Песнь десятая
Круг шестой (продолжение) 1
И вот идет, тропинкою, по краю,
Между стеной кремля и местом мук,
Учитель мой, и я вослед ступаю.
4
«О высший ум, из круга в горший круг, —
Так начал я, — послушного стремящий,
Ответь и к просьбе снизойди как друг.
7
Тех, кто положен здесь в земле горящей,
Нельзя ль увидеть? Плиты у могил
Откинуты, и стражи нет хранящей».
10
«Все будут замкнуты, — ответ мне был, —
Когда вернутся из Иосафата[106]
В той плоти вновь, какую кто носил.
13
Здесь кладбище для веривших когда-то,
Как Эпикур[107] и все, кто вместе с ним,
Что души с плотью гибнут без возврата
16
Здесь ты найдешь ответ речам твоим
И утоленье помысла другого,[108]
Который в сердце у тебя таим».
19
И я: «Мой добрый вождь, иное слово
Я берегу, в душе его храня,
Чтоб заповедь твою[109] блюсти сурово».
22
«Тосканец, ты, что городом огня
Идешь, живой, и скромен столь примерно,
Прошу тебя, побудь вблизи меня.
25
Ты, судя по наречию, наверно
Сын благородной родины моей,
Быть может, мной измученной чрезмерно,
28
Нежданно грянул звук таких речей
Из некоей могилы; оробело
Я к моему вождю прильнул тесней.
31
И он мне: «Что ты смотришь так несмело?
Взгляни, ты видишь: Фарината встал.
Вот: все от чресл и выше видно тело».
34
Уже я взгляд в лицо ему вперял;
А он, чело и грудь вздымая властно,
Казалось, Ад с презреньем озирал.
37
Меня мой вождь продвинул безопасно
Среди огней, лизавших нам пяты,
И так промолвил: «Говори с ним ясно».
40
Когда я стал у поднятой плиты,
В ногах могилы, мертвый, глянув строго,
Спросил надменно: «Чей потомок ты?»
43
Я, повинуясь, не укрыл ни слога,
Но в точности поведал обо всем;
Тогда он брови изогнул немного,
46
Потом сказал: «То был враждебный дом
Мне, всем моим сокровным и клевретам;
Он от меня два раза нес разгром».
49
«Хоть изгнаны, — не медлил я ответом, —
Они вернулись вновь со всех сторон;
А вашим счастья нет в искусстве этом».[110]
52
Тут новый призрак, в яме, где и он,
Приподнял подбородок выше края;
Казалось, он коленопреклонен.
55
Он посмотрел окрест, как бы желая
Увидеть, нет ли спутника со мной;
Но умерла надежда, и, рыдая,
58
Он молвил: «Если в этот склеп слепой
Тебя привел твой величавый гений,
Где сын мой? Почему он не с тобой?»
61
«Я не своею волей в царстве теней, —
Ответил я, — и здесь мой вождь стоит;
А Гвидо ваш не чтил его творений».
64
Его слова и казни самый вид
Мне явственно прочли, кого я встретил;
И отзыв мой был ясен и открыт.
67
Вдруг он вскочил, крича: «Как ты ответил?
Он их не чтил? Его уж нет средь вас?
Отрадный свет его очам не светел?»
70
И так как мой ответ на этот раз
Недолгое молчанье предваряло,
Он рухнул навзничь и исчез из глаз.[111]
73
А тот гордец, чья речь меня призвала
Стать около, недвижен был и тих
И облик свой не изменил нимало.
76
«То, — продолжал он снова, — что для них
Искусство это трудным остается,
Больнее мне, чем ложе мук моих.
79
Но раньше, чем в полсотый раз зажжется
Лик госпожи, чью волю здесь творят,[112]
Ты сам поймешь, легко ль оно дается.
82
Но в милый мир да обретешь возврат! —
Поведай мне: зачем без снисхожденья
Законы ваши всех моих клеймят?»
85
И я на это: «В память истребленья,
Окрасившего Арбию[113] в багрец,
У нас во храме так творят моленья».
88
Вздохнув в сердцах, он молвил наконец:
«Там был не только я, и в бой едва ли
Шел беспричинно хоть один боец.
91
Зато я был один,[114] когда решали
Флоренцию стереть с лица земли;
Я спас ее, при поднятом забрале».
94
«О, если б ваши внуки мир нашли! —
Ответил я. — Но разрешите путы,
Которые мой ум обволокли.
97
Как я сужу, пред вами разомкнуты
Сокрытые в грядущем времена,
А в настоящем взор ваш полон смуты».[115]
100
«Нам только даль отчетливо видна, —
Он отвечал, — как дальнозорким людям;
Лишь эта ясность нам Вождем дана.
103
Что близится, что есть, мы этим трудим
Наш ум напрасно; по чужим вестям
О вашем смертном бытии мы судим.
106
Поэтому, — как ты поймешь и сам, —
Едва замкнется дверь времен грядущих,[116]
Умрет все знанье, свойственное нам».
109
И я, в скорбях, меня укором жгущих:
«Поведайте упавшему тому,
Что сын его еще среди живущих;
112
Я лишь затем не отвечал ему,
Что размышлял, сомнением объятый,
Над тем, что ныне явственно уму».
115
Уже меня окликнул мой вожатый;
Я молвил духу, что я речь прерву,
Но знать хочу, кто с ним в земле проклятой.
118
И он: «Здесь больше тысячи во рву;
И Федерик Второй[117] лег в яму эту,
И кардинал[118]; лишь этих назову».
121
Тут он исчез; и к древнему поэту
Я двинул шаг, в тревоге от угроз,[119]
Ища разгадку темному ответу.
124
Мы вдаль пошли; учитель произнес:
«Чем ты смущен? Я это сердцем чую».
И я ему ответил на вопрос.
127
«Храни, как слышал, правду роковую
Твоей судьбы», — мне повелел поэт.
Потом он поднял перст: «Но знай другую:
130
Когда ты вступишь в благодатный свет
Прекрасных глаз, все видящих правдиво,
Постигнешь путь твоих грядущих лет».[120]
133
Затем левей он взял неторопливо,
И нас от стен повел пологий скат
К средине круга, в сторону обрыва,
136
Откуда тяжкий доносился смрад.
Круг шестой (окончание) 1
Мы подошли к окраине обвала,
Где груда скал под нашею пятой
Еще страшней пучину открывала.
4
И тут от вони едкой и густой,
Навстречу нам из пропасти валившей,
Мой вождь и я укрылись за плитой
7
Большой гробницы, с надписью, гласившей:
«Здесь папа Анастасий заточен,
Вослед Фотину правый путь забывший».[121]
10
«Не торопись ступать на этот склон,
Чтоб к запаху привыкло обонянье;
Потом мешать уже не будет он».
13
Так спутник мой. «Заполни ожиданье,
Чтоб не пропало время», — я сказал.
И он в ответ: «То и мое желанье».
16
«Мой сын, посередине этих скал, —
Так начал он, — лежат, как три ступени,
Три круга, меньше тех, что ты видал.
19
Во всех толпятся проклятые тени;
Чтобы потом лишь посмотреть на них,
Узнай их грех и образ их мучений.
22
В неправде, вредоносной для других,
Цель всякой злобы, небу неугодной;
Обман и сила — вот орудья злых.
25
Обман, порок, лишь человеку сродный,
Гнусней Творцу; он заполняет дно
И пыткою казнится безысходной.
28
Насилье в первый круг заключено,
Который на три пояса дробится,
Затем что видом тройственно оно,
31
Творцу, себе и ближнему чинится
Насилье, им самим и их вещам,
Как ты, внимая, можешь убедиться.
34
Насилье ближний терпит или сам,
Чрез смерть и раны, или подвергаясь
Пожарам, притесненьям, грабежам.
37
Убийцы, те, кто ранит, озлобляясь,
Громилы и разбойники идут
Во внешний пояс, в нем распределяясь.
40
Иные сами смерть себе несут
И своему добру; зато так больно
Себя же в среднем поясе клянут
43
Те, кто ваш мир отринул своевольно,
Кто возлюбил игру и мотовство
И плакал там, где мог бы жить привольно.
46
Насильем оскорбляют божество,
Хуля его и сердцем отрицая,
Презрев любовь Творца и естество.
49
За это пояс, вьющийся вдоль края,
Клеймит огнем Каорсу и Содом[122]
И тех, кто ропщет, бога отвергая.
52
Обман, который всем сердцам знаком,
Приносит вред и тем, кто доверяет,
И тем, кто не доверился ни в чем.
55
Последний способ связь любви ломает,
Но только лишь естественную связь;
И казнь второго круга тех терзает,
58
Кто лицемерит, льстит, берет таясь,
Волшбу, подлог, торг должностью церковной,
Мздоимцев, своден и другую грязь.
61
А первый способ, разрушая кровный
Союз любви, вдобавок не щадит
Союз доверья, высший и духовный.
64
И самый малый круг, в котором Дит[123]
Воздвиг престол и где ядро вселенной,
Предавшего навеки поглотит».[124]
67
И я: «Учитель, в речи совершенной
Ты образ бездны предо мной явил
И рассказал, кто в ней томится пленный.
70
Но молви: те, кого объемлет ил,
И хлещет дождь, и мечет вихрь ненастный,
И те, что спорят из последних сил,
73
Зачем они не в этот город красный
Заключены, когда их проклял бог?
А если нет, зачем они несчастны?»
76
И он сказал на это: «Как ты мог
Так отступить от здравого сужденья?
И где твой ум блуждает без дорог?
79
Ужели ты не помнишь изреченья
Из Этики, что пагубней всего
Три ненавистных небесам влеченья:
82
Несдержность, злоба, буйное скотство?
И что несдержность — меньший грех пред богом
И он не так карает за него?
85
Обдумав это в размышленьи строгом
И вспомнив тех, чье место вне стены
И кто наказан за ее порогом,
88
Поймешь, зачем они отделены
От этих злых и почему их муки
Божественным судом облегчены».[125]
91
«О свет, которым зорок близорукий,
Ты учишь так, что я готов любить
Неведенье не менее науки.
94
Вернись, — сказал я, — чтобы разъяснить,
В чем ростовщик чернит своим пороком
Любовь Творца; распутай эту нить».
97
И он: «Для тех, кто дорожит уроком,
Не раз философ[126] повторил слова,
Что естеству являются истоком
100
Премудрость и искусство божества.
И в Физике прочтешь,[127] и не в исходе,
А только лишь перелистав едва:
103
Искусство смертных следует природе,
Как ученик ее, за пядью пядь;
Оно есть божий внук, в известном роде.
106
Им и природой, как ты должен знать
Из книги Бытия, господне слово
Велело людям жить и процветать.
109
А ростовщик, сойдя с пути благого,
И самою природой пренебрег,
И спутником ее,[128] ища другого.
112
Но нам пора; прошел немалый срок;
Блеснули Рыбы над чертой востока,
И Воз уже совсем над Кавром лег,[129]
115
А к спуску нам идти еще далеко».
