рожденья!
Твой день — начало лета и тепла.
Земля опять в торжественном цветенье.
А память о тебе печальна и светла.
Осеннее раздумье
Memento mori! Нам её являет
то жизни боль — печальный, тёмный взгляд,
то вздох искусства, то до слез сырая
старуха-осень за окном — злой сад.
Отвлек экран домашний: ребятишки
сидят на лавках, пробуют читать.
И я пыталась в драгоценных книжках
открыть им русской речи благодать.
Но подойдет пора: я знать — не знаю,
как назван ручеёк, зеленый лес,
воздушный мост от края и до края,
в какие буквы олененок влез.
Потерям нет конца. Родное слово,
с душой (живой?) обнявшись, улетит,
но для друзей в моих стихах-оковах
живёт, поет… Вы слышите мотив?
Мой привет далекому поэту
Меня давно привлекают стихи японского поэта Мацуо Басе, его хокку. В трех строчках (8–9 слов) он умеет запечатлеть мгновение жизни, далекой для нас (три века назад) и такой по-человечески понятной. Для Японии Басе так же дорог, как для нас Пушкин. К его трехстишиям многие художники Японии создавали рисунки. Мое постижение хокку было таким же: рисовала простенькие картинки — свои картинки. Потом возникло непреодолимое желание нарисовать картину стихами на наш манер: с рифмой, несколько четверостиший.
Хокку обладают особенностью: они будят воображение, разыгрывается фантазия. Может быть, в этом их главная ценность. Мне кажется, что давно ушедший из жизни поэт далекой страны кидает мне мяч — свое послание, а я должна вернуть его своими стихами, словно признаваясь, что вижу его глазами, чувствую его сердцем. Я думаю, каждый поэт был бы счастлив снова ожить в душе другого человека другого времени. Дело за «малым» — написать хорошие стихи. Простите, не уверена, что получилось, но так хочется, чтобы кто-то их прочитал. С автором я не соревнуюсь, стихи Басе проще, целомудреннее, значительнее — триумф краткости.
Хокку.
Алые сливы в цвету…
К той, кого никогда не видел,
Занавеска рождает любовь.
/Мацуо Басе/
*Это стихотворение — в память о жизни поэта Басе. Он не имел своего дома, бродил по дорогам Японии.
Я иду весеннею тропою
Меж зеленой молодой листвы.
Птичьи споры веселят порою.
Их заботы не новы.
Я ж не вью уютного гнездовья,
Вновь по свету белому бреду.
Ночью зябкою — мешок под изголовье
Да костер заветный разведу.
Птицы мне родня по тихим песням.
«Цвирк!» — замолкла. Так пою и я.
Для меня она чудесней
Долгой, жаркой трели соловья.
Обогнул гору и вижу
Домик у подножья, поле, сад.
Тороплюсь: ночлег все ближе,
Отдыху на сеновале рад.
Шаг ступил в ворота — алым цветом
Слива опалила, обожгла.
Все забыл: и просьбы, и приветы,
Радость светлая мне на сердце легла.
…Уходил холодным утром ранним.
Постоял у сливы и на дом оглянулся — над окошком крайним
Занавеска двинулась углом.
Кто там дышит в розовом уюте?
Я не знаю, но — беда! — люблю
И готов уж ласково лелеять
Вешнюю мечту мою.
Где ты, кукушка?
Привет передай весне,
Что сливы расцвели.
/Мацуо Басе/
Кукушечка-сестричка,
Ты почему молчишь?
Не тенькает синичка,
В лесу туман и тишь.
А между тем весне милей
Веселые дела.
Привет ей прокукуй скорей,
Ведь слива расцвела!
Ива на ветру,
Соловей в ветвях запел,
Как ее душа.
/Мацуо Басе/
Ветры весенние злые
Рвут молодую листву.
Ищут бойцы удалые
Новой забавы. К кусту
Ивы примчались, раздели,
Ветви пустили вразлет,
Подняли с водной постели
Брызг ледяных водомет.
Грустно, и горько, и больно
Иве. Закат запылал.
В ветках измученных вольно
Вдруг соловей засвистал.
Полная грусти, печали,
Песня была хороша.
Ветры затихли, признали:
То пела ивы душа.
Вновь встают с земли
Опущенные дождем
Хризантемы-цветы.
/Мацуо Басе/
Падают в бочку последние капли дождя.
Звон и сиянье повсюду.
Солнце лучами по травам бродя,
Их шевелит, поднимает. Радуюсь чуду.
Глянь! Хризантемы склонились в тени.
Белые шапки влажны, тяжелы и печальны.
Солнце! Ласкай горячо их и к небу тяни,
Чтоб заиграли красою первоначальной.
Луну на сосну
И вешать, и снимать
Пробовал.
/Мацуо Басе/
Гора еловых веток –
Хорошая постель:
На ней сон будет крепок.
Пока ж, как карусель
В глазах моих кружится
Небесный хоровод
И звезды, словно птицы,
Отправились в полет.
Тут выплыла, как пава,
Глазастая луна.
К сосновой ветке справа
Нацелилась она.
И вот уж прицепилась,
Сияет и молчит.
Лишь рядом завозилась сова,
Во тьме пищит.
Я вдруг поворотился
И снял луну с сосны.
Себе сам удивился:
То наяву иль сны?
Опять назад повесил –
Светило ни гу-гу.
А я и горд, и весел:
Как бог, ну, все могу!
Вертясь, я забавлялся
Послушною луной,
Пока не потерялся
Во сне, луна — со мной.
Был пленен луной,
Но освободился. Вдруг
Тучка проплыла.
/Мацуо Басе/
Хорошо постоять перед сном
Под бездонным небесным простором.
Клеткой кажется теплый мой дом.
Здесь вселенная перед взором.
А сегодня особая ночь.
Красный шар от земли оторвался
И поплыл в синеву. Он менялся,
Словно нити откидывал прочь.
И уже засияла луна,
Как богиня в неведомой дали.
Озарив мою душу до дна,
Увела ее в сумрак печали.
Морок длился. Клубящийся вал
Набежал вдруг на лунное царство.
То нечаянной тучки коварство
Помогло. Я домой зашагал.
Безлунной ночью
В саду лиса крадется
К душистой дыне.
/Мацуо Басе/
Ночь безлунна и тепла
Все затихло, отдыхает.
Завершив свои дела,
Летний сад благоухает.
Носом чутким повела
Рыжая лисица:
Где-то спят перепела,
В норке мышь таится.
Нет, то новый аромат,
Сладкий он, густой.
И лиса крадется в сад
К дыне золотой.
Язычок огня.
Проснешься — погас, масло
Застыло в ночи.
/Мацуо Басе/
Язычок огня
Светится в ночи,
Как осколок дня,
Что уже молчит.
Стужа вкралась в дом,
Разбудила нас.
Стынет масла ком,
Свет живой угас.
Скрип калитки? Нет,
Это ветер метет к ней
Желтую листву.
/Мацуо Басе/
Осенью безмолвны вечера.
Никого со мной, но чай согреет.
Грустно что-то нынче и вчера.
Небесам под стать огонь чуть тлеет.
Скрипнула калитка. Кто идет?
Посмотрю. Так… Листьев
