омыть их чистыми слезами…
Вифания! приют Того,
Кто на земле не знал приюта,
Но где божественность Его
Явила всем одна минута.
Вот он стоит там, за селом;
Ученики, толпа народа;
Пред ними гроб в скале, на нем
Великий камень; плач у входа —
Рыдают сестры: в той скале
Их Лазарь, брат их, друг душевный!
Один он там, в глубокой мгле;
Уже смердит – четверодневный!
И все почившего друзья
Поникли в горести жестокой;
И Он – Источник бытия —
С слезой в очах не одинокой…
В молчаньи ждут все одного —
Что скажет Он! какие меры!
И вот, велением Его,
Снимают камень у пещеры;
Вот очи к небу Он поднял,
Благодарить Отца Святого,
Что Он Его услышал снова;
Отцом Он Бога называл,
Да верят все, да видит злоба,
Что Богом в мир ниспослан Он;
Вот громким голосом у гроба
Зовет Он: «Лазарь! выйди вон!»
И встал мертвец! из недр пещеры
Услышал Бога своего!..
Идет… идет!.. и вот у двери, —
Все ошатнулись от него:
Вот он, обвитый пеленами
И по рукам и по ногам,
Идет, колеблясь меж стенами
И ясно видят все: он сам!
Безмолвен он; из-под убруса
Блестят ожившие глаза,
Они глядят на Иисуса,
И в них – молитва и слеза!
Вифания! приют заветный!
Вот пред тобой душа моя,
Мертвец давнишний, безответный:
Когда ж, когда воскресну я?!
Ах, и в тебе обломки,
Чуть виден след великих дней,
И к нам не той семьи потомки —
Бегут, жужжат ряды детей!..
О тени Лазаря, Марии!
Явитесь вновь в сии места,
Внушите страннику России
Любить по-вашему Христа,
Любить Незримого в доступных,
Не разбирая никого,
Любить в друзьях, врагах, преступных,
И в меньшей братии Его —
В голодных, жаждущих, усталых
В борьбе с жестокостью людей,
Любить и в этих детях малых,
Просящих помощи моей!..
Сентябрь 1873. Иерусалим
Помедли, вечер быстротечный,
И дай ко Гробу подойти!
О, Свете тихий, Свете вечный,
Явися сердцу на пути,
И как за хлебом в Еммаусе
Открылся ты ученикам:
Так ныне в храме, Иисусе,
В пречистых тайнах, сниди к нам.
Темнеет; спешно в храм священный
Я новых путников ввожу
И сам невольно умиленный
К часовне Гроба подхожу.
Как всякий раз на сердце ясно
Пред ней, таинственно-родной,
Зовущей, блещущей прекрасно
Вечерней праздничной порой!
Вся разноцветными огнями,
И образами, и цветами,
И ароматами манит,
И в сердце память шевелит
О светлом утре Воскресения.
Забыв себя, забыв про все,
Стоишь вдали и с отдаленья
Не наглядишься на нее.
Под кровом мраморной твердыни,
Святым огнем озарена,
Хранит сокровища она
Неизглаголанной святыни.
И всякий вечер перед ней
Народ скорбящий, утомленный,
Единой верой оживленный,
Как рой толпится у дверей.
Ах, что за сонмы миллионов
В те двери малые вошли,
И сколько горя внесли, стонов,
И сколько мира унесли!..
Ковчег молитв непрестающих
От всех народов, всех веков,
Ковчег чистейших слез, текущих
Без оскуденья и без слов,
Как хороши твои виденья
В глухую ночь, в огнях златых
Как сердце трогает моленье
Твоих поклонников простых.
Вот – босиком идет, робея;
Та на коленях лишь ползет;
А та, войти как бы не смея,
Себя лишь в грудь тревожно бьет;
А тот глядит, очей не сводит,
Непрерываемо крестясь;
А вот сияющий выходит
И плачет, тихо умилясь:
Святая цель усилий строгих
Свершилась: взор его блестит,
Свеча – смиренный дар убогих —
На Гробе Господа горит;
Он помолился там о кровных,
О всех скорбящих от потерь,
О чуждых, любящих, виновных:
И как легко ему теперь!
И сколько лиц на этом бденьи
Святыни храма посетят
И вновь, в душевном нетерпеньи,
Ко Гробу дивному спешат,
Прислонятся в угле свободном
И долгие часы при нем
Сидят на мраморе холодном,
Пылая внутренним огнем,
И вдруг Бог знает – как сберется
Внутри часовни хор певцов
И перед Гробом песнь несется
Душевных русских голосов.
С каких концов все эти люди?
Давно ль сошлись между собой?
И вот одним полны их груди,
И вот все молятся семьей.
Как много женщин в этом хоре,
С слезой, дрожащей в взоре,
С любовью в сердце: искони,
Где дышит вера, там – они!..
Стою, молчу, лишь смотрят очи,
Да мысль в минувших днях снует;
И незаметно час полночи
Перед гробницей настает.
Бледнеет свет; везде молчанье;
Кой-где лежат, утомлены;
Притихло самое дыхание…
И вдруг средь общей тишины,
Раздастся целый ряд созвучий:
Чистейшим звуком серебра
Звонят – гремят колокола,
А так гудит орган певучий,
Кимвалы звонко дребезжат,
И друг за другом звуки льются,
И к небу стройные несутся,
Зовут тебя, неспящий брат.
И всюду слышится моленье,
Благоуханья фимиам,
И ярче свет, и наше пенье
Порой звучит на целый храм.
О, в эту пору храм великий —
Весь сладкозвучный Божий стал:
Там хвалят Господа языки,
И звон, и песни, и орган.
И эта смена звона, пенья,
И музыки, и языков
Всегда рождает впечатленья,
Неуловимые для слов.
Но чуешь – сердце пламенеет,
И подымается душа,
И на нее любовью веет,
И как молитва хороша!
И полный внутреннего света,
Стоишь у Гроба недвижим
И думаешь: не сон ли это?
И молча падаешь пред Ним!
Ах, если б сон сей жизнь продлился,
А жизнь моя была лишь сном!
Ах, если б я хоть здесь явился
Достойным Господа рабом!
И плачешь, душу раскрываешь
Тогда пред гробом дорогим,
И место там свое другим
Как неохотно уступаешь!..
Часовня вся горит огнем,
Но в полусвете храм великий,
И чуть видны святые лики
Перед высоким алтарем.
И вот светильником смиренно
Оттоле братия идут,
И литургию умиленно
У Гроба Господа поют!
И гроб и жертва!.. Брат скорбящий,
Приди и стань здесь в этот час:
И ты пред жертвой настоящей
Заплачешь сладко, преклонясь,
Ты примешь мир необычайный,
Когда сподобит благодать,
На живоносном Гробе тайны
Животворящие принять.
О, ты почувствуешь в ту пору,
Как будто здесь Спаситель сам
Преподает, Незримый взору,
И плоть и кровь твоим устам;
И пламенеешь ты, и дышишь
Святою радостью небес,
У Гроба Господа ты слышишь,
Что Он в душе твоей воскрес.
И раз причастником ты будешь
Пред светлым Гробом, в час ночной,
Ты и до смерти не забудешь
О Гробе том, о ночи той…
Обедня до света проходит,
И ранним утречком народ
Из храма Божьего выходит
На труд, исполненный забот.
Храм опустел; под сенью свода
Одна часовня лишь стоит
И все моления народа
На Гробе Господа хранит.
Август 1873. Иерусалим
