* * *
Вот говорят: любовь — мечты и розы,
И жизни цвет, и трели соловья.
Моя любовь была сугубой прозой,
Бедней, чем остальная жизнь моя.
Но не всегда… О нет! Какого чёрта!
Я тоже был наивным, молодым.
Влюблялся в женщин, радостных и гордых,
И, как себе не верил — верил им.
Их выделяло смутное свеченье,
Сквозь всё притворство виделось оно.
И мне они казались воплощеньем
Того, что в жизни не воплощено.
Но жизнь стесняет рамками своими,
Боится жить без рамок человек.
И уходили все они — с другими,
Чтоб, не светясь, дожить свой скромный век.
Они, наверно, не могли иначе,
Для многих жизнь не взлёт, а ремесло.
Я не виню их вовсе. И не плачу.
Мне не обидно. — Просто тяжело.
Я не сдавался. Начинал сначала.
Но каждый раз проигрывал свой бой.
И наконец любовь моя увяла
И притворилась грубой и слепой.
Жила как все и требовала мало.
И не звала куда-то, а брала.
И тех же, гордых, просто побеждала…
И только счастья в этом не нашла.
Затем, что не хватало мне свеченья,
Что больше в них не грезилось оно.
Что если жить, так бредить воплощеньем
Того, что в жизни не воплощено.
Всё испытал я — ливни и морозы.
Вся жизнь прошла в страстях, в сплошном огне.
И лишь любовь была обидной прозой…
Совсем другой любви хотелось мне.
1958
Я в сказки не верю. Не те уж года мне.
И вдруг оказалось, что сказка нужна мне,
Что, внешне смирившись, не верящий в чудо,
Его постоянно искал я повсюду,
Искал напряжённо, нигде не встречая,
Отсутствие сказки всегда ощущая…
Всё это под спудом невидное крылось,
И всё проявилось, лишь ты появилась.
1954
Я о богатстве сроду не мечтал
И капитал считаю вещью грязной.
Но говорят, теперь я мыслить стал
Методою мышленья буржуазной.
Так говорят мне часто в наши дни
Те, у кого в душе и в мыслях ясно.
В Америке такие, как они,
За те ж грехи меня б назвали красным.
Решительно теперь расколот век.
В нём основное — схватка двух формаций.
А я ни то ни сё — я человек.
А человеку некуда податься.
Повсюду ложь гнетёт его, как дым,
Повсюду правда слишком беспартийна.
Таких, как я, правительствам любым
Приятней видеть в лагере противном.
Но всё равно потом от всех страстей,
От всех наскоков логики плакатной
Останется тоска живых людей
По настоящей правде… Пусть абстрактной.
1954
Когда одни в ночи лесной
Сидим вдвоём, не видя листьев,
И ты всей светлой глубиной
Идёшь ко мне, хотя боишься,
И, позабыв минутный страх,
Не говоря уже, что любишь,
Вдруг замираешь на руках
И запрокидываешь губы,
И жить и мыслить нету сил…
Вдруг понимаю я счастливо,
Что я свой крест не зря тащил
И жизнь бывает справедлива.
1954
Девушка расчёсывала косы,
Стоя у брезентовой палатки…
Волосы, рассыпанные плавно,
Смуглость плеч туманом покрывали,
А ступни её земли касались,
И лежала пыль на нежных пальцах.
Лес молчал… И зыбкий отсвет листьев
Зеленел на красном сарафане.
Плечи жгли. И волосы томили.
А её дыханье было ровным…
Так с тех пор я представляю счастье:
Девушка, деревья и палатка.
1954
Ты разрезаешь телом воду,
И хорошо от неги водной.
В воде ты чувствуешь свободу.
А ты умеешь быть свободной.
И не пойму свои я чувства
При всей их ясности всегдашней.
И восхитительно, и грустно,
И потерять до боли страшно.
1954
И прибои, и отбои —
Ерунда и пустяки.
Надо просто жить с тобою
И писать свои стихи, —
Чтоб смывала всю усталость
Вдохновения струя…
Чтобы ты в ней отражалась
Точно так же, как и я.
1954
Неустанную радость
сменила усталость.
Вновь я зря расцветал,
разражался весной,
И опять только
руки и плечи остались,
А слова оказались
пустой болтовнёй.
Ты ошиблась — пускай…
И к чему эти речи?
Неужели молва
так бесспорно права,
И всегда остаются
лишь руки и плечи
И, как детская глупость,
всплывают слова?
1954
В холоде ветра
зимы напев.
Туч небеса полны.
И листья сохнут,
не пожелтев,
Вянут, —
а зелены.
Листьям своё не пришлось дожить.
Смял их
морозный день.
Сжатые сроки…
Идут дожди…
Осень в Караганде.
Новые зданья
сквозь дождь
глядят,
В каплях —
ещё нежней
Бледный,
зелёный,
сухой наряд
Высаженных
аллей.
И каждый
своё не доживший лист
Для сердца —
родная весть.
Деревья
как люди:
не здесь родились,
А жить приходится —
здесь.
И люди в зданьях
полны забот,
Спешат,
и у всех дела…
И людям тоже недостаёт
Ещё немного
тепла,
Но сроки сжаты,
и властен труд,
И надо всегда спешить…
И многие
так
на ходу
умрут,
Не зная,
что значит
жить…
Мы знаем…
Но мы разошлись с тобой.
Не мы,
а жизнь развела…
И я сохраняю
бережно боль,
Как луч
твоего тепла.
Но я далеко,
и тебя здесь нет,
И всё это —
тяжело.
Как этим листьям —
зелёный цвет,
Мне нынче
твоё тепло.
Но сроки сжаты,
и властен труд,
И глупо
бродить, скорбя…
Ведь люди
без многого
так живут,
Как я живу
без тебя.
1954
1
Нет, не с тем, чтоб прославить Россию,
Размышленья в тиши любя,
Грозный князь, унизивший Киев,
Здесь воздвиг её для себя.
И во снах беспокойных видел
То пожары вдоль всей земли,
То, как детство, — сию обитель
При владенье в Клязьму Нерли.
Он — кто власти над Русью добился,
Кто внушал всем боярам страх —
Здесь с дружиной смиренно молился
О своих кровавых грехах.
Только враг многолик и завистлив,
Пусть он часто ходит в друзьях.
Очень хитрые тайные мысли
Князь читал в боярских глазах…
И, измучась душою грубой
От улыбок, что лгут всегда,
Покидал он свой Боголюбов
И скакал на коне сюда.
Здесь он черпал покой и холод.
Только мало осталось дней…
И под лестницей был заколот
Во дворце своём князь Андрей.
От раздоров земля стонала:
Человеку — волк человек,
Ну а церковь — она стояла,
Отражаясь в воде двух рек.
А потом, забыв помолиться
И не в силах унять свой страх,
Через узкие окна-бойницы
В стан татарский стрелял монах.
И творили суд и расправу,
И терпели стыд и беду.
Здесь ордынец хлестал красавиц
На пути в Золотую Орду.
Каменистыми шли тропами
Мимо церкви
к чужим краям
Ноги белые, что ступали
В теремах своих по коврам.
И ходили, и сердцем меркли,
Распростившись с родной землёй,
И крестились на эту церковь,
На прощальный её покой.
В том покое была та малость,
Что и надо в дорогу брать:
Всё же Родина здесь осталась,
Всё же есть о чём тосковать.
Эта церковь светила светом
Всех окрестных равнин и сёл…
Что за дело, что церковь эту
Некий князь для себя возвёл!
2
По какой ты скроена мерке?
Чем твой облик манит вдали?
Чем ты светишься вечно, церковь
Покрова на реке Нерли?
Невысокая, небольшая,
Так подобрана складно ты,
Что во всех навек зароняешь
Ощущение высоты…
Так в округе твой очерк точен,
Так ты здесь для всего нужна,
Будто создана ты не зодчим,
А самой землёй рождена.
Среди зелени — белый камень,
Луг, деревья, река, кусты.
Красноватый закатный пламень
Набежал — и зарделась ты.
И глядишь доступно и строго,
И слегка синеешь вдали…
Видно, предки верили в Бога,
Как в простую правду земли.
1954
Подмосковная платформа в апреле
