Николай Векшин - Стишки и в шутку и всерьез

У автора у каждого бывают неудачи,
Хоть каждый в Пушкины мостит, никак иначе.
Над опусом дурацким – грех не пошутить.
Но автора бревном не следует «мочить».
Пытаюсь донести до всех простую мысль:
На свет мы вовсе не ругаться родились,
Не ссориться, кричать и обзываться,
Но – чтобы дружно весело смеяться!

Любой из нас удельно княжит,
Царя в берлоге иль в норе.
Единства нет. И телек кажет
Икону Путина в Кремле.

У меня сегодня день рожденья.
Что бы мне такое натворить,
Чтоб настало удовлетворенье
От того, что весело мне жить?

Может, пригласить друзей хороших?
Где ж их взять, хороших в наши дни…
Может, капиталы приумножить?
Бред! Деньгами скучно вновь сорить…

Пригласить за стол родню родную?
Так я вижу их почти что каждый день.
Разве что – напиться, так, втихую?
Ох, поедет крыша набекрень.

Завести себе букет любовниц?
Ну, их на фиг, дуры они все.
Если бы потомство приумножить?
Нет, не кролик я и не кретин совсем.

Может, мне попробовать жениться?
Вот ведь чушь какая в голове!
Как свинья нажраться и напиться?
Эта мысль прельщает не вполне.

Влезть на гору? Прыгнуть голым в прорубь?
Сесть на поезд? Сигануть с моста?
Посидеть победно на заборе?
Жизнь начать как с чистого листа?

Учудить всё это не решаюсь.
Может, лучше подвиг совершить?
Да, уж я сегодня постараюсь
День как год стремительно прожить.

День рожденья это день сомнений,
Устремлений, радужных надежд…
Пусть же он пройдет без сожалений,
Как любовь приходит без одежд!

У меня сегодня день рождения.
Что бы мне такое сотворить?
Напишу-ка я стихотворенье,
Чтобы дух мятежный усмирить!

Если грустно и печально,
Если дождик долго льёт,
Значит, будет всё нормально,
А потом наоборот.

Каждый день, который прожит,
Ты в копилку не положишь.
В банке денюжки хранятся,
Они родственничкам снятся.

Все рекорды лучше бить,
Лежа на диване.
Так привыкли люди жить:
С фигою в кармане.

Говорят, что в 45
Баба ягодка опять.
Только ягодка гнилая.
Не хочу такую брать!

Когда мечта сбывается,
Мечтатель огорчается.

Ответ от женщин уготован:
Мужчина? – Стало быть, виновен!

Дни летят как угорелые.
Позабыл я песни смелые…

В испуге инстинктивно
Я крыл не нормативно…

Всегда пустыня очень просит пить.
Но ведь песок ничем не напоить…

Сбежав в Аид, сыграть на бис
Возможно… только для актрис.

У компов бесстрашно мужчины сидят,
А в жизни – похожи на малых утят.

Поэт! Ты пародиста лучше не хвали:
Пристанет так, что крикнешь «Отвали!»

Суды завалены делами.
Ведь Бюрократ – Господь над нами.

Мы все в известном смысле second hand.
Гуляют все и даже импотент.

Уж спета песенка его,
Поскольку песенка – г@вно.

Долой кабинетную жизнь в алгоритме!
Давайте закружимся в жизненном вихре!

Не путайте божественный порыв
И мимолётной страсти глупый взрыв.

Мой любопытный длинный нос
Ответа ищет на вопрос.

Роскошеством форм поражая начинкой,
Взлетает пампушка балетной пушинкой.

Когда берешь гитару в руки,
Романс не пой ослу со скуки.

Давайте будем расширять словес запас,
Чтоб пушкины рождалися средь нас.

Все мы большего хотим.
Этот грех себе простим.

Мужчины все – как рыцари-герои,
Пока радикулит не беспокоит.

Любовь без секса – лишь томленье духа.
Секс без любви – унылая порнуха.

Проблема в сексе без любви всего одна:
Душа плывет, как теплоход без дна.

Назвали как-то раз корабль словом «Секс».
На рифы он, как бес, задрав винты, залез…

Прокруст выравнивал людей,
Чтоб людям было веселей.

Хороший слог, есть ритм и смысл.
Но слишком длинен этот афоризм!

Эрзац-любовь, эрзац-слова…
Эрзац-Россия такова…

Прохвост —
Кто царского осла целует в хвост.

Он робкий, тихий, серый, словно мышка.
Она – тигрица иль пантера, но любит «кошки-мышки»…

Мы ссоримся, ругаемся, дерёмся целый день.
А ночью – вместе баиньки, не ссоримся совсем.

Достойно жить хотелось очень многим.
Особенно – разбойникам с большой дороги.

Когда стрела амура пролетает мимо,
То бес грустит, что будешь ты счастливым.

Ах, эти эротические сны!
Пора вставать. Пойду менять трусы.

О, это истинная женская охота:
Отлов или отстрел богатых обормотов.

Если женщина вас любит,
Это значит: постель – будет.

Тернист, не прост и зазогулист путь поэта,
Хотя стишки кропает не под дулом пистолета.

Тонко, изящно, со вкусом и смыслом.
Здесь не горбатится слог коромыслом.

Чтоб стать у нас в стране миллионером,
Министром надо быть или премьером.

Один сатирик хорошо сказал,
Что лучше б автор мудро помолчал.

Поэт! Когда приходишь на Стихи. ру,
Забудь про лиру, обнажи рапиру!

Нет в России антиглобализма,
Потому что много писимизьма.

Если освоить дзюдо или бокс,
Можно бить в морду за каждый вопрос.

О, сколько нам открытий чудных
Готовят юбки девок блудных!

Про порядок на Руси
Ты в милиции спроси.

Любовь моя! Я знаю точно:
Я рыцарь Ваш. Хотя заочно.

Да радоваться надо, а не злиться,
Что муж вокруг тебя одной кружится!

Когда мы много дней в жаре,
Тогда грустим об январе.

И рад бы бросить писанину,
Но рифмы прут, как слон в малину.

Нам шутка строить всю жизнь помогает…

Себя к орлам не причисляю,
Ни к тиграм также, ни к слонам.
Я пародист слегка бываю,
Подсыпав перца в зад ослам.

Ни стрелочник, ни Бог, ни кто другой
Не защитит от суеты и спячки.
Но поезд наш гудит-гудит порой
На полустанке возле водокачки.

Тек упрямый ток…
…да по проводам.
Унести-унесть…
…долам и долам.
Мне б тебя не знать…
…нервы не текут.
220 вольт!
…не влезай, убьют!

Терпеть опасно в секса грешном деле:
От чувств избытка будет простатит.
К жене не тянет, но – гормоны в теле?
Смени жену, блудливый паразит!

Болтает поэтесса неспроста.
Она не Муза. Просто пустота.

Императив подводит нас не редко
И женщина ругает филантропом.
Но выход есть: виагра. И соседка
Бежит к нам быстренько стремительным галопом.

«Что наша жизнь? Игра!» Отсрочка!
Fenita la comedia!.. Ногою
Мы отворяем двери лихо, гордо
И наплевать на скорбные аккорды!

«Ниочем»? За это двойка,
Ведь грамматика «на дне».
Да и слов не надо столько,
Хватит тут трех букв вполне…

Не попадает зуб на зуб,
Видать, поправить надо прикус!
Осоловел и осовел
Бубнящий что-то майский фикус.

Вот коротнуло меня через годы,
Продернуло током.
Я не эстет и гурман,
Брызжужий соком.
Крикнул электрику
Чтоб распаял всю проводку.
Ох, обменять бы квартиру на пиво и водку!

Подо мною вечность распростерта
И дымятся грудями уста.
Вот прорвался в конвульсиях мне навстречу
Твой живот, а также прочая разная требуха.
А потом ты ушла,
Кончен был разговор.
Ты меня так зажгла!
Я горю до сих пор!

Май окончился. И вновь: идет дурнушка!
Что случилось? Это мы все знаем:
Фен сломался, небо стало в тучках,
Визажиста переехало трамваем.

Так поставь же наутро будильник!
Под него никогда не проспишь!
Если замуж не вышла во вторник,
То в субботу ты в ЗАГС угодишь!

Поэт поэму написал о Боге.
Но вышел стих корявый и убогий.
Когда Господь поэму прочитает —
Вздохнет с печалью: «Бес! Все знает!»

Потухли люстры. Просветлели чакры.
У мантры стал усталый в общем вид.
В кастрюле доварились быстро манты.
У кармы львы сожрали реквизит.

Раззудись рука!
Отвали тоска!
Каблучком влеплю
Посередь стиха!

Утроения света не видно в мерцании туч.
Город сжался в объятиях лопнувших струн.
Бушевал между нами любви поцелуй.
Громыхнула гроза: «Ты, поэт, и велик и могуч!»

Здесь гром и звезды, и зарницы,
А также розы, сердце, птицы…
Летит-летит степная кобилица…
Поэт! Покой нам только снится.

Разве легко отогреться от холода жаркого лета?
Только коньяк тут спасенье. Жаль, комары донимают.
А вот зимой комаров, слава богу, здесь в общем-то нету,
Разве что зубы стучат. А рак и лимон на снегу засыхают.

Кругом все – суки: особисты,
Генсеки, просто коммунисты…
А виноваты – сионисты.
Убей еврея – будет в доме чисто.
Жванецкий, Толкунова, Игорь Губерман,
Высоцкий, Левитан… Да всё едино нам!
Стреляй подряд всех инопланетян!

Шаг у философии тяжелый.
Заплетаются слова меж ног.
Мир – вериги. В шок меня вгоняя,
Проскакал, пыхтя, единорог.

В голове моей почесушки в затылке открылись.
Запятые пропали в надрывной тоске.
Ух, как-то долго мы с моим левым глазом не мылись!
А про шею уж лучше вспоминать не буду совсем и вообще!

Сыплет, сыплет дождь унылый
На моря и на поля.
Весь Парнас лежит в руинах.
Ох, копали его зря!

Завыла душенька в объятиях.
Раскован мой любви порыв.
Смешались в кучу кони, братии…
Власы разброшены, как взрыв!

Рисую кистью хвост павлина.
С ума сойти! Я весь крылатый.
Трясусь от страсти лебединой,
Как Прометей с сакурной ватой.
Шумит камыш. Деревья гнутся.
И мачта гнется и скрипит.
Цунами дыбится. Но чувство
В душе моей огнем горит!

С трудом представляю я женщину – Льва,
Которая вдруг притворилась не спящей,
Потом поломал Лев весь ритм неизящно,
И вот – у Нее отпадает листва…
Когда же поляна во сне «задышала»,
То призрака тень из цветочка восстала.

Хорош мой стих! Жаль, это не награда
За мглистый, но цветущий день.
Читаю вслух – пугаю тех, кто рядом:
У всех у них улыбки набекрень.

Девочка стонет в уютном вагоне.
Поезд на углях катается, сволочь!
Мальчик потеет на жарком перроне.
Тамбур о тамбур трепетно трется…
Машинист с кочегаром в блаженной истоме…
Тихо. Полночь.

Рифмы складывать в стихи
Можно и в Италии.
Но при этом непременно
Обувай сандалии!

От шартреза хмельна я, но больше люблю я эклеры,
Ведь от вишенки с розой не будет нисколько утехи.
Где ж мой рыцарь из гриля с беспечным отростком? Сонеты
Не помогут никак, если дама ворует конфеты.

Луна закатилась за форточку. Месяц уехал.
На мель посадил капитан (как в маразме) фрегат.
В ручье рыбу ловит медведь с распушившимся мехом.
И зуммер зашкрябал по жилам, блин, воющим смехом.
Так разве в подобных кульбитах поэт виноват!?

Тут «майя» и «навь», и иные загадки,
Антей и Мальвина в неясном порядке,
Монада хранится в сердечном обряде,
«N-ных» где-то прячется скорбно в засаде…
А что – русских слов не хватает заметно,
Когда мы поем дифирамбы поэтам?

Бессонной выдалася ночка:
Среди лобзаний и любви
Стишок родился заморочный
И обреченный. Се ля ви!

Нет, никогда тебя я не оставлю
Среди врагов, роящихся вокруг.
Хоть к алтарю вести тебя не стану,
Но слёзы лихо оботру, почти как друг.

Соберутся поэты в тусовочку,
От восторженных чувств трепеща,
И, наклюкавшись тихо, по рюмочке,
Будут виршами всех донимать.

Веткой прорезался стук,
Крик на деревьях заснул,
Слепо снегирь засвистел.
Стих закричал «караул!»

Выпил бутылку водки —
Стал весь собою великий.
Выпил затем вторую —
Рэмбо мне стал родным.
Третью бутылку выпил —
Шлюшка ко мне явилась.
Ох уж мне эти глюки!
Ну, зачем же я столько пил?!

Орфографических ошибок кутерьма
Нанизана на тему «застрелись».
Претензий уйма на игру ума.
И мат убогий вроде «з@ебись».

У дома виден чей-то след.
Плавник упал через сугроб.
Ах, лето! Кокон мой ослеп,
А стих запрыгнул прямо в гроб!

Облако крылатое щелкнуло кнутом.
Принц пошел по радуге прямо королем!
Серафим по лестнице ангелов спустил
И их всех пельменями быстро отравил!

Каррарским светом,
Абаддоновой могилой
И серых красок локтем (!)
Меня ты озадачил,
Пиит ненастно-сирый.

Мораль у этой сказки есть еще одна:
Пока любимого подруга ждет иль ищет,
Он с некой мышкой непременно заведет роман,
Чтоб дать любви очередную пищу.

Постой, паровоз! От консенсуса скулы воротит от скуки.
На уши навешена ночью загадки великой лапша.
Четвертый десяток синдромчик рожает здесь в муках.
Цветочков кроссворды плетет тут усердно машина-душа.

Я таращу глаза, без намеков совсем вопрошаю,
И муражки от тока дрожат в тормозах через ж.
Разбивается камень стекляжкою чрез передрягу,
Абсолютно бесвесный (бесвесный – вот ужас!) без «т»!

Опять: страдания и муки,
Огонь и звезды, сердца душ…
Прощай поэт! Летите мухи!
Антей рыдает! Вот ведь чушь!

Не грусти… не грусти… не грусти…
Вспоминай… вспоминай… вспоминай…
Нас в любви… нас в любви… нас в любви…
И пластинку заело опять… заело опять…

И вот весь голый и в прострации
Я сунул свой свинцовый палец…
Нет не в ассигнации!
В звезду! И страждущим
Все помнящим скитальцем
Слезу смахнул и высморкался…
Нет, не платком бумажным,
А вновь своим бредовым пальцем!

Я стоял в магазине за очень полезным кефиром,
И зефира купил, ну всего ничего – два кило!
Попросил мне отвесить немножечко сыру
И ржаного отрезать хоть четверть буханки всего.
Я вернулся домой и залил весь кефир в амариллис,
А потом я шиповник тихонько жевал у окна.
На снегу алкаши пропивают загубленный фикус.
Вот уроды! Клубнички зимой не достать…

От смеха здесь я чуть не описался.
Ай да Чертяка, бес его дери!
Ну, насмешил! Средь мата смысл совсем не потерялся,
А Ёжик бравый просто чудеса творил!

Так уж устроена не положительно
Жизнь наша странная и полосатая:
Нынче куплеты – тебе исключительно,
Завтра – подружке. Кто ж виноватая?

Я червь, я царь и даже бог,
Я волн морских большой плевок.
Слова рублю я на дрова —
От чувств, а вовсе не со зла.
Сначала я косой кошу,
Затем я сею, после – жну.
Кипит во мне жестокий бой:
Борюся сам с самим собой!

Облаком дулю направлю на север:
Стихни, заглохни северный ветер!

Я отрываю, как фея, один лепесток за другим:
«Любит не любит?». Под кайфом играю с цветком.
И высокоскоростным курьерским экспрессом морским
Я пролетаю в окно беззаглавным шрифтом.
На препинания знаки и смысл мне вообще наплевать.
Вижу в колодцах чертей сквозь глазницы ресниц.
Нефть и уродцы смешались. Червовая масть
Сплюнет в окно, распугает всю стаю ничейных синиц.

Кто превращает тучи в облака
И силой воли вызывает гром,
Того боюся пародировать пока:
А вдруг в меня он молнию метнет!?

Дорога тут кружит, петляет,
Зимой душа на ней болит.
Увы! Кто счастия не знает
Тот не от счастия бежит.
Тут лес и дол видений полны,
А на заре играют волны.
Но тридцать три богатыря
Топочут ту дорогу зря.

Войди в меня, крылатого такого,
Хоть чем-нибудь, но все-таки войди!
Мужчина я амурно бестолковый:
Не в курсе, кто в кого должон войти.

Глаза (вот бред!) от кисти стынут.
Маэстро, скомканный виной,
Аллегорически пустой,
Своею лирой все отринет.

Здесь крылья, сердце и дыханье,
Волненья и воспоминанья,
Глаза и розы, счастье в поцелуе…
Ну где ж поэзию найти другую?!

Изливается струя
Многократно вновь и вновь.
Я не понял ни…фига.
Может, это про любовь?

По Канавке, по Канавке
Конопля растет, не травка.
И поэтому в Канавке
День и ночь – народу давка.
Молодухи и старухи
Ковыряют свои ухи.
И сипят в щелях сипухи,
В шею лезут словно мухи.
В мае тут метет метель,
А в горах уже апрель!

Тебя пытался я ласкать.
Меня ты стала полоскать.
Стенания в ночи тихи.
Закончил я свои стихи.

Смех взорвался как граната,
Ноги – мягкие как вата.
Руки тянет ввысь листва.
Вдруг разверзлись небеса.
Сад играет без оград.
Облака плывут назад.
По земле бредет поэт,
Сочиняет на обед.

Распоясался я, замусолил тебя поцелуем.
Моя карма встревожила чакру твою.
На снегу среди роз гильотина меня четвертует.
А пока я в бреду на кресте родником от стиха хохочу!

Поэту диктовала муза.
Душа набухла тяжким грузом.
Он рвал бумагу, всех терзал.
И рухнул стих. Таков финал.

Пойма клеверная голубым алела.
И застряла мысль среди коряг.
Тряпка в снеге бинтом леденела.
Вроде – про любовь? Или не так?

«И мозг кипящий»?
Это перл! Сплетенье слов
Дает финал, увы, ужасный:
Кипеть – опасно это для мозгов!

Да нет у этой Жаны Фриськи
Ни голоса, ни попы и ни сиськи!

Ты стоишь предо мной
С преогромною… звездой.
Я себя утопил в твоём теле.
Мы ведь ангелы этой весенней весной.

Шагают ноги по душе,
Калина красная белеет,
Поэт здесь душит сам себя,
Глаза отдельно стекленеют.

Вогнав вирус нот прям куда-то под сердце,
Которое треснуло вдруг,
Поэт вознесся целиком в поднебесье,
И люди вздохнули вокруг.

Вот повезло солдату, счастье навалилось!
Одна горячая мадам над ним всю ночь трудилась.
Всё порвала на нём, взасос зацеловала.
Солдат мужчиной утром встал.
Поэта – как и не бывало.

Коктебель. Жаркий день. Это вроде бы Крым.
Но каким языком мы о нем говорим?
Променад, канотье и наяд антураж…
Вы в Париже, мадам? Уберите плюмаж!

Ну, раздевайтесь. Дышите, милашка, поглубже.
Трубку вставляю, хоть глаз в Ваши поры въедается.
Голову суньте сюда. И представьте, что Вы сейчас с мужем!
Что говорите? Ах, муж – импотент!? Но он хоть старается?

…А ты родила б мне тогда
Младенцев – тройню сразу!
И я б им попки подтирал
По твоему приказу!

Товарняк под откос залетел на крутом повороте,
Потому что инцест приключился, к несчастью,
в соседних вагонах.
Машинист возжелал соблазнить проводницу. Уроды!
Снесло крышу у них. Пассажиры остались голыми на перронах.

Поцелуйное орошение
Разрыванием обеспардонилось.
Порождалось пиитом стенание.
Наказание слов обезумелось.

Зеркала, зеркала, зеркала,
Отразите меня, отразите.
Я пою, я пою, я пою.
Зеркалами зеркальность узрите.
Зеркала вы мои, зеркала,
Вы меня, лишь меня, отразите.
А пока, а пока, а пока,
Вы мой стих, вы мой стих, извините.

С характерным звуком
снимаю
Штаны и подтяжки.
Привычно
– задницей —
плюхаюсь попой
на новый диван.
Вот и квакнулся день.
Залетела в окошко
букашка,
И, ударившись в лоб,
расколола
его набекрень.

Шизый выпасть снял роголку
На кочуме близ салазки.
Он учистил клювик слизнем,
Наблеснув русалчим кузем.
Эти присказки указкой
Тыкнуть в жабу бы, щекоча.
И ужо тады марашки заморочат
Леших кур.
Облюбив постелью тюлем
На потешном сеновале,
Заслюнявился кудлато
Снигель – чудель светлякатый.

Упал поэт. Не встал он как герой.
К ногам своим же собственным свалился.
Что слава? Слава – дым! А значит – не дыми собой.
Прославься тем, что просто застрелился!

Стоя, весь в слезах, думая о ней,
Промелькнула ночь и начался день.
Ты пошел к другой, прямо на кровать.
Я гляжу в окно, чтобы сочинять.
Выстрелят глаза на тебя в упор.
Раззудись рука! Будет хорошо.
Оголю плечо. Тут интриги нет.
Я горю от чувств. Приходи ко мне!

Сгоняя странным опахалом,
Весь в муках, стаю диких мух,
Я попку щупаю недаром,
Хоть персик, кажется, протух.
Упругость ягод на латыни
Прославлю, блюзу вопреки.
А Вы стихи писать могли бы,
Как бабка лепит пироги?

Вот Снегурочка села.
Зазвучала капель.
И растаяла, глупая.
Ведь утюг был под ней!

Поэт решил чуток слегка похулиганить
И свой блестящий, богом данный, легкий слог
Он матерком и чушью подзаправил.
А жаль, что ничего получше Пушкина он выдумать не смог!

Про любовь мы с тобой напролёт говорили,
А потом где-то в радуге сонно бродили.
Мишуру мы друг другу взаимно дарили
И стихами своими людей насмешили.

Ты такая воздушная, нежная!
Жаль, ледник навалился на грудь.
И вода затопила до пояса.
Ураганом тебя не согнуть!

С обильем чувств короток путь до слез.
И тут: повторы с сердцем, перламутром
и слишком много звезд.

Как во вторник по дороге
Бес шагал. Устали ноги.
На телегу он взобрался.
Тут мотор заглох, сломался.

Гранатой бухнуло в мозгах:
Не торопись в своих стихах!

Любовь и водка так правят миром,
Что агнец божий, нетрезвый шизик,
Возьмёт тетрадку, закусит сыром
И – стих родится небрежно кроткий.

К Белоснежке, прямо внутрь книжки,
Я вошла. Набросилась на чай.
Угощай меня, моя подружка!
Королеву Снежную встречай!
Слишком быстро этот чай горячий
Я взахлеб усиленно пила…
И – растаяла. Вот незадача!
И, без принцев, речкой утекла.

Стала девица парнишку разбуживать:
«Хватит уж дрыхнуть! Совсем оборзел!
Мне бы скорее оформить замужество».
Парень проснулся и – вмиг поседел.

Все мы родом из милого Рая.
Бог изгнал нас оттуда. Спасиб!
Я кайлом камень вещий долбаю.
Это в радость кому-то. И, значит, я жив!

Затупились клыки.
Жизнь летит мимо кассы.
Я пописал на гжель.
Людям корчу гримасы.
Бытиё навалилось
Анашой из-под чипсов.
Балалайка лечилась,
Но берёза вся в гипсе.
Нагишом по Руси
С головою, как тыква,
Я ползу весь в шерсти,
И все члены поникли.

Я подстрелил в лесу вальдшнепа.
Купил, на поезд сел, билет.
Давай, сосед вдвоём повоем
На хутор дальний и буфет.
Давай стрельнём с тобой в колёса,
В пейзаж малярный иль мосток.
Пусть проводник с тоскливым носом
В штаны уронит кипяток.
Чего б сейчас накуролесить?
Что сотворить? Ведь мы – жулье.
Борзых щенков утопим в чае.
И все воскликнут: «Ё-моё!»

Чтобы утро сменилось днём,
Мы по лужам с тобой идём.
Звездопад обещают с дождём.
Мы дождя за стеклом подождём.

Ну, зачем много букв в алфавите?
Предлагаю оставить лишь семь.
А в семье моей – восемь детишек.
Шутит магия. Грустно совсем.

Я лечу над тобой. Ну, взорви свои вены!
Облака поцелуй мне взасос.
Пусть подавятся люди деньгами и сеном!
Мы ликуем, как лес. В небе – SOS.
Мы поём о любви, но не страстно – искристо,
По кусочкам на ветках висим.
Наши страшные жертвы не рвите так быстро!
Под мостами мы тонем и спим.

С Воландом плохи игрушки.
Есть ведь в столице Пути!..
Грохнули танки и пушки —
Кремль в пух и прах разнесли!

Упали штаны (расстегнулась ширинка).
Капризная дама, взгляни на «картинку»!
Пылаешь? Измотана? Слюнки текут?
Наш секс на дистанции – пять-шесть минут.
Танцует мужик без штанов на паркете,
Разводит чувиху в рефлексов ответе,
Торгует «любовью» как пошлая шлюха.
Ползёт по подушке навозная муха.

Тени что-то обещали,
Но потом упали ниц.
Много слов они кропали
Средь линованных страниц.
«До ре ми», – они сказали,
Тренируя миокард.
«Фа и соль», – им отвечали
Все тузы игральных карт.
Чуффства – преданы на вынос.
Эхо – бросилось за край.
Знаком в них плеснул гостинец…
Что ж, дружище, наливай!

Как хорошо, что жизнь во мне течет.
Ах, лето, лето! Пусть оно меня прочтёт!

Осенью случился Новый год.
Осень зажигает. Небосвод
Падает на карты, словно блиц.
Стол сказал: «Не нужно кислых лиц!».
Снова осень давит на глаза.
В прошлое обрушилась слеза.
Осень не отступит ни на миг.
Я притворство осени постиг.
Осень зажигается опять.
Смысл совсем не трудно постигать.
На осеннем странном языке
Шепчет что-то осень прямо мне.

Летает рядом что-то золотое.
Оно блестит, всё в перьях и огнях.
И радостью манительно сверкает,
Влечёт и растворяет среди «ах!».

Жизнь вызревает подсолнухом.
Люди рождают спор.
Делайте ставки из воздуха,
Но не клеймите гор!
Слово стреляет выстрелом.
Семя, как семечки, – в лёд.
Всё, опростались подсолнухи!
Теперь подснежник цветет.
Свежестью он раскрывается.
Слышите? Он поёт!
Лучше его не срывайте.
В небе гудит самолёт.

Бомж у помойки весь пахнет сиренью.
Дети смеются. Родился укроп.
Нет, я не буду их всех ненавидеть.
Уши заткну – и услышу хип-хоп.
Буду кричать и стонать я за дверью,
Ждать из Израиля снова письмо.
Но не уеду туда. Там стреляют.
Бросишь имущество разве своё?

Затерялась любовь настоящая.
Наступила весна на Земле.
Где ты чувство гуляешь пропащее?
Неужель не достанешься мне?
Сердце сдаст все зачёты, экзамены даже,
Застревая в объятьях чужих.
Эполеты души пусть мне чувство подскажут!
Счастье я получу через стих!

Вот рыба плывет под водою
С одним-разъединственным глазом.
И коршун парит в поднебесье.
И глаз его – тоже один.
Но дважды иллюминатор
Угрюмо сверкнул в этих строчках.
Хоть серна под сенью присела,
Два раза блеснул чей-то взгляд.
Венчалась природа гореньем (!),
И в чём-то весь мир уличался.
Поэт поразмыслил логично.
И тут же стишок сей скончался.

Настала слякоть,
Снег снежит снегами…
Рука сжимает
Чей-то добрый зад…
Рука и зад
С друг другом не в разладе…
Поэт в таких стихах не виноват!

Давай закурим, водочки нальём,
Обмоем прекращенье перестрелки.
Ушел он к третьей. Мы и с ней попьём,
Когда к четвёртой он сбежит на посиделки.

Глотали мы универмаги
Средь балаганов передряги.
Гудрон гудел, сипел в зигзаге.
Мы зацепились за коряги.
Всё это было в Монреале.
Что нового мы там узнали?
Музеи, храмы, галереи…
Так это было и в Расее!

Хватит там за стеной копошиться!
Вздохи, стоны… Достали уже!
Стукнул в стену. Возня прекратилась.
И соседка пришла в неглиже…

Попав в объятия хирургов,
Я перестал быть металлургом.
У сталевара – в плавках сила.
Как жить без плавок?! Гроб, могила.

Писатель предлагает тонкий ключЬ.
А критик лезет с молотком и ломом.
От этого писатель станет злюч
И критика сразит ужасным словом!

У квартиры двести третьей
Две собачки на паркете.
Кто бы смог их описать?
Писать – проще, чем писать.

Чем кропать фигню бесстыже,
Гнись, девчоночка, пониже
И ступай к себе в постель.
Здесь Стихи. ру, не бордель!

Заснежил превоснегом снег.
И снежинки снеглися в снега.
С негой снежную бабу Ега
Нежно нежил в снегу человек.

Не носильщик я, Ира,
И даже не мальчик.
Я король, а не паж. Пусть
Чемоданы таскает Ваш «зайчик»!

Поэта распирали чувства,
Давили грудь и сердце изнутря.
Он графоманом стал и жертвою искусства,
Стишки кропая так, от фонаря.

Как можно небо – застирать?
Планету – резать на куски?
Себя как стих – переписать?
И вечер – крепко простудить?
Да очень просто! Ведь поэт
Реальной жизнью не живет.
Слова он сыпет из руки,
А смысл из ноги идёт!

Он не Нерон, увы.
А тот совсем не он.
Об этом каждый лучик солнца знает.
Пииты! Не летайте среди туч!
Не майтесь, не мешайте урожаю!

Разный люд есть на Стихире,
В коммунальной стих-квартире:
Кто на кухне, кто в эфире,
Кто в прихожей, кто в сортире.
Место – каждый выбирает.
Пусть другого не ругает.
Если кто как псих залает,
Это стыдно. Каждый знает!

Я отдолжу (через «т»!) у Луны золотое монисто,
В птичку игристую вмиг оттого превращусь,
После чего я исчезну и стану… улыбкой!
Песней, как лапкой, я сердце поглажу, клянусь!

Коллеги, пародисты по перу!
Бороться с автором – такое не к добру.
Смеяться нужно над плохим стихом,
Не обзывая автора лохом.
Разить иронией и дружески шутить —
Вот способы зазнайство проучить.
А если каждый будет на стихире
Плевать в друг друга – будем все в сортире!

Когда в груди бушует ураган,
Покинь Стихи. ру!
Пей эспумизан.

Сизифов труд всегда был не в почёте,
Напоминая труд российского поэта,
Который бодро плавает в болоте.
Но как же я люблю его за это!

Серебром блестит Луна.
В серебре мечта моя.
Даже князь мой в серебре.
Ночью бес у нас в ребре.

Гитара звучно, с перебором,
Пронзила выстрелом меня.
Она в упор по мне пальнула.
Слеза скатилась втихаря.
Я весь горю в огне, как спичка.
Гитара рвётся и скрипит.
Гони скорее, электричка!
В дыму алеют мне лучи.
Исчез бродяга из вагона,
Ушел с гитарою своей.
И даже без магнитофона
Он новых сделает людей.

На юге очень много разных шлюшек
Прирезал, как овечек, сей маньяк.
От этого на море стало лучше.
Вот только скучен опустевший пляж…

«Везде за нею страха тень»?
Понятно. Тр@хал каждый день.
«Безумной ревностью томим»?
Я где-то слышал этот гимн.
Её он «злобой изводил»?
Простительно. Ведь он любил!
«Взошла она на эшафот»?
Рыдает весь российский флот.
«И он ушел за нею вслед»?
Ремейки слов – как винегрет.
«Любовь познавшие сердца»?
Кажись, шаблонам нет конца.

Я тебе позвоню не чайно,
Я тебе позвоню кофейно.
Ты такой у меня отчайный!
Почему раньше мной был невстречный?
Украду я тебя беспечно.
Под луной украду, мой милый.
А назавтра украдкой – обратно,
Ведь детей не твоих я растила.
Поутру отмолюсь перед Боженькой,
Вся такая печальная, грешная…
По дорогам мой милый на ноженьках
Вновь потопает криво по-прежнему.

Хотелось ей до одури в Париж.
Короче, ей хотелось, так хотелось!
Гулял сквозняк от головы до крыш.
И в детстве ей на месте не сиделось.
Визжа на санках, постигая мир,
Она пещерно с пандусом крутилась.
Воробушки на крыльях голубиных
Несли её в колодец из квартир.

Ах, пародистка! Сколь живу на свете,
Ни разу в этой жизни не видал,
Чтоб курица, кудахчащая в клети,
Долбала своим клювом петуха!

Когда путана жжёт последний мост,
У кобелей всех повисает хвост.
Когда путана станет жечь звезду,
Нажми на тормоз. Загляни в… глаза.

Телефон, услыхав мои крики,
Стал трезвонить почти целый день.
И теперь я, усталый и дикий,
Ору в трубку: «Пошли на фиг все!»

В телевизор гляжу. Там сплошная порнуха.
И в постели моей разверзается ад.
По экрану ползёт очень жирная муха.
Я закрою глаза. И открою свой зад.

Поэму сочинил поэт
Про Ихтиандра. Сей сонет
Пытался долго я понять,
Стараясь зевоту унять.
В лавине слов, бессмыслицы и мата
Я тщился смысл открыть замысловатый.
Шедевр этот трезвому осилить не дано.
Пойду напьюсь. Поэма – как г@вно.

Вот заметалась звезда.
Странно она звездит.
Блудно идёт строка.
Что-то во лбу горит.
Если бечевку смотать,
Может притопать Бог.
Вымолив стёгнутый слог,
Пьёт через горло клоп.

Пулю пустил поэт
В лоб себе. Призрачен рай!
Грохнулся стих в гроб.
Эй, пародист, не скучай!

Полёт души к мулату сладострастный
Пронзил поэтку. А говорят, любовь – прекрасна…

Отпеваю страсть, ликую.
И в объятиях дотла
Жгу могилу поцелуя
Где-то в перьях у крыла.

По комнате бродит медведь тишины
И тихо пускает свои шептуны.

Бразды пушистые взрывая,
Кибитка гнётся и скрипит.
Летит над ливнем, пыль сбивая,
Дракон. И бешено шумит.
Рисуют молнии зигзаги,
Бушует ливень грозовой.
Смешались в толпы кони, люди…
Но в грозной буре есть покой.

Я «стреляю» в тех и этих
Каждый раз в своих куплетах.
Жаль, что толку не даёт.
Дайте, братцы, пулемёт!

Тут в коровниках злой ветер свищет.
Обветшали, продырявились кровы.
А найдёт – тот кто вовремя сыщет,
То, что было сначала едой для коровы.

Распахнулся прямо настежь
Козерог пред Овном в нимбе.
Лавры голову пронзили
Из-под Южного Креста.
Вышло тут моретрясенье
И вулканы вдруг ожили.
Обнажилась Афродита
Аж до слёз, до самых сбитней
Цвета бронзы, до пупка.

Где-то взмахнули в глубинах большие ресницы,
Губы по сердцу скользнули, проникнув куда-то во внутрь.
Плёс тонкокоже в рассвете дрожал, как страница.
Снился бессонно мне вереска слов. Караул!

Мерин, может, и балда,
И живет он на конюшне.
Но не гадит никогда.
И стишки кропает лучше.

Я нашёл в душе сказкины краски,
Поцелуйных улыбок среди.
Акварельные глазкины маски
Без труда никогда не найти.

В час, когда наскучили игрушки,
Задымил плывущий пароход.
Я не знаю: скушать, что ль, ватрушку?
Иль идти к старушкам на компот?

Зарифмовав «любовь» и «кровь»,
Начну-ка я писать стихи.
Еще срифмуется – «морковь»,
А со «врагами» – «пироги».

Дрожь промчалась колкою мурашкой
По ногам, по бедрам, по спине…
Брызжет нагота. Летит букашка
На метле, в ко