Илья Фоняков
Помню этот день, стократ воспетый, —
День, когда окончилась война.
Хлопнув по плечу меня: «С Победой!»
Мне сказал какой-то старшина.
Промолчал в ответ я, потрясенный,
После — гордый целый день ходил,
Словно бы в борьбе, святой, бессонной,
Я со всеми вместе победил.
Матери и жены волновались,
Плакали от счастья старики,
Но еще надолго оставались
В прежней силе карточки, пайки.
Небеса в проломах голубели.
Грезившийся в громе и в дыму
Мир лежал дитятей в колыбели —
Были сутки от роду ему.
В честь его крылатые трубили
Гении с дворцовых старых стен.
Как младенца, все его любили,
Ничего не требуя взамен.
Мне помнится город мой после войны —
Пайки, ордена и в окошках фанера.
Отчаянно были жилища тесны,
Но всюду селились Надежда и Вера.
И странно подумать, как сильно с тех пор
Понятия многие переменились:
Ценились не тихие окна во двор —
На площадь, на улицу окна ценились!
В эту добрую ночь артиллерия бьет,
Это — залпы Победы, Победа пришла...
Мы с друзьями не спали всю ночь напролет,
И землянка вдруг стала, как юность, светла.
То ходили на поле под звездный покров,
То плясали, гремя на дощатом полу...
Перепели в ту ночь, может, всех соловьев,
Звуки сыпались ливнем в весеннюю мглу.
А наутро некошеной свежей травой
Пахло пряно и сладко в местах луговых.
И летели над самой моей головой
Журавли, не боясь уже трасс огневых.
Сколько мертвых селений и вздыбленных нив
Мы с боями прошли! Смолкнул огненный вал.
И радар, будто мачты свои опустив,
Утомленный, на солнце весеннем дремал.
Воздух мая прозрачен и чист, как стекло,
Нынче время сбываться надеждам и снам;
Солнце, щурясь, огромное, с неба сошло,
И оно улыбается ласково нам.
Где над горной вершиной орлица парит,
Где бушует река у горячих камней,
Дом отцовский фашистскою бомбой разбит —
И о том не забыть до скончания дней.
Но о горе, душа моя, нынче молчи —
Полыхает победной зарей окоем.
Люди! Ясного солнца златые лучи
На могилы героев возложим венком.
Пусть не сядет над мирной землею туман,
Воздух пахнет не порохом — свежей травой.
И курлычет, летя из неведомых стран,
Белокрылый журавль над моей головой!
Перевод с крымско-татарского О. Шестинского
Грозный год предо мной, как виденье, возник
Это память свои предъявляет права...
Город мой! Ты в те дни не уснул ни на миг,
И от грохота взрывов качалась Нева.
Наши души огнем опалила война!
Было жаркое лето боев и невзгод.
А за летом — осенних дождей пелена.
Как в землянке накат, нависал небосвод.
Здесь, на невском, одетом в гранит, берегу,
Был огонь орудийный особенно густ.
Здесь во имя Победы и назло врагу
Посадил я сирень — этот маленький куст.
Годы, годы! Вы мчитесь быстрее ракет!
Где сегодня кудрявые наши чубы?
С той далекой поры твоим песням, поэт,
Никуда не уйти от военной судьбы...
Через годы я вновь возвратился сюда.
Ах, сирень! Я надолго расстался с тобой.
Я тебя не забыл, так и ты иногда
Вспоминай обо мне, о поре боевой.
Сквозь пробитое пулями время атак,
Как лилово клубящиеся облака,
Ты несла свои ветви и выросла так,
Что сегодня виднеешься издалека!
Ты цветами весной покрываешься сплошь,
На свиданье с тобой я пришел в этот день.
И не жаль, что ты никогда не поймешь:
Это я тебе дал дни цветенья, сирень!
Перевод с крымско-татарского Б. Кежуна
Запах свежей борозды
И такая тишь кругом.
Предо мною две звезды
В синем сумраке ночном.
Красноватая одна —
Та, что Марсом нарекли,
А под ней — светла, ясна —
Светит звездочка с Земли.
То мальчишки жгут костер,
Стерегут коней в ночи.
Две звезды в ночной простор
Шлют по-разному лучи.
Марсианский красный свет —
Как он странен и зловещ!
А костра ночной привет —
Замечательная вещь!
Я хочу, чтоб никогда
Не вернулась к нам беда,
Чтобы вечно был со мной
Свет звезды моей земной.
Священный долг перед тобой
Я знал, что ты жива, и потому
Под минами мне падать было легче,
Дышать в сплошном пороховом дыму
Там, где дышать, казалось, больше нечем.
Не потому ль идти в смертельный бой
Я для себя считал необходимым?
То был священный долг перед тобой
За то, что ты звала меня любимым.
Об этом трудно рассказать стихом,
Зато легко поведает бумага,
Что шла без марки, сложена углом,
Но где слова горели, как присяга.
Орудья раскалялись добела.
За все, за все фашистам отплатилось.
То в нашем сердце Родина была,
Которая в любимых воплотилась.
Над водой балтийской стелется дым,
Стреляет в туман Кронштадт.
Стальными утесами из воды
Разбитый встает «Марат».
И дыханьем своих громадных труб,
Огнем своих батарей:
«Я жив!» — этот серый железный труп
Стране говорит своей.
Военной ночи обширная мгла
Окутала город, и Русь
Одна только в памяти так светла,
Что темным себе кажусь.
Война, опалившая отчий край,
Ты ее не темни лица!
Ты стужи мне долю ее отдай,
И холода, и свинца!
Кронштадт закутался в ночь, как в дым.
Над морем огни не горят.
Сереющим островом из воды
Бессмертный встает «Марат».
Ну что ты помнишь: был — под стол пешком.
Ну что ты мог — ребенок из детсада?
Ответь, мальчишка с голубым лицом,
Что в центре ледяного Ленинграда
У микрофона главного стоял
По стойке «смирно».
Громко, с выраженьем —
«Вот не забыть, не сбиться бы» —
Читал
В концерте для бойцов стихотворенье.
Потом сказали, что не подкачал.
А сбился б — не беда, не слова ради.
Звучащий детский голос означал,
Что живы, живы малыши в блокаде!
По радиоволнам, по проводам
Заиндевелым,
Сквозь огонь жестокий
Подмогою к сражавшимся отцам
Стремились эти тоненькие строки...
Весь город в праздничных букетах,
Весь — наклонившийся к проспектам,
Как бы привставший на носки, —
Идут гвардейские полки!
В глазах бойцов «катюш» зарницы,
У них загар из-за границы,
Оружье, ордена, значки —
Идут гвардейские полки!
Поток отцов, мужей и братьев
Ждут берега в весенних платьях,
Ждут похоронкам вопреки —
Идут гвардейские полки!
А я-то чей?
Но воин понял
Мой жадный взгляд
И лихо поднял
Над колыханием реки —
Идут гвардейские полки!
Со мной на уровне знамена,
Я озираюсь изумленно,
И сердце рвется на куски —
Идут гвардейские полки!
Ну что им праздничные арки
Ворот Московских или Нарвских?
Им нынче небеса низки —
Идут гвардейские полки!
