Горизонт вселенную разрезал
надвое.
Которая половина твоя?
Новогодняя ночь
мишурой драпирована,
свежесть снежной хвои
по домам разворована.
За обильным столом
в телевизорном смоге
мы подняться не можем
уже надо многим:
над привычным устоем,
над бытом приличным,
над отлично устроенным
очень уж личным.
Я бы резкостью слов
продолженье прервал.
Новогодняя ночь.
Перевал?
Перевал.
А ночь уже идет на убыль
и с каждым днем – длиннее день.
Поджав обиженные губы,
зима спешит укрыться в тень,
оттуда ветром леденящим
пуржит пурга, метель метет.
Хвала и слава уходящим.
Я – с теми, кто спешит вперед.
Я многого весной не понимаю
Я многого весной не понимаю;
давно ли был душою тверд как лед,
а нынче опрометчивым трамваем
я отправляюсь в звездный перелет.
Года – километровые столбы
Года – километровые столбы
нам время от рожденья отмеряют,
что впереди – крутые лбы
и те – не знают.
Еще земля травой не закипела
Еще земля травой не закипела
и пеной снег над лужами навис,
а воробьи выводят «а капелла»
и повторяют без конца на «бис».
Река, зашторенная льдами,
брюзжит рыбацкими следами.
Одета земля еще
в белую шубку
и дует на пальцы озябшие
сосен,
а солнце, уже распалясь
не на шутку,
выжгло на небе яркую просинь.
И сверху сочится
мартовским зноем,
им крыши ответствуют
капель картечью,
и женскому празднику
сердце навстречу
раскрылось как первый подснежник
весною.
Жабо пушистых облаков
и небо голубее лазурита,
сугробы, обожженные с боков,
кровоточат.
Весна во всем разлита.
Светает.
Волшебно-святая
кончается ночь.
А мне еще спится,
а мне еще снится
прошедшего дня золотая частица.
Но надо себя превозмочь,
к грядущим делам причаститься.
Года – как порох.
В порах бытия
и ты и я -
мы все взрывоопасны.
Но главное, чтоб не была
напрасной,
невыстрелившей жизнь твоя.
Наши волосы посеребрило инеем
Наши волосы посеребрило инеем,
в голосе уж звонкости той нет,
но по-прежнему багряно-синим
по утрам нам чудится рассвет.
В мире нет, не потускнели краски
в отблесках уставшего костра.
Не бывает возраста у сказки,
не бывает молодость стара.
Тепло и свет дарует людям солнце
Тепло и свет дарует людям солнце,
но уповать на чей-то дар не будем.
Тепло и свет приносят людям
люди.
Бегу, бегу, бегу, бегу,
но на Байкальском берегу
седая лошадь Времени
решила вдруг остановиться
испить водицы.
Как хочется из стремени
освободиться мне и повториться,
омолодившись в ледяной волне.
Громкоголосая стихия
о берег бьется головой.
Горько-соленые стихи я
в ее вплетаю голый вой.
И однотонное отчаянье
в своих объятьях нас роднит.
Но многотонное молчанье
волна, отхлынув, породит.
Рассвет, как красный иноходец
Рассвет, как красный иноходец,
копытом бьет по тишине,
и небо тает в вышине,
и звёзды прячутся в колодец.
Случайно всё: зима сейчас иль лето,
что снится мне, чем грежу наяву.
Случайно я увы, не стал поэтом.
Лишь не случайно то, что я живу.
С любым из нас мечты нерасторжимы
С любым из нас мечты нерасторжимы,
как мы с своею сущностью земной.
Как скалолаз я лезу на вершины,
не те, что под,
а те, что надо мной.
Жизнь не такая уж
штука бесславная,
если суметь ухватиться за главное
Тополя как альпинисты
по расщелинам, по кручам
лезут вверх, где небом чистым
дышит грудь полней и лучше.
Там, в соседстве с ледниками
и манящим вверх простором,
станет тело словно камень,
станет сердце коридором,
всем ветрам доступным станет,
человеческим и божьим.
Если сердце не устанет,
мы с ним вместе песню сложим.
Когда человек достигает зенита
Когда человек достигает зенита,
не грех обернуться
и взглядом вернуться
в отцовского дома дверной окаём,
и вспомнить тот первый
осколок гранита, что лёг в основанье моё.
На свой вопрос, высокого пошиба
иль низкого дела стоят за мной
и сколько сделал в жизни я ошибок,
уверенно отвечу: ни одной.
Ведь вспять вернуться и прожить иначе,
чтобы сравнить итог, нам не дано.
И тем шажком, что я дорогу
начал,
гордиться и в конце мне суждено.
Не считайте меня ветераном
Не считайте меня ветераном,
я еще не успел совершить,
что завещано было вчера нам
вместе с правом физически жить.
Облака и те
как на плакате:
послушные,
скушные.
Ветеран – от слова ветер.
У него душа как парус.
Он, пока живет на свете,
не приемлет слова «старость».
Короткой мимолётностью штриха
Короткой мимолётностью штриха
себя во мне отобразила Русь,
и я неповторимостью стиха
всей сутью изначально повторюсь.
Деревья, жертвуя собой,
ковром шуршащим устилают
нагую землю. И кто знает,
что ждёт их будущей зимой.
А я, укутанный в резину,
бреду по пёстрому ковру
и вслух самозабвенно вру,
что жизнь прошла лишь вполовину,
что впереди годов не счесть.
Слова как липнущая лесть
хотят сознанье убаюкать.
А если мне навстречу вьюга…
Перед собой как перед строем
я обнажусь до естества,
осыпется моя листва.
Кого она теплом укроет?
Устаю -
но стою,
не
