неразделимо.
В богах оно, это нечто, имеет те же размеры,
И пространство оно занимает то же, что тело.
Это и есть их тело.
По этой причине мы говорим, что боги бессмертны.
Боги не состоят из души и тела.
У них есть одно лишь тело, и они совершенны.
Тело для них - душа,
И сознанье их - в их же божественной плоти.
x x x
Кто знает, это, быть может, мой день последний.
Приветствуя солнце - оно восходило справа,
Прощаться с ним не стал, говоря этим как бы,
Что видеть его мне было всегда приятно.
-- [ РИКАРДО РЕЙС ] =======================================
x x x
Сплети мне венок из роз,
Из вьющихся роз венок
Ароматный
Из роз, что столь быстротечны
И на челе увядают
Так скоро!
Сплети мне венок из роз
И быстровянущих листьев.
И только.
x x x
С небосвода скрылась упряжка Феба.
Пыль, что поднялась от копыт квадриги,
Затянула легкой прозрачной дымкой
Даль окоема;
Слышится звучанье свирели Пана,
В воздухе недвижном струятся трели,
Горестно и сладостно отпевая
День уходящий.
Полная печали, для ласк созревшая
Жница златокудрая знойной нивы,
Ты невольно ловишь напев далекий,
Шаг замедляя,
Внемлешь древней флейте лесного бога,
Песне, что доносит вечерний ветер,
Но я знаю - думаешь о богине
Пенорожденной;
И смятенье в сердце плывет волнами,
Твое лоно млеет в истоме сладкой,
А свирель чуть слышно поет, смеется
Словно сквозь слезы.
x x x
Лидия, сядем рядом, будем следить за теченьем
Вод речных, постигая, как утекает жизнь,
Как недолго осталось, руки сплетая, сидеть нам.
(Соединим же руки.)
Скоро, большие младенцы, мы поймем, что бесследно,
Безвозвратно уходит жизнь и уносит радость,
В дальнее море стремясь к подножью всесильного Рока,
Что даже дальше, чем боги.
Разъединим же руки, чтоб после тоской не томиться.
Будем любить или нет - все равно мы пройдем,
Словно воды реки. Но лучше пройти свой путь,
Ни о чем не жалея.
Без любви и вражды, распаляющих душу,
Без страстей и страданий, возбуждающих голос.
Даже любя и страдая, река продолжала бы течь
В извечном стремленье к морю.
Лидия, мы ведь могли бы, если бы пожелали,
В ласках свиваться, сливать в лобзаньях уста,
но лучше
Любящим рядом сидеть, смотреть, как река бежит,
Слушать журчанье струй.
Лучше цветы срывать - ты приколи их на грудь;
Пусть аромат их тонкий слышен только мгновенье,
В это мгновенье мы, язычники простодушные,
Не верим в небытие.
Вспомни цветы, когда во тьму сойду я, - иначе
Память твоя обо мне будет саднящей и горькой,
Ибо мы рук не сплетали и не сливали уст,
Мы были подобны детям.
Если же раньше меня ты обол уплатишь Харону,
Память не муча, я вспомню их аромат и сразу
Берег увижу речной и тебя, язычницу грустную,
С букетом цветов на груди.
Даже знать, что опять цветы распустились
В бесконечных садовых аллеях, довольно,
Чтобы жизнь показалась нам
Светлой и легкой.
От любого усилья наши слабые руки
Сбережем и удержим, чтобы случайно
Не поддаться ему,
И жизнь проживем,
Отвергая избыток страданья и радости
И по каплям смакуя прохладу мгновений,
Что прозрачней воды
В узорчатой чаше,
Принимая от блеклой жизни лишь розы
Мимолетные, да улыбки неясные,
Да бегущих мгновений
Поспешные ласки.
Легок груз наших рук, ибо мы, непричастные
К сокровенному знанью, уносим с собою
Из того, чем мы были,
Лишь самое лучшее,
Чтоб потом, когда пряжу кончать будут Парки,
В белой немощной старости было что вспомнить
Перед скорою встречей
Со скорбной ладьею,
На которой нам плыть через темную реку
К девяти кругам безмолвного ужаса,
В ненасытное чрево
Владений Плутона.
Ничего в руках не держи,
Ничего не храни в душе,
И когда тебе в руки вложат
После смерти последний обол,
Растворятся твои ладони
И уронишь из них пустоту.
Где найдешь ты царский венец,
Чтобы Атропос не отняла?
Где лавровый венок, что не вянет
Перед Миносом, грозным судьей?
Что тебе быстротечное время,
Когда смутною тенью станешь?
Что там станет, когда сойдешь
В бесконечную вечную ночь?
Рви цветы, но на землю бросай,
Чуть натешишь ими свой взор.
От всего отрекись, кроме солнца.
Будь царем над самим собой.
Мудр поистине тот, кто доволен театром жизни,
Кто за чашей не вспоминает
Вино, что выпил он прежде,
Ведь каждый день ему нов
И жизнь для него свежа.
Свейте ему венок из роз и лоз виноградных,
Он знает, что жизнь уходит,
И - как цветы срезают
Ножницы Атропос в срок
Нить его перережут.
Знанье он топит в вине, и привкус оргиастический
Вина отбивает горечь
Вечного бега дней
Так же, как пенье вакханок
Стоны плакальщиц глушит.
Бражник блаженный, он пьет чашу свою, и доволен,
И ждет, когда выйдет срок,
Но только надеется втайне,
Что злой летейской воды
Испить придется не скоро.
Розы милы мне садов Адониса,
Розы милы мимолетные, Лидия,
Что расцветают с зарей
И до заката умрут.
Свет для них вечен, ведь розы родятся
После рождения солнца и вянут,
Прежде чем Феб завершит
По небу зримый свой бег.
Так обратим нашу жизнь в беззакатный
День и забудем, что вышел из мрака
И снова канет во мрак
Краткий миг бытия.
Только такую свободу даруют
Боги - по собственной воле
Произволению их покоряться.
Нам это только во благо:
Ведь в невозможности полной свободы
И существует свобода.
Боги от нас не отличны: над ними
Рок тяготеет извечный,
Хоть в безмятежной, бесстрастной гордыне
Мнится привычно бессмертным,
Что всемогущи они и свободны.
Как и они на Олимпе,
Мы не вольны в своей жизни. Так станем
Строить судьбу, как детишки
Строят дворцы из песка, и возможно,
Что благосклонные боги,
Вознаграждая послушливость нашу,
Нас уравняют с собою.
Я помню повесть давнюю, как некогда
Война сжигала Персию,
Как враг жестокий, взяв столицу приступом,
Средь павших стен бесчинствовал...
А в этот страшный час два шахматиста
Играли в шахматы.
Под сенью дерева они склонились
Над старою доской,
И под рукой стоял у каждого
Бокал с вином прохладным,
Чтобы игрок, фигуру передвинув,
Мог жажду утолить,
Пока противник долго размышляет,
Каким ответить ходом.
Горят дома, разрушены святыни,
Разграблены дворцы,
И солдатня средь бела дня бесчестит
Несчастных женщин, стон стоит
На стогнах городских, и в лужах крови
Лежат убитые младенцы...
А здесь, от города неподалеку,
Но далеко от шума битвы,
Над бесконечной партией сидели
Два шахматиста.
И хоть с порывом ветра долетал
К ним отзвук боя, беспокоя
Их души отраженною тревогой,
И хоть на улицах горящих
Враг, овладевший городом, бесчестил
Жен и невинных дев,
И хоть мгновенной скорбной тенью
Их лица омрачались
При беглой мысли о беде сограждан,
От шахматной доски
Они не отрывали ни на миг
Сосредоточенного взгляда.
Ведь если под угрозою король,
Что значат слезы матерей,
Что кровь на копья поднятых младенцев?
И если белая ладья
Ферзя прикрыть не может, что пред этим
Паденье города?
А в миг, когда противник, торжествуя,
С улыбкой объявляет шах,
Ужели душу омрачит, что рядом
В сраженье гибнут юноши?
И даже если на стене садовой
Появится внезапно
Свирепый воин и взмахнет мечом,
Чтоб нанести удар,
Невозмутимый шахматист бесстрастно
Над ходом будет думать,
И если смерть прервет его расчеты,
Он примет смерть спокойно,
Захваченный любимою игрой
Всех безразличных к жизни.
Пусть города горят и гибнут царства,
Пусть мирные народы
Лишаются свободы и богатств,
Влачат оковы рабства,
Но если вдруг война прервет игру,
Не будет шаха королю,
И проходная пешка ненароком
Побьет ладью.
О мои братья в мудром Эпикуре,
Но превзошедшие его
Уменьем жить в согласии с собой,
Нам эта повесть давняя
О двух бесстрастных игроках - урок
Тщеты всего земного.
Нас не волнуют сложные вопросы,
Не тяготят нисколько
Инстинкты, страсти, жажды - ведь они
Вмиг отступают перед
Спокойным бесполезным наслажденьем
От шахматной игры.
Известность, слава, мудрость, жизнь,
любовь
Вся суета, к которой
Так люди льнут, для нас равны в цене,
Но навсегда пребудет
В нас память об искусных шахматистах,
