110
Непрочен матерьял моей земли,
Будь это мрамор, краска или слово.
Сколь многое из некогда живого
Забыли мы, разбили и сожгли.
И человечества прекрасный сон,
Что как рисунок Леонардо нежен,
Не Тайной ли Вечерей пригвожден
В кавалерийском стынущем манеже?!
Пусть, на леса прилежно взгромоздясь,
Белеет реставратора фигурка, -
Она уходит, вянущая вязь,
Из гимна возвращаясь в штукатурку.
Но знаем мы, и в этом наш ответ
Над каждою открытою могилой:
Все то, что было и чего уж нет,
Неистребимо, потому что - было!
1951
Те сны, что мне в детстве снились,
Ну разве забыть их можно!?
Чуть только их вспомнишь - с ними
И нынче душе тревожно.
О, высь, где я плыл, купаясь,
Как птица, в лазурном зное!
О, стены, что расступались
Пшеницей передо мною!
Я знаю, и этим знаньем,
Как счастьем, душа богата:
То было воспоминанье
О том, что умел когда-то.
А если умел, то, значит,
Смогу это снова где-то.
И может ли быть иначе,
Когда я так верю в это!?
1951
Вот и все. До конца измерена
Эта жизнь, этот дворик мой.
Тело болью земной проверено,
Сердце - милостыней земной.
С чем вернусь я, с какою удачею
В мой высокий, в мой отчий дом?
Может, стал немного богаче я -
Скорбью, жалостью и стыдом?
Может, стал гораздо беднее я?
Не червонцы копил - гроши,
И слепого ума затеями
Замутил родники души?
Ах, не знаю! Душа, что девица
На смотринах стоит своих:
И мечтается, и не верится,
И рассудит ее - Жених.
1951
Темен путь среди земного мрака...
Как могу понять себя, познать я?!
Так сургуч не понимает знаков,
В нем навек оттиснутых печатью.
Но разящее прикосновенье
Ощутил он в трепете и дрожи
И хранит прекрасное раненье -
Оттиск духа на остывшей коже.
И пускай еще никак сегодня
Не прочесть мне своего названья, -
Знаю я: на мне печать Господня!
Мне довольно этого сознанья.
1950
Я вышел навстречу небу.
Становится все свежей...
Я там, где ни разу не был, -
На крайней земной меже.
Осталось лишь оторваться
От этих последних скал.
Боишься? Зачем бояться!
Ведь ты это сам искал!
Мучительное усилье -
И стало легко опять.
Ты чувствуешь? Это - крылья!
Ты можешь уже летать!
1951
Высох ключ, струившийся в овраге.
Полдень жжет. Но вот, взгляни сюда:
В полом пне немного мутной влаги -
Дождевая, прелая вода.
Не расплескивай ее, играя
Хворостинкой! Может быть, она,
Скудная и жалкая такая,
Все-таки кому-нибудь нужна!
Может быть, придут ее напиться
Завтра утром белка или еж...
Или сам ты (может все случиться!)
К ней с последней радостью прильнешь.
1950
В тот край дорога неисхожена
И вьется тропкою глухой,
И хохотом вспугнет прохожего
Под вечер леший за ольхой.
Но неприметными приметами,
Кто ей доверился, ведом:
Слетает лист (хотя не лето ли),
Вздохнет без ветра лес кругом;
Да выйдет из кустов медведица,
Лизнет в ладонь - и снова прочь...
И если все-таки не верится,
То, значит, нечем и помочь.
1950
Пирог с грибами стынет на столе.
Меня зовут. Бегу огромным садом.
Вот этот полдень, в Царском ли Селе
Иль в Павловске, он здесь, со мною рядом.
Он был хорош не только тишиной,
Не только беззаботностью и ленью, -
Он был взыскательный учитель мой
И научил высокому уменью:
Уменью жить цезурою стиха,
Как эти вот дворцы, аллеи, шлюзы,
Как тот кувшин в бессмертных черепках,
Откуда пили ласточки и музы.
1951
Уже сентябрь позолотил листы
Над статуями в дремлющих аллеях.
Не торопись! Пока не умер ты -
Не облетят они и не истлеют.
И отражаться лебеди в прудах
Не перестанут, и дворец не рухнет,
И Пушкин будет жив, и на орлах
Екатерины солнце не потухнет!
Пока ты жив… А может, и совсем
Ее не будет, этой злой разлуки,
И красота дана навеки всем,
Кто хоть однажды протянул к ней руки!
1951
Мы с тобою ее запомнили,
Эту медленную весну:
Гиацинты на подоконнике,
Восковую их белизну.
А за ними, весь в колких лужицах,
Тихий дворик, московский, тот,
Что, - прикажет весна, - закружится,
Защебечет и зацветет.
С Новодевичьего, с соседнего,
Мерно пели колокола.
И любовь наша тоже медленной,
Вот как эта весна, была.
Все прилаживалась, примеривалась,
Подмерзала то там, то здесь,
Чтобы, словно сперва не веря в нас,
После вдвое щедрей расцвесть.
...Вспоминаешь, и в сердце - лужицы,
Гиацинты, колокола
И та девушка, в косах, в кружевце,
Что тобою тогда была.
1951
Снова яркий полдень мая,
Снова лугом, до реки,
Догоняя, обгоняя,
Голубые мотыльки.
Вешний храм лучист и светел,
Словно смерти в мире нет.
Но гляди: уж с яблонь ветер
На траву сметает цвет.
Он в ветвях снует и плещет,
Торопя грядущий тлен,
В полотне тугом трепещет
У девических колен.
И она, - как песня рядом
Легконога и стройна, -
Тоже ветреным усладам,
Как на смерть, обречена.
И о ней мое моленье,
На ветру, в полдневный час,
В храме вешнего горенья,
Истребляющего нас.
Пощади, небесный пламень!
Знойный ветер, не спеши!
Не кидай на хладный камень
Легкий цвет ее души!
1948
Мы жизнь прошли, как поле, рядом,
По узкой и прямой меже,
И вот белеет дом за садом
И ужинать пора уже.
Соломенную шляпку скинув,
Прическу поправляешь ты,
Я расставляю по камину
Неприхотливые цветы.
И это все. Ни клятв, ни бдений,
Ни патетических сонат.
Лишь голова в твои колени,
Притихший дом и спящий сад.
И тонкий серп над ближней рощей
Нам говорит из полутьмы,
Что нет прекраснее и проще
Того, что пережили мы.
1947
Вспомним вместе, вспомним все сначала!
...Утро пело, озеро цвело,
Лодка у короткого причала
Надломила легкое весло.
А оттуда, где, спустясь, опушка
Загляделась в радужную гладь,
Куковала щедрая кукушка, -
Было даже и не сосчитать!
Что тайком мы оба загадали -
В этом мы признались лишь потом,
А покуда, сидя на причале,
Толковали о совсем пустом.
Вот уже былое как в тумане...
Но еще с тобою мы не раз
Милую пророчицу помянем,
Что тогда не обманула нас.
1951
В учебнике учат дети,
Что, мол, далеко звезда.
Но мне в рассужденья эти
Не верилось никогда!
Бывало, еще ребенком,
Я ночью любил не спать,
И звезды легко и звонко
Мне сыпались на кровать.
Я с черных ветвей каштанов
Их стряхивал на песок,
Я, ими набив карманы,
Скупить все на свете мог.
С тех пор - мое сердце, правда? -
И злым я и черствым был,
Но детской веселой правды,
Старея, не позабыл.
И пусть на земле все низко,
А в небе все высоко,
Я знаю, что звезды - близко
И встретиться нам - легко.
1950
