Ноябрь 1919
Высокó мое оконце!
Не достанешь перстеньком!
На стене чердачной солнце
От окна легло крестом.
Тонкий крест оконной рамы.
Мир. — На вечны времена.
И мерещится мне: в самом
Небе я погребена!
Ноябрь 1919
«1. Когда-нибудь, прелестное созданье…»
Когда-нибудь, прелестное созданье,
Я стану для тебя воспоминаньем.
Там, в памяти твоей голубоокой,
Затерянным — так далекó-далёко.
Забудешь ты мой профиль горбоносый,
И лоб в апофеозе папиросы,
И вечный смех мой, коим всех морочу,
И сотню — на руке моей рабочей —
Серебряных перстней, — чердак-каюту,
Моих бумаг божественную смуту…
Как в страшный год, возвышены Бедою,
Ты — маленькой была, я — молодою.
«2. О бродяга, родства не помнящий…»
О бродяга, родства не помнящий —
Юность! — Помню: метель мела,
Сердце пело. — Из нежной комнаты
Я в метель тебя увела.
… … … … … … … … … … … …
И твой голос в метельной мгле:
— «Остригите мне, мама, волосы!
Они тянут меня к земле!»
Ноябрь 1919
«3. Маленький домашний дух…»
Маленький домашний дух,
Мой домашний гений!
Вот она, разлука двух
Сродных вдохновений!
Жалко мне, когда в печи
Жар, — а ты не видишь!
В дверь — звезда в моей ночи! —
Не взойдешь, не выйдешь!
Платьица твои висят,
Точно плод запретный.
На окне чердачном — сад
Расцветает — тщетно.
Голуби в окно стучат, —
Скучно с голубями!
Мне ветра привет кричат, —
Бог с ними, с ветрами!
Не сказать ветрам седым,
Стаям голубиным —
Чудодейственным твоим
Голосом: — Марина!
Ноябрь 1919
«Я не хочу ни есть, ни пить, ни жить…»
Я не хочу ни есть, ни пить, ни жить.
А так: руки скрестить — тихонько плыть
Глазами по пустому небосклону.
Ни за свободу я — ни против оной
— О, Господи! — не шевельну перстом.
Я не дышать хочу — руки крестом!
Декабрь 1919
«Между воскресеньем и субботой…»
Между воскресеньем и субботой
Я повисла, птица вербная.
На одно крыло — серебряная,
На другое — золотая.
Меж Забавой и Заботой
Пополам расколота, —
Серебро мое — суббота!
Воскресенье — золото!
Коли грусть пошла по жилушкам,
Не по нраву — корочка, —
Знать, из правого я крылушка
Обронила перышко.
А коль кровь опять проснулася,
Подступила к щеченькам, —
Значит, к миру обернулася
Я бочком золотеньким.
Наслаждайтесь! — Скоро-скоро
Канет в страны дальние —
Ваша птица разноперая —
Вербная — сусальная.
16 <29> декабря 1919
«Простите Любви — она нищая!..»
Простите Любви — она нищая!
У ней башмаки нечищены, —
И вовсе без башмаков!
Стояла вчерась на паперти,
Молилася Божьей Матери, —
Ей в дар башмачок сняла.
Другой — на углу, у булочной,
Сняла ребятишкам уличным:
Где милый — узнать — прошел.
Босая теперь — как ангелы!
Не знает, что ей сафьянные
В раю башмачки стоят.
17 <30> декабря 1919
Кунцево — Госпиталь
«Звезда над люлькой — и звезда над гробом!..»
Звезда над люлькой — и звезда над гробом!
А посредине — голубым сугробом —
Большая жизнь. — Хоть я тебе и мать,
Мне больше нечего тебе сказать,
Звезда моя!..
22 декабря <4 января 1920>
Кунцево — Госпиталь
«У первой бабки — четыре сына…»
У первой бабки — четыре сына,
Четыре сына — одна лучина,
Кожух овчинный, мешок пеньки, —
Четыре сына — да две руки!
Как ни навалишь им чашку — чисто!
Чай, не барчата! — Семинаристы!
А у другой — по иному трахту! —
У той тоскует в ногах вся шляхта.
И вот — смеется у камелька:
«Сто богомольцев — одна рука!»
И зацелованными руками
Чудит над клавишами, шелками…
* * *
Обеим бабкам я вышла — внучка:
Чернорабочий — и белоручка!
Январь 1920
«Я эту книгу поручаю ветру…»
Я эту книгу поручаю ветру
И встречным журавлям.
Давным-давно — перекричать разлуку —
Я голос сорвала.
Я эту книгу, как бутылку в волны,
Кидаю в вихрь войн.
Пусть странствует она — свечой под
праздник —
Вот тáк: из длани в длань.
О ветер, ветер, верный мой свидетель,
До милых донеси,
Что еженощно я во сне свершаю
Путь — с Севера на Юг.
Февраль 1920 Москва
«Доброй ночи чужестранцу в новой келье!..»
Доброй ночи чужестранцу в новой келье!
Пусть привидится ему на новоселье
Старый мир гербов и эполет.
Вольное, высокое веселье
Нас — что были, нас — которых нет!
Камердинер расстилает плед.
Пунш пылает. — В памяти балет
Розовой взметается метелью.
Сколько лепестков в ней — столько лет
Роскоши, разгула и безделья
Вам желаю, чужестранец и сосед!
Февраль <начало марта> 1920
Двух нежных рук оттолкновенье —
В ответ на ангельские плутни.
У нежных ног отдохновенье,
Перебирая струны лютни.
Где звонкий говорок бассейна,
В цветочной чаше откровенье,
Где перед робостью весенней
Старинное благоговенье?
Окно, светящееся долго,
И гаснущий фонарь дорожный…
Вздох торжествующего долга
Где непреложное: «не можно»…
В последний раз — из мглы осенней —
Любезной ручки мановенье…
Где перед крепостью кисейной
Старинное благоговенье?
Он пишет кратко — и не часто…
Она, Психеи бестелесней,
Читает стих Экклезиаста
И не читает Песни Песней.
А песнь все та же, без сомненья,
Но, — в Боге все мое именье —
Где перед Библией семейной
Старинное благоговенье?
Между 6 <19> и 20 марта <2 апреля> 1920
Люблю ли вас?
Задумалась.
Глаза большие сделались.
В лесах — река,
В кудрях — рука
— Упрямая — запуталась.
Любовь. — Старо.
Грызу перо.
Темно, — а свечку лень зажечь.
Быть — повести!
На то ведь и
Поэтом — в мир рождаешься!
На час дала,
Назад взяла.
(Уже перо летит в потемках!)
Так. Справимся.
Знак равенства
Между любовь — и Бог с тобой.
Что страсть? — Старо.
Вот страсть! — Перо!
— Вдруг — розовая роща — в дом!
Есть запахи —
Как заповедь…
Лоб уронила нá руки.
Вербное воскресенье 9 <22> марта 1920
