В каждом из нас есть что-то скрытое, неизведанное. Что-то, что прячется в глубине нашего сердца. Посвящается частичке Вселенной внутри каждого из нас
Не стучись в мою дверь, Я тебе не открою, И словам ты не верь, От тебя я все скрою. Темнота сменит льющийся пламенный свет, Потому что путей к моему сердцу нет. Даже если пройдешь Меж решёток железных, Дальше ты не уйдешь — Много склонов отвесных. Слишком много наточенных яростных пик. Они здесь искажают мой истинный лик. Ты упрямишься, Ищешь другие пути. Ты останешься Вместе со мной взаперти. Будешь чувствовать тяжесть железных оков, До поры, когда рухнет твой стержня остов. А я буду смотреть Изнутри и снаружи. Я не буду терпеть, Как терпели все души. Ты сломаешь меня, если я оглянусь, И поэтому я ни за что не прогнусь. Заплутав и устав, Ты попался в капкан. На дорогу упав, Истекаешь от ран. Я склонюсь посмотреть на бездвижное тело, Как оно от блужданий души ослабело. Не вини меня. Видишь на коже шипы? Кровяная броня. Твои мольбы скупы. Ты поймаешь меня, когда я наклонюсь. Мои иглы проткнут тебя, я же колюсь. Ты глупец, Обнимаешь упрямо мой дух. Я, увы, не жилец, Для людей свет потух. Но внутри что-то дрогнет от пальцев твоих, Я подумаю, как же мне будет без них. И шипы вдруг исчезнут, Осыпятся прахом. И все копья враз треснут Под твердым замахом. И затянутся раны от острых ножей. Те затянутся, след от которых свежей. Я заплачу, Ты будешь меня обнимать. Я утрачу Способность людей убивать. И в ответ я прижмусь к твоей глупой душе, И мы вместе заснем в тишины мираже.
Я могу
Я могу очень долго молчать И могу очень долго терпеть, Так, как будто нельзя сказать, Так, как будто нельзя сгореть. Я могу навсегда уйти, Я могу не смотреть назад. Я могу. Но а надо ли? Я могу идти наугад… Я всю жизнь могу только грустить Или только до слез смеяться. Я могу всех и вся любить Или даже ни раз не пытаться. Я способен взлететь в небеса И способен упасть на дно, Я способен читать глаза, Я не верю, что все решено. Я могу очень долго страдать И могу очень долго светиться, Только вот не могу кричать, Но могу во всем усомниться. Я могу и сойти с ума, Но ведь это наверно не важно, Потому что вся жизнь одна, Потому что ничто не страшно.
Однажды
Однажды прикоснувшись к прекрасному, он уже не вернётся обратно, Будет странен, наверное, даже опасен, что уж там говорить деликатно. Его взор будет сер, как туман над водой, но глаза будут ярче огней. И он будет не здесь, он уйдет далеко, будет там, где он станет сильней. Он изменится враз, неожиданно, быстро, за секунду, а может за вечность. Ему больше нет смысла быть только здесь, потому что он есть бесконечность. Однажды прикоснувшись к прекрасному, обнаружит он белые крылья. Только вновь обретя их, расстанется с ними, будет рвать и метать от бессилья. Его взор будет вечно направлен вовнутрь, к месту скрытого теплого чуда. Все подумают, что он, наверное, слеп, что он слег от того, что простуда. Он не сможет забыть, но он сможет понять, и сожрёт его грусть и тоска, Когда будет он думать о чуде везде, даже если их связь и хрупка.
