Сие, как и всякое твердое убеждение, сбывается: ибо все народы чтут Книги Израиля и возносят Богу Израиля — куда же еще покоряться?»
Слушал я и дивился, ибо признал в этом свои собственные убежденья.
После трапезы просил я Исайю облагодетельствовать мир утраченными своими писаньями; он сказал, что ничто важное не утрачено. И то же самое сказал Иезекииль о своих.
И спросил я Исайю, что побудило его три года ходить нагим и босым.
Он ответил: «То же, что и нашего греческого сторонника Диогена».
И спросил я Иезекииля, отчего он ел навоз и лежал столь долго на правом и на левом боку. Он ответил: «От желанья пробудить людей к восприятию бесконечного; так поступают индейцы северо-американских племен — да и искренен ли, кто действует противу своего поэтического гения, сиречь совести, во имя сиюминутных покоя и удовольствия».
Как слыхал я в Аду, древнее пророчество, что по прошествии шести тысяч лет мир сей пожрется огнем, истинно.
Ибо Ангелу с мечом огненным уже велено оставить стражу у древа жизни; и как свершится сие, пожрется все творение и явится бесконечным и священным, как ныне развращено оно и конечно.
Придет же сие чрез очищение чувственных наслаждений.
Но сперва нужно избавиться от самой мысли, что есть человеку тело отдельно от души его; и сие сделаю я сам, печатая сатанинским способом с помощью кислот, кои в Аду целебны и благотворны, растворяя внешние покровы, обнажая потаенное бесконечное.
Если б расчищены были врата восприятия, всякое предстало бы человеку, как оно есть — бесконечным.
Ибо человек замуровал себя так, что видит все чрез узкие щели пещеры своей.
Достопамятное видение
Был я в Адской Печатне и видел способ, коим знания передаются из поколения в поколение.
В первой пещере Человек-Дракон удалял пустую породу от входа; внутри же несколько Драконов долбили стены.
Во второй пещере был Змей, обвившийся вкруг скалы, и прочие змеи украшали ее златом и серебром, и дорогими каменьями.
В третьей пещере был Орел с крыльями и перьями воздуха; внутренность пещеры заставлял он быть бесконечною. Вокруг же Люди-Орлы высекали чертоги в огромных утесах.
В четвертой пещере Львы Геенны Огненной метались кругом и плавили металлы в текучие жидкости.
В пятой пещере Безымянные твари отливали метaлличecкиe листы.
Затем листы попадали к Людям, занимавшим шестую пещеру, и превращались в книги, и расходились по библиотекам.
Гиганты, основавшие мир сей в его чувственном бытии и якобы ныне пребывающие в оковах, суть истинные причины жизни мира сего и суть источники всякого деянья; оковы же суть уловки слабых и покорных, коим достало силы противиться энергии. Согласно притче — слабый мужеством на хитрости горазд.
Так одна сторона бытия есть Животворенье, другая же Пожранье.
Пожирателю представляется, что творец якобы пребывал в оковах своих; но это не так — сей лишь принимает толику бытия за целое.
Ведь Животворенье не было б таковым без Пожирателя, который, как море, поглощает избыток наслаждений.
Скажут: «Не есть ли Господь единственно Живодавец?» Отвечу: «Господь лишь Творящий и Сущий в Человеках».
Эти две категории людей всегда присутствуют в мире сем, и всегда им должно враждовать: кто же пытается примирить их, ищет гибели сущего.
Религия и есть такая попытка.
Добавление: Иисус Христос не желал объединить их, но разделить, как в притче об агнцах и козлищах! Он говорит: «Не мир пришел Я принести, но меч».
Мессия, сиречь Сатана, или Искуситель, от веку почитался одною из первооснов, кои суть наши Энергии.
Достопамятное видение
Приступил ко мне Ангел и возопил: «О жалкий безумный отрок! О кощунник! О тварь смердяща! Одумайся! Геенну Огненную уготовляешь ты себе в Вечность, следуя стезею сей».
Я сказал: «Так не соизволишь ли ты показать мне вечный жребий мой, и вместе мы посмотрим; а там и увидим, твой жребий завиднее или мой».
И повел он меня в хлев, оттуда в церковь, потом сошли мы в склеп и там добрались до мельницы. Пройдя же через мельницу, оказались мы в пещере.
Вниз по извилистому подземелью нащупывали мы наш каменистый путь, пока не открылась под нами пустота, бескрайняя, как дольнее небо; уцепились мы за корни деревьев и повисли над бездной. И сказал я: «Давай предадим себя пустоте сей и посмотрим, есть ли и здесь Провидение. Если не хочешь, то я один». А он ответил: «Не пытай Господа, отрок, и отсюда увидим мы скоро жребий твой, как только расступится тьма».
И остался я с ним, повиснув на корявом корне дуба. А он уцепился за поганку, которая росла шляпкою в бездну.
Мало-помалу рассмотрели мы бесконечную Преисподнюю, клокочущую, как дым над пылающим городом; бесконечно далеко под нами было солнце, черное, но сияющее; вокруг него были натянуты пылающие канаты, по которым ползали огромные пауки в поисках добычи, которая летала или, скорее, плавала в бездне, в виде самых ужасных тварей, исчадий разврата; и воздух кишел ими, и, казалось, целиком состоит из них — то были Диаволы, именуемые Силами Небесными.
Тут я спросил спутника моего — каков же мой вечный жребий? Он ответил: «Меж черным и белым пауком».
И тут в туче меж черным и белым пауком ударила молния и прогрохотала бездною, заволакивая мраком все под нами; и дно пучины почернело, как море, и со страшным грохотом свернулось. Ничего внизу не было видно — лишь черный смерч, пока не увидали мы меж туч, клубящихся на Востоке, поток крови вперемешку с огнем; и в нескольких бросках камня от нас показалось и погрузилось снова чешуйчатое кольцо чудовищного змея. Наконец на расстоянии трех колен его к востоку показался над волнами огненный гребень. Медленно поднимался он, словно гряда скал, пока не увидали мы два кроваво-огненных ока, от которых расходились волны в клубах дыма; и стало ясно нам, что сие голова Левиафана. Лоб его был иссечен зелеными и пурпурными полосами, как лоб тигра. Вскоре мы увидели пасть его и красные жабры, показавшиеся прямо из клокочущей пены, изливавшие потоки крови в черную бездну и устремившиеся к нам со всей яростию Духовного Бытия.
Мой спутник Ангел поспешно вскарабкался обратно на мельницу; я остался один, и видение больше не возобновлялось; но оказался я сидящим на тихом берегу реки в лунном свете, внимающим арфисту, певшему под аккомпанемент арфы вот что: «Кто никогда суждений не меняет, подобен воде стоячей и плодит гадюк рассудка».
Но поднялся я и разыскал мельницу; там обнаружил я моего Ангела, который с удивлением осведомился как это я уцелел.
Я ответил: «Всем тем, что видели, обязаны мы твоей метафизике; ибо, когда ты сбежал, оказался я сидящим на берегу реки в лунном свете внимающим арфисту. Что же, посмотрели мы мой вечный жребий — не показать ли тебе твой?» Ангел только посмеялся моему предложению; тогда силою обхватил я его и полетел на запад сквозь тьму, пока не поднялись мы выше земной тени, затем я бросился вместе с ним прямо в кипящее солнце. Здесь облачился я в белое и, вложив в длань свою тома Сведенборга, покинул сияющую страну, и миновал все планеты, вплоть до Сатурна. Здесь передохнул я, а потом устремился в пустоту меж Сатурном и неподвижными звездами.
Я сказал: «Здесь твой вечный жребий, в этом самом месте, если можно назвать это местом». Вскоре мы увидели хлев и церковь, подвел я его к алтарю, раскрыл Библию, и — о чудо! — открылось глубокое подземелье, в которое сошел я, толкая Ангела впереди себя. Вскоре мы увидели семь кирпичных домов. В один из них мы вошли; там было множество мартышек, павианов и прочих обезьян, сидевших на цепи; они скалились и рвались друг к другу, но короткие цепи не пускали их. Несмотря на это, я заметил, что временами их становилось больше — тогда сильные хватали слабых и с оскаленными рожами сначала совокуплялись с ними, а затем пожирали их, отрывая сначала одну конечность, потом другую, пока тело не становилось беспомощным обрубком. Скалясь и целуя его с притворной нежностью, они пожирали и это; и кругом видел я обгладывающих с жадностью свои собственные хвосты. Так как стояло зловоние, невыносимое нам обоим, вернулись мы на мельницу; я же прихватил с собою скелет, оказавшийся, как выяснилось, аристотелевой «Аналитикой».
Ангел сказал: «Устыдись, ты всучил мне плоды своего воображения».
Я ответил: «Мы морочим друг друга, беседа же с тобой — не что иное, как потеря времени, ибо плоды трудов твоих — все та ж „Аналитика“».
Раздор — вот истинная дружба
Сплошь и рядом вижу я, что Ангелы из тщеславия говорят о себе как о Единственно Мудрых. Делают они это с самонадеянной наглостью, проистекающей от систематических мудрствований.
Так и Сведенборг похваляется, что его сочинения суть откровение; в то время как они суть пережевывание давно известных книг.
