Вадим Андреев - Стихотворения и поэмы в 2-х т. Т. I

Над стогнами ночного града,
В великолепной тишине,
Сияет лунная прохлада
И звезды блещут в вышине.

Беззвучно лапу поднимает
На пьедестале призрак льва.
Ковром серебряным мерцает
Самодержавная Нева.

Стихов прозрачных бормотанье.
И пахнет миртами гранит.
Уже на первое свиданье
К поэту Делия спешит.

И вдруг божественный глагол,
Торжественный и величавый,
Луной посеребренный дол
Обжег невыносимой славой.

Пророческая ночь гремит,
Крылами ангелов трепещет,
И голос Пушкина звучит
Во тьме таинственной и вещей.

Вы сохранили, мудрые дубы,
Его стихов необщий отпечаток,
Дыхание высокой ворожбы
И мыслей человеческих достаток.

Когда горячий воздух знойно-тих
И дремлет тень в аллеях синих парка,
Ваш лист узорчатый, как жесткий стих,
Сверкает и таинственно и ярко.

И чем настойчивей осенний хлад
Свершает предрассветные набеги,
Тем звонче и торжественней горят
Полуистлевшие слова элегий.

Человек боится звуков,
Музыки нездешних слов.
Для него родная скука
Слаще безотчетных снов.

Он живет в своем жилище,
Замыкая тесный круг,
Охраняя плоский, нищий
И понятный жизни стук.

Но когда, как некий демон,
Принесет ему поэт
Бархатный огонь поэмы,
В звуки воплощенный свет,

Он тогда в летучем слове
Сквозь земную дребедень
Голубого неба ловит
Ослепительную тень,

Он бежит в ночные рощи,
В бесконечные поля,
Где, внимая звездам, ропщет
Обреченная земля,

Где плывут, страшась неволи,
По холодным небесам
Без страдания и боли —
Неземные голоса.

Как двойственны в душе моей
Живой природы отраженья:
Чем мрак неистовый страшней,
Чем ночь и глубже и темней,
— Тем бескорыстней озаренье.

Когда же сквозь лучистый мир
Взлетает в небо с восклицаньем
Кудрявым мальчиком зефир —
Стою беспомощен и сир
Перед дневным очарованьем.

Синий дым над твоими степями,
Черный ветер свистит вдалеке,
И полощет советское знамя
Темно-красные крылья в реке.

Ветер клонит плакучие ивы,
Над пожарами пепел несет,
Стережет безглагольные нивы —
Точно чудище — мертвый завод.

Заросли повиликой и мятой
Проржавелые ребра стропил,
И похожи стальные канаты
На узлы перекрученных жил.

И ползет — над степями, песками,
Через гнезда пустых деревень,
Точно синее, жидкое пламя,
Облаков молчаливая тень.

Лишь лохмотьями тело прикрыто,
Но как только приложишь ладонь —
Ты поймешь тот глубокий, сокрытый,
Животворный и нежный огонь.

Высоко — выше славы и счастья
И бессмертней, чем небо и ад,
Непорочной языческой страстью
Лебединые трубы гремят.

Перед зеркалом черные косы расчешет Рахиль.
То, что сказано в Библии, — нет, никогда не свершится.
На закате, вдали, над пустою дорогою пыль,
Как прозрачная, желтая роза горит и клубится.

Все исчезнет. Рассыплется роза, и только гармонь
В темно-розовом воздухе будет смеяться и плакать.
Ты к далекому небу протянешь сухую ладонь,
И в ладони твоей зашевелится горсточка мрака.

Расплели и остригли. На сером струятся полу
Неживые, но все еще теплые, черные косы,
И впиваются в то, что распластано в грязном углу,
Голубые глаза, как несносные, жадные осы.

Не исполнится то, что предсказывал миру пророк:
Оказалось, что правду одна лишь Кассандра узнала,
Оказалось, что жизнь — это только сыпучий песок,
Тот, с которым в саду перед домом ты в детстве играла.

И за то, что вот ты никогда не вернешься назад,
Не пойдешь за околицу слушать солдатские песни,
Мы не смеем на небо глядеть, — в этот страшный закат,
В этот мир, окружающий нас тяготою телесной.

В поисках высокой песни,
Полон призраками слов,
Прожил я мой век телесный
Точно тысячу веков.

Холодеющие губы
Тронул поцелуем сон.
Возникает в темной глуби
Бархатный и теплый звон,

И ко мне из ниоткуда
Долгожданных звуков рой
Прилетает нежным чудом,
Гармонической игрой.

Новой истиною полный,
Я живу и не живу,
Я сквозь бархатные волны
В даль бессмертную плыву.

По полю бежит дорога.
Ничего не надо знать.
Я б хотел еще немного
Этой жизнью подышать,

Этим воздухом и зноем,
Запахом цветущей ржи,
Этим радостным покоем
Отдыхающей межи,

И когда над головою
Пронесутся журавли,
Прикоснуться всей душою
К голосам моей земли,

И, насытясь всем прекрасном,
Всем сиянием земным, —
Раствориться в небе ясном,
Точно окрыленный дым.

Медлительно течет таинственная Сена.
Повисли над водой упругие мосты.
Бросают волны на глухие стены
Дрожащие, прозрачные цветы.

Упорный рыболов закинул очень ловко
Сверкнувшую огнем крученую лесу,
И вновь с невозмутимою сноровкой
Удилище он держит на весу.

Из-под моста с трудом, пыхтя трубой, как трубкой,
Шаланды вытащил большой буксирный жук.
Лохматый капитан в стеклянной рубке
Руля не смеет выпустить из рук.

Париж сегодня тих, как пьяница заправский:
Раскаянье его настойчиво гнетет.
Вот в этом доме жил Борис Поплавский,
И для меня он все еще живет.