Здесь на нашей тропинке.
Мы свой плен ощущаем,
Только вспомнив о плене,
Так забудем о нем
И решимся поверить
Нашей тайной свободе,
Ибо, хоть она мнима,
С ней мы равны богам.
Трепещет огонек
Ночной лампады,
Меняя облик дома.
Но боги порешили:
Для всех, кто верит в них,
Не дрогнет никогда
В лампаде жизни пламя,
Дабы не исказить
Текучий облик мира;
Для них нетленно-чистым,
Как драгоценный камень,
Извечно совершенный
В спокойствии бесстрастном,
Прекрасное пребудет.
Вы, что верите в Христа и Марию,
В роднике моем вы воду мутите,
Чтоб сказать: существуют
В мире воды и чище,
Что поят луга, где сладостней время,
И узнать хотите, сего ли мира
И насколько мне в радость
Мой родник и лужайка.
Мне реальность эта дана богами
Вся вовне меня и всегда мне явна.
Как же мнимость сумеет
Больше быть их даянья?
Так оставьте мне Реальность мгновенья
И богов моих безмятежно-близких,
Обитающих рядом,
А не в Небе пустынном.
Дайте мне пройти язычником путь мой,
Слушая на нем звучанье свирелей
Тростников над рекою,
Что-то шепчущих Пану,
И живите в вашем призрачном мире,
Но оставьте мне мой алтарь бессмертный
И общение зримое
С дружескими богами.
Нет на свете благ прекраснее жизни,
Дайте жить и тем, чья древнее вера
Вашего Иисуса
И Марии скорбящей.
Мне же утешенье дают Деметра,
Аполлон, Венера, Уран прадревний
И перуны, что мечет
Нам Зевес в предвещанье.
После нас кроны тех же деревьев
Будет ветер такой же привычно трепать,
И листва шелестеть
Так же будет, как нынче.
Суета и волненья - все тщетно.
В мире сущем не громче ведь отзвук от нас,
Чем от зыбкой листвы
Под порывами ветра.
Значит, нужно со вздохом покорным
Перед вечной Природой гордыню смирить,
Жить отпущенный срок,
Словно эти деревья.
И напрасно в величье играем:
В целом свете никто, кроме нас, не сочтет,
Что великие мы,
И служить нам не станет.
Если здесь на песчаном прибрежье
Море третьей волною стирает мой след,
Что же станется там
Там, где море есть Время?
Пускай у меня
Бессмертные боги
Отнимут суровым своим приговором
Все - славу, богатство, любовь,
Но пусть, отнимая,
Оставят лишь только
Возможность увидеть все сущее в мире
Живое и то, что мертво.
Любовь или слава
Не стоят вниманья:
Богатство бесплодно, а слава обманна,
Любовь - только зыбкая тень.
Зато постиженье,
Что пристально ловит
И зримые формы, и образы мира,
Надежно и прочно в себе.
Его побужденье
Весь свет наш бескрайний,
Любовь -o безмятежный покой
мирозданья,
Богатство - всеобщая жизнь,
А слава его
Высокая гордость,
Уверенность ясная, что обладаешь
Обличьем всего, что вокруг.
Все прочее смертно
И смерти страшится,
И лишь созерцанье бесцельное мира
Бесстрашно, бесстрастно всегда.
Собой оно полно
И жаждет так мало
Возможности гордой отчетливо
Пока не угаснет мой взор.
Сколь счастлив тот, кто здесь в сени деревьев
Сырой землей укрыт,
От солнца не страдает он, не мучит
Его в ночи луна.
И пусть несет в разодранном пространстве
Лохмотья туч Эол,
Пусть Посейдон взъяренный клочья пены
Швыряет в небеса,
Он безразличен, и пастух, пришедший
Под вечер отдохнуть
В дубраву, где зарыт когда-то слывший
Подобьем божества,
Не ведает, что ныне попирает
Того, кто мог бы стать,
Коль жизнь была бы вечной, воплощеньем
Нетленной красоты.
Ваша веселая дивная молодость,
Счастье, так полно в себя погруженное,
Взгляд ваш, каким вы на взгляд отвечаете,
Ваше незнанье себя
Делают вас поразительно схожею
С жизнью всеобщей, и тихо прощаешь вам
За безотчетную нежность к любимому,
Что забываете вы,
Как много юных на бреге безвременном
Крона, отца правосудья неправого,
Море смывает, оставив лишь в памяти
Шелест белесой волны.
О, сколько горестей смутною делают
Жизнь нашу краткую! О, сколько бедствий,
Жалких, нелепо-ничтожных,
Нам уготовано свыше!
Сколь счастлив бык, что пасется на пастбище,
Не сознавая себя, и уходит
В смерть, словно в стойло родное,
Или мудрец, погруженный
В тайны науки, вдали от нас строящий
Жизнь, нам чужую, как дым, что возносит
Руки, которые тают
В несуществующем небе.
Это лето уже оплакиваю
И во вспять опрокинутой памяти
По цветам, что утрачу вновь,
Слезы горькие лью.
Через двери годов, мной прожитых,
Проходя, представляю густую тьму
Бездны, гулом наполненной,
Где не будет цветов.
Розу утром сорвав случайную,
Не бросаю, пусть вянет со мной, пока
Не свершит поворота в ночь
Вместе с нами земля.
Лидия, отринем знанье, не способное
Сотворить цветы, что приносит Флора,
Иль свернуть колесницу
Аполлона с пути его.
И отринем созерцание, далекое
От всего, что близко для нас с тобою,
Оно смотрит, не видя
Мир глазами усталыми.
Но взгляни: Церера, вечно неизменная,
Поле золотистое полнит дрожью,
А потом флейта Пана
Ниву вновь успокаивает.
Посмотри на нимф и на прадревний танец их,
Что рожден в лазурной богов отчизне,
Вот они в хороводе
Нескончаемом кружатся.
Посмотри: дриады, как и древле, шепчутся,
Подражая шуму листвы зеленой,
Даже Пан замечтался
И свирель отложил свою.
Так и мы должны, богам своим подобные,
Мирной жизнью жить, находя в ней счастье,
Аполлон ли сияет
Или бледной Дианы диск.
Пусть Зевес грохочет в небе помрачившемся,
Пусть Нептун свирепо валы бросает
На песчаные пляжи,
На утесы скалистые,
Но пребудет жизнь извечно неизменною.
Мы не видим Парок, прядущих пряжу,
И про них забываем,
Словно нет их и не было,
И цветы срываем, внемлем пенью птичьему.
Жизнь идет, не зная про наши страхи,
Так не стоит и думать
О грядущем, нам ведомом,
О том дне, когда погаснет солнца свет в глазах
И уйдем в края, где Цереры нету
И где Пан не подманит
Флейтой нимфу пугливую.
Станем же хранить, в лукавстве сотоварищи,
Лишь часы блаженства, богам подобно,
И тогда, быть может,
Ощутим их спокойствие.
А потом пускай приходит старость дряхлая,
Если только боги ее даруют
И отнять не позволят
Кроносу беспощадному.
Но да будет храм, в котором будем, Лидия,
Для себя богами, хотя и знаем:
Богом ставший себе
Не нуждается в чтителях.
=== [ АЛВАРО ДЕ КАМПОС ] ===================================
КУРИЛЬЩИК ОПИУМА
Господину Марио де Са-Карнейро
Душа больна,- и пусть не столь жестоко
Хворать и выздоравливать в бреду,
Я погружаюсь в опий и бреду
Искать Восток к востоку от Востока.
Я много дней страдаю на борту
От боли головной и от горячки,
И сил, чтоб выносить мученья качки,
Должно быть, никогда не обрету.
Презрев устав космического круга,
По шрамам золотым свой путь продлив,
Я грежу, что в приливе есть отлив
И наслажденье - в ганглиях недуга...
Но механизм несчастия таков,
Что вал не совершает оборотов,
И я плыву меж смутных эшафотов
В саду, где все цветы - без черенков.
Вхожу, на произвол судьбы оставлен,
В сплетенный сердцем кружевной узор.
Мне чудится: в моей руке топор,
Которым был Предтеча обезглавлен.
Я, заточенный, сызнова плачу
За все, что прежде натворили предки.
Мои больные нервы - в тесной клетке,
Я в опий, словно в ямину, лечу.
На зов его, не говоря ни слова,
В прозрачные спускаюсь погреба,
И вот луна восходит, как Судьба,
И ночь алмазами искрится снова.
А наш корабль сегодня, как вчера,
Плетется по Суэцкому каналу,
И жизнь моя на нем течет помалу,
Тягучая, как камфара с утра.
Я зову дней растраченных не внемлю
И утомлен, меня берет тоска
Она во мне, как жесткая рука,
Что душит, но не даст упасть на землю.
Я в захолустье португальском жил
И познавал природу человечью.
Я с детства овладел английской речью
И упражняюсь в ней по мере сил.
Приятно было бы порой в "Меркюре"
Стихи свои увидеть иль рассказ
Мы все плывем, и я грущу подчас,
Что до сих пор не видел даже бури!
Тоскливо дни проходят на плаву,
Хотя порой со мной ведут беседы
Какие-то британцы, немцы, шведы
Я болен тем, что до сих пор живу.
И я смотрю уже как на причуду
На путь в Китай и прочие края:
Ведь есть один лишь способ бытия,
А мир и мал, и очень сер повсюду.
И только опий помогает мне
