Валерий Кузьмин - Душа из тела вышла отдохнуть… (сборник)

Лиса под старость родилA,
Хоть не носила,
Но видно небеса,
Придали силы…
К тому и приложил,
Как будто муж,
Хоть не в нее,
Но кто-то там родила,
И все считается,
Как будто бы ее,
Вот это сила!
И рады все,
В лесу – как Новый год!
Кто – за нее,
Кто за – козла,
Но тоже пьет.
Но тот козел
Был молод и с умом,
Объехал старую,
И вроде ни причем,
Когда-то, где-то,
Что-то положил,
Замерзло то,
И он о нем забыл,
Но ей приперло,
И на остаток лет,
Все разморозила,
И вот готов конверт,
С которого,
Вот радость!
Два птенца,
Как будто бы
Похожи на отца,
И так кричат,
Скорей давай в печать,
Похоже, что похожи
И на мать!
Вокруг гадают,
Как же от козла,
Хоть молодого,
Все же понесла?
И как в лисе
Не сдох гормон?
От старости засох
Давно бы он.
И как смогла та черепаха
Родить птенцов
Союзного масштаба?
И сколько ей
За чудо из чудес
Замазали,
Чтоб принесла с небес?
Шумит народ лесной,
Дивятся звери,
Что тот козел с лисой,
От счастья озверели,
Иль потешаются,
Вот «утка», вот поели!
Мы вам не донесли:
Из той постели
У нас там в морозильнике
Подарки,
Вы снова вновь получите,
От галки,
Пройдет еще десятка,
Потерпите,
Мы правнуков на свет,
Вы только ждите.
Козел припас
Десятка два подарков,
Откройте рот,
Нам для ослов
Не жалко.

Мораль проста:
Все, что хотите,
Надежно в холодильнике храните.

Зарядите от плеча до пятки,
Чтоб пробрала в костях дрожь,
На когтях чтоб выступили пятна,
В зеркале в себя был не похож.

Оглянись через плечо и вздрогни,
Пробежал мурашка до копца,
Постучался кто-то вдруг в оконце,
И ушла до полика душа.

Ты ли там иль тень твоя стояла,
Помурлыкав к господу ушла,
И подкова мелко задрожала
Над дверьми, сошедшая с ума.

Поднялись от шага половицы,
И сквозь щели выперся туман,
Тараканы влезли в роговицы,
Все срослось, и это не обман…

Вон стоит и крестится на угол,
Угол пуст, лампада лишь коптит,
И угодник с ласковым прищуром,
Молча, но на ухо говорит:

«Твой молебен отчитал, креститься
Поздно, грех с собою унесешь,
И не стоит вышнему молиться,
Не поймет, да и не вознесет.

Проскребись с последним, может капнет
В ту ладонь, что держишь на ветру,
И немножечко в душе ослабнешь,
Может правильно и может быть приму…

Взрыв от снаряда под каской набатом застрял,
Кто-то поднялся, а кто-то уже и не встал,
Кто-то распластан, а кто-то от боли стонал,
Кто-то сквозь слезы вслепую курок нажимал.

Страшно, хоть пишут, что все как один,
Но лишь один он судьбе своей господин,
Трудно, не верится, встали в штыки «на ура»,
Что эта пуля тебе, а не рядом, пришла.

Только под взрывы солдат не считает никто,
Екнулось, дернулось, может сейчас не мое…
Может сосед по землянке, а ты лишь за ним,
Богом замоленый в сказках лишь неуязвим.

А собиравшие к вечеру, чтоб хоронить,
Все удивлялись, как можно здесь было дожить…
Землю с лица стерли: «Боже, живой!»,
Видно землею спасен, хоть засыпан землей.

И, насыпая поверх для крестов,
Крестятся молча, уставшие видно от слов,
Что говорить, не поверят и не простят
Тыщи загубленных воинством русским ребят,

Что в восемнадцать, а дальше не доживут,
Лягут рядами, другие лишь рядом пройдут…
Много таких же познавших всю боль от войны,
Но уцелевших: «А сможешь, браток, так и ты?!».

Лишь дайте женщине зацепку,
Один лишь раз и вам хана,
Она уцепится за щепку,
И будет правою всегда.

За тот осколок, будь неладен,
Вас до могилы доведет,
И ты, обласканный засранец,
По жизни будешь идиот.

А если что-то накопает,
Век не отмоешься – молчи,
Но все равно загажен глянец,
Ты будешь черным, как не три.

Вы придумайте слово попроще,
Чихурдукнуть – ну как, не слабо?
Это вам не родиться, не сдохнуть,
Как понять, если нет здесь его.

Блаженства мир под музыку любви,
Лишь я один и рядом только ты,
Все слилость в страсть и только для двоих,
Какая власть любви сплетается внутри.

Не замечаем, все так высоко,
Под нами мир который далеко,
В сплетение тел, в сплетение наших душ,
Все так прекрасно, бог великодушен.

Любовь двоих, рожденная в ночи,
Дает возможность облегчения души,
И откровенность страсти изнутри,
Рождает жизнь, ты лишь ее вкуси.

Любовь взаимная – вот это благодать,
Поверить трудно, но трудней сыскать,
Но если повстречается, поверь,
Она одна, люби, молись и верь.

Как описать, чтоб било не в слезу,
Чтоб замолчали плачи от разлуки,
И чтобы не заламывали руки,
Как описать Чеченскую войну?!

У тех, кто слезы выплакал давно,
Сухой щекой забывшей о печали,
Все трется о надгробие одно,
В котором все свое, о чем мечтали.

Как воскресить, осталась лишь мольба,
Храни Господь, хоть память, но осталась,
И те остатки, что зовется старость,
Несу сюда, такая вот судьба.

Несправедливость, раньше лучше я,
А он бы нес цветы, вот это радость…
Но вот стою, смотрю в его глаза,
Они мне с фото: «Мама, не дождалась…»

Комары и мухи бьются в стекла,
Я смотрю на них чуть-чуть хмурной,
И чего им тихо не живется?
Нарушают мирный мой покой…

В хате тишь, лишь крыса у порога
Как родная смотрит мне в глаза,
Так, сопрет по-тихому немного,
Пусть живет, ведь милая она.

Чуть вздремну, по кухне тараканы
Начинают дружно топотать,
И сверчок на ухо напевает,
Значит полночь, надо засыпать.

Как засну, клопы бока щекочут,
Божьи твари, даже веселО,
Паутина на ухо свисает,
Вот житуха, как же так свезло!

Скрипнула пружина у дивана
Видно сгнил давненько и протух,
А вставать придется очень рано.
Я же сельский, я простой пастух.

Чуть заря, с хлыстом и самосадом
Вдоль деревни собираю скот,
Кто краюху, кто и со стаканом,
Провожают на дневной поход.

И собрав все стадо на поляне,
Как Суворов осмотрев ряды,
Доверяют, видно, мне сельчане,
Я кричу: «Привет богатыри!».

И душой, открытой нараспашку,
Отдыхаю от ночной возни,
Просушу прогнившую рубашку,
Скину на день с пяток сапоги.

День прошел, пригнал и к дому – телом,
На досуге книгу полистал,
Вспомнил что когда-то что-то делал,
И других когда-то обучал.

Что в деревне был тогда в почете,
Ведь учить не каждому дано,
Но теперь здесь все на перечете,
Единицы, до чего дошло…

Все кто мог сорвались, опустела,
Жизнь под склон, деревня умерла,
Власть советская с буржуйским телом
Не срослась, не выжила, ушла.

Школьный двор затих, видать надолго,
Клуб как морг, в округе тишина,
И сижу я плача на пригорке,
А вокруг такая красота!

Бьются в окна комары и мухи,
Так и люди бьются в жизнь свою,
Вся деревня уж лежит на брюхе,
Помирая и молясь в бреду.

Мне что-то очень давит изнутри,
А может давит даже и снаружи,
И голос чей-то тихо: «Посмотри,
Всем хорошо, бывает всем и хуже».

Что маешься, чего тебе не жить,
Чего ты бесишься, но это только с жиру,
Машина и квартира, что лепить,
Не съешь всего, не заберешь в могилу.

Не проживешь ты более других,
А лучше них прожить уже не сможешь,
И руку протянув чтоб окрестить
Не донесешь, здоровью не поможешь.

В глазах мелькнет, я начал все не так,
А начинать поздненько – все убЫло,
И миллионы как простой пятак,
И нет в них ни какой предсмертной силы.

Мне что-то очень давит изнутри,
Мы тратим в мелочах мгновенья жизни,
Присядь, задумайся, не много отдохни,
Влюбись попробуй и к любви привыкни.

Я как всегда немного опоздал,
Иль закрутился в жизни бесшабашной,
Прими хоть поздно то, что написал,
Зато с душой открытой на распашку.

Какой уж год желать того, что все
Тебе уже, конечно, зажелали,
От этого мутится на душе,
А хочется того, что не давали.

Прикинь, какой бы праздник был с утра,
Открыв глаза, а кофе на подносе,
Муж мечется давно вокруг стола,
А дочь от счастья что-то произносит.

Начищен пол, все плошки по местам,
Намылено, наглажено, разлито
По двум бокалам пена по краям,
И ты, как лебедь, вся душой раскрыта.

Вот это праздник, так бы каждый день,
Встречать с утра с улыбкою открытой,
Хороший сон, вставать конечно лень,
А муж храпит и как всегда не бритый.